Эл боялся, что Макар не пойдёт с ним ночью в душевую. Обидится, не захочет, предпочтёт Дениса, что угодно. И ничего Эл сделать с этим не сможет — его шантаж — просто блеф, постыдные фотографии так и останутся лежать у него дома, и никто кроме самого Эла их не увидит.

Естественно, ни о каком сне не могло быть и речи. Как только товарищи перестали ворочаться и крепко заснули, Эл встал, подошёл к койке Макара и сел на краешек. Сидел так и смотрел на него, не мог оторваться. И не потому что так уж прекрасен был его спящий неверный любовник. Просто, только глядя на его лицо, Элек чувствовал себя более менее спокойно. Иначе хотелось рвать и метать. Или что-нибудь с собой сделать.

Сколько так прошло времени Элек не знал, но когда Макар вдруг ни с того ни с сего открыл глаза, понял: сегодня он с ним пойдёт. То, что происходило тогда в душевой, и сейчас казалось Громову чуть ли не чудом. Он не знал как начать разговор, какие слова выбрать, вообще не представлял что делать дальше. Ему просто было очень плохо. Все эти упрёки в адрес Гусева звучали глупо — ни с какими его чувствами Макар считаться обязан не был, их связь держалась на угрозах и насилии. Ни о какой добровольности с стороны Гусева не могло быть и речи. И всё же Макар не оттолкнул его, не воспользовался им, когда Эл, почти ничего не соображая от отчаяния, пытался сначала ему отсосать, а потом предлагал себя трахнуть.

— Прекрати сейчас же! — Макар больно шлёпнул Элека по рукам, а потом крепко обнял и усадил рядом.

— Почему ты не хочешь меня? — глотая слёзы, спросил Эл. — Я так тебе противен?

— Я хочу тебя, Эл, очень! — сказал Макар, целуя его макушку. — Но тебе нельзя так. Плохо станет. Такое уже было, ты не помнишь, а я помню, Эл. Нельзя тебе снизу, точно тебе Ховорю! А ну как переклинит, кто тебе здесь поможет?

— Почему? Я действительно не помню, — всхлипывал Элек.

— С тобой случилось что-то, когда ты убегал, — Макар гладил его по спине, по голове, ерошил волосы, целовал лицо. — Плохо тебе сделали. Очень.

— Меня… изнасиловали? — ужаснулся Элек.

— Не знаю. Может, просто не успели. Но то, что ты Ховорил и делал, когда был не в себе… Даже я испуХался, короче. Поэтому — нет. Не сейчас, не когда ты в таком состоянии.

Эл дёрнулся, услышав это, ещё теснее прижался к Макару, ткнулся губами ему в шею и сказал вслух то, что никогда не произносил даже мысленно:

— Я люблю тебя, Макар!.. Я люблю тебя… Люблю! Прости меня за всё, пожалуйста… Не могу я без тебя!..

Макар отстранился, обхватил ладонями его голову и замер, внимательно вглядываясь Элеку в лицо.

— Эл…

Эл молчал. Ничего больше сказать он не мог — от волнения шумело в ушах и крутило солнечное сплетение, как будто ему легко дали под дых. О своём признании он уже жалел. Зачем сказал это? Чтобы очередной раз услышать про большую любовь Гуся к его брату? Он и так прекрасно об этом знает…

— Прости… — сказал Элек одними губами.

— Эл… — опять опять произнёс Макар. Шёпотом и, как показалось Элу, с жалостью.

Эл закрыл глаза. Голова кружилась всё сильнее, тело сделалось ватным, он даже не сразу понял, что его целуют. Эл отвечал автоматически, по щекам текли слёзы, тело била мелкая дрожь, мыслей не было. И вдруг почувствовал тепло — его снова обнимали и гладили.

— И я… люблю тебя, Эл. Очень, — хрипло сказал Макар куда-то ему в макушку.

У Эла началась самая настоящая истерика — он смеялся и плакал одновременно и не мог остановиться. Лишь непривычно яркий оргазм привёл его в чувства. Макар сидел теперь на полу между его ног, легко поглаживая Элека по бёдрам, и выжидательно на него смотрел.

— Пойдём? — спросил он на конец. — Не выспимся совсем. Завтра нормативы по ОФП сдавать.

Элек с сожалением вытащил пальцы из волос своего друга, аккуратно провёл по его щеке, потом наклонился и нежно поцеловал в губы.

