— Не из-за чего, а из-за кого! — язвительно заметила Кукушкина. — Вон, полюбуйтесь, сидит принцесса… Елена Троянская, блин, — презрительно хмыкнула в адрес Макара Зойка.

«Догадывается, что ли?» — поморщился Макар, но вслух ничего не сказал. Всё-таки эта стерва сегодня спасла его Серёжу — за одно это ей можно всё простить. Да и Эл на ней помешан, так что ему Зойку гнобить — только Громову хуже делать. «Пусть болтает, что хочет — похуй», — решил в итоге для себя Макар и приготовился получить от Кукушкиной очередной ядовитый плевок в свой адрес.

— Зоя, будь добра, поясни, что ты имеешь ввиду, — насела на неё директриса.

— Майя Григорьевна, думаю, не стоит тащить сюда детские склоки, — вмешался Таратар. — Ну, глупые мальчишки, один одно сказал, другой — другое, и пошло-поехало…

— Нет уж, я скажу, — взвизгнула Зойка. — Твой Серёженька драгоценный на Смирнова с кулаками полез, потому что тот тебя, Гусь, при всех пидором назвал! Это из-за тебя драка началась, из-за тебя мне лицо попортили, из-за тебя Эл сейчас в психушке лежит! Ты мне, Гусев, всю жизнь дорогу переходишь, всё портишь и вечно сухим из воды вылезти умудряешься!

Зойка вскочила со стула и от злости топнула ногой. Макар даже отпрянул — от образа хрупкой слабой девочки, рафинированной отличницы и примерной комсомолки не осталось и следа — над ним с раздутым капюшоном возвышалась королевская кобра — ещё секунда, и он труп.

— Зоя, угомонить, здесь не место выяснять отношения, — попытался вразумить её Таратар. Но куда там!

— А Витя Смирнов, между прочим, сказал правду, да-да, — гневно сверкая глазами, припечатала Зойка. — Такой ты и есть, Гусев, во всех смыслах. И только попробуй теперь подойти к моему парню — убью.

И, не обращая внимания на окрики и замечания директрисы и классного руководителя, выбежала из кабинета вон. Даже дверь за собой не закрыла.

«Догадалась…» — с горечью отметил себе Макар и прикрыл глаза. На него вдруг навалилась дикая усталость, и ещё больше захотелось к Серёже.

========== 26. Половина сердца ==========

Серёжу на следующий день забрали домой родители, под расписку. Сотрясение у него лёгкое оказалось, а колено просто ушиблено. Если б не это обстоятельство, то Витьку с Вовкой точно бы не поздоровилось, Макар бы об этом позаботился. Но, поскольку с Серёжей всё вышло не так уж и плохо, а свою заслуженную кару они уже получили от Зойки, Гусев их решил не трогать. Тем более, что, как и Сыроежкин, эта парочка идиотов вместе со своей дамой сердца отлёживалась дома. Таратар, как и обещал, вызвал для профилактической беседы родителей всех участников драки, но что уж он им там наговорил, то для Макара осталось загадкой. Вроде как действительно всё решили полюбовно, и никто ни к кому претензий по итогам переговоров не имел. Единственное, Серёжа сказал, что папка его после всего презентовал Кукушкиной огромную коробку каких-то заграничных конфет — благодарность за спасение сына, так сказать.

— Только Зойка не обрадовалась, — закончил свой рассказ о разборе полётов у классного руководителя Серёжа, когда Макар как обычно зашёл к нему после уроков. — Папа сказал, она вся какая-то грустная ходит. Чё, правда, Гусь? Всех поколотила и грустит теперь?

— Ну, это она дома, наверное, грустная, — пожал плечами Макар. — В школе-то Колбаса вообще отбитая на всю башку ходит — шипит чуть что, оХрызается. Люди к ней и подойти боятся — в горло ещё вцепится, или ручкой заколет, — он хмыкнул и хитро посмотрел на Серёжу.

— Да ты чё?! — заржал Сыроежкин. — Пизде-ец! А прикинь, Гусик, она ж мне скоро как сестра будет! Ой, бля-а!

— Точно! — усмехнулся Макар и с ногами залез на Серёгину постель. — Эл же, небось, как восемнадцать стукнет, её в ЗАГС потащит.

— Ой, да-а!.. Дитёв наделают. И будем мы жить одной большой семьёй… Я ж сдохну от такого счастья, — Серёжа закинул на Макара перевязанную ногу, а сам плюхнулся на подушки, мечтательно уставившись в потолок. — А ты, Гусик, тоже ей не чужой, — неожиданно изрёк он после небольшой паузы.

— С какого перепоя? — не понял Макар.

— Ну, с такого. Вот смотри — мы же с Элом братья, так?

— Так.

— Зойка — его жена будет, а ты — моя… мой… муж. Значит, она тебе сноха получается, а ты ей… тоже. Сноха. Снох. Бля, не знаю, зять, наверное, всё-таки. Ну, не официально, конечно.

— Ты лежи, Серёжа, — погладил его по голове Макар. — Не напряХайся, тебе вредно пока. Вон, уже бредить начинаешь. А Зойка, да будь я ей хоть трижды родственник, мне при первой же возможности крысиную отраву в суп подсыплет. Прямо на семейном обеде.

— С чего это? — напрягся Серёжа. — Вы ж вроде как с Колбасой, ну это… нормально были.

— Да по ходу доХадалась она. Про нас с Элом.

— Бля-ать! — схватился за голову Сыроежкин. — Чё ж делать-то? Она ж разболтает всем! Слушай, а ты же с Элом — всё уже, разве нет? — вдруг встрепенулся Серёжа: уж очень нехорошие подозрения пришли ему на ум.

— Ну конечно всё, Серёжа, — поспешил успокоить его Макар. — Мы с ним и не друзья уже, сам знаешь. А болтать Зойка вряд ли станет — не в её интересах.

— Тогда чего она так?

— Ну… — Макар тяжело вздохнул и нахмурился.

Лишний раз напоминать себе, что все основания ненавидеть его у Кукушкиной действительно есть, было неприятно. Но закрывать глаза на правду и прятать, как страус, голову в песок тоже не хотелось — глупо это как-то, не по-взрослому.

— Элек в своё время сам меня послал куда подальше, — сказал Макар и отвёл глаза. — А потом его переклинило очередной раз, и он, значит, того… на попятную пошёл. Особенно, когда понял, что мы с тобой… ну, вот-вот вместе будем. Ревновал… Да и вообще, он же давно про меня всё узнал, самый первый, можно сказать, и…

— Клинья к тебе подбивал?! — заранее возмутился Сыроежкин.

— Не, — Макар отрицательно покачал головой — наговаривать на Эла не хотелось. — Он просто за тебя боялся сильно. Не хотел, чтобы я любимого братика «в противоестественную связь» втягивал. А клинья к нему я сам подбивать начал… Ай!

У Макара даже слёзы на глазах выступили — услышав последнюю фразу, весь из себя больной Сыроежкин в два счёта напрыгнул на него, ухватил за волосы, запрокинул назад голову, и с такой силой потянул вниз, что у Макара дух перехватило.

— Ну, Гусь!.. — прошептал Серёжа, — Вот этого я от тебя не ожидал. Шлюха ты и есть шлюха, даже братом моим не побрезговал… Только я — не Эл, Гусик, имей ввиду — блядство твоё терпеть не буду, так и знай!

— Да это ж в прошлом уже, ну чего ты?.. — потирая пострадавшую макушку, сказал Макар, когда его наконец отпустили.

Серёжа лежал на диване, скрестив на груди руки, и, насупившись, сверлил его глазами.

— Ты пойми, СерёХа, — попытался объясниться Гусев. — Я ж тоХда только издали по тебе вздыхать моХ, а тут Эл со своим шантажом… Ну, меня это задевало сильно, и я к нему изредка подкатывал. Мол, раз ты мне с СыроеХой быть не даёшь, давай тоХда сам вместо него… Ну, как бы в шутку… и позлить его малость. ОтыХраться…

— И он в итоге повёлся, — горько усмехнулся Сыроежкин. — Чё! Я б тоже не устоял, если бы ты ко мне так…

— Серёж, я от него отстал потом — жалко стало, — со вздохом продолжил Макар. Его опять накрыло чувством вины, а все мысли снова занял несчастный Серёжин близнец. — Он же, когда к нему парень лезть начинал, совсем дурной делался. Ну, ты и сам знаешь, наверное. Я потом сообразил — по тому бреду, что он нёс, и по тому, как он вёл себя, что с ним что-то нехорошее произошло. Совсем плохое. Ну, когда он беХал-то от нас и от профессора своего. Помнишь, да? Ну вот. Изнасиловали его тоХда… или пытались. А у него ж и так-то с Холовой не очень было, а уж после такого! В общем, перестал я к нему лезть, Серёжа.