— Мне очень больно видеть тебя с другими. Пожалуйста, сделай так, чтоб я не знал…

Естественно, Эл хотел, чтобы любимый был только с ним и ни с кем больше. Но требовать от Гусева верности, на которую по идее имеет полное право всякий участник любовных отношений, не смел. И не потому, что не мог гарантировать того же со своей стороны. Эл просто боялся, что однажды таким образом поставит Макара перед выбором, и выбор этот будет сделан не в его пользу.

О том, что выбирать придётся ему самому, и гораздо раньше, чем он мог ожидать, Громов тогда не задумывался.

Выражение «как серпом по яйцам» только выглядит забавным стёбом. На самом деле испытать на себе то, что оно действительно означает, больно до такой степени, будто тебя и вправду ударили в пах. Одновременно всадив в сердце нож. Всё это в полной мере прочувствовал Громов, когда решился сообщить любимому, что они больше не могут быть вместе, как раньше. Отсутствие секса между ними для Эла вовсе не означало отсутствие любви, нежности, привязанности и дружбы. Но то, что он услышал в ответ, повергло его в шок.

— Я наврал тебе. Из жалости. Сказал то, что ты хотел от меня услышать. На самом деле я не люблю тебя, Эл. Никогда не любил. Я люблю только твоего брата, — Макар провернул нож в его сердце и всадил в печень ещё один. Яйца уже валялись где-то на обочине.

Самая настоящая физическая боль пронзила его тело, мир перед глазами пошатнулся, Эл фактически умер. Гусеву же смотреть на изуродованный им труп было неинтересно — он просто повернулся спиной к Элу и пошёл прочь.

— Стой! Фотографии! Помни — они у меня! Держись подальше от моего брата! — последняя попытка угасающего сознания защититься от пожирающей его боли — ударить в ответ. Бесполезно. На его крик даже не обернулись. Мир окончательно рухнул.

— Зой… Зоечка… — Эл аккуратно потормошил Зою за плечо, поцеловал в губы, погладил по голове.

— А! Что? Твои пришли? — Кукушкина как по команде села на постели, проморгалась и на всякий случай натянула одеяло до подбородка. — Что случилось, Эл?

— Ничего, прости, что разбудил, я… — Эл тяжело сглотнул, облизал пересохшие губы, с силой выдохнул и спросил, с надеждой глядя на свою девушку: — Зой, ты не бросишь меня?

— Чего-о? — удивилась Зоя. — Не брошу я тебя, — и обняла Элека. — Чего это на тебя нашло? Я вообще-то люблю тебя, если ты помнишь.

— Правда? — Эл прижал к себе девушку и улыбнулся. — Ты всегда будешь со мной? Скажи, даже если это неправда, и ты сама этого не знаешь, — улыбка исчезла с его лица так же внезапно, как появилась. — Просто скажи это… Чтобы ни случилось… Мне надо это услышать…

К горлу вновь подступили слёзы, и, чтобы не расплакаться, Элек зажмурился изо всех сил. Перед глазами опять встало лицо теперь уже чужого, жестокого, но всё ещё бесконечно любимого человека. Человека, который его убил.

========== 21. Охотник и его добыча ==========

Сентябрь начался для Серёжи совсем не так, как он ожидал, заставив беднягу Сыроежкина немало попсиховать — ещё бы, все планы по соблазнению Гуся летели коту под хвост! И из-за кого? Из-за Серёжиной же девушки… Прямо на торжественной линейке первого сентября, Семён Николаевич Таратар представил своему классу новую ученицу — Майю Светлову. Серёжа, когда её увидел, едва дара речи не лишился. Майке, конечно, сказал, что это он от радости побледнел, и рожу ему от счастья перекосило — не ожидал такого сюрприза. Светлова никакого подвоха в его словах не заподозрила, довольно чмокнула Серёжу в щёку и приветливо заулыбалась своим новым одноклассникам. Которые почему-то не сильно ей обрадовались. А если говорить совсем уж откровенно, кроме Элека и Королькова со Смирновым, никто больше от Майкиного появления в классе в восторг не пришёл. Девицы кривились на потенциальную конкурентку, Зойка ревновала, теперь уже не Сыроежкина, к которому успела поостыть, а своего парня — Громов по-дружески симпатизировал девушке брата и не скрывал этого. Другие ребята завидовали Сергею, и то, что он будет на глазах у всего класса миловаться со своей девкой, у них заранее вызывало раздражение. Гусев и вовсе с каменным лицом кивнул Светловой и в дальнейшем предпочёл не замечать её существования. Зато Вова с Витей с лихвой компенсировали Майке не очень теплый приём — с того дня как начали ходить за ней, словно два пажа за королевой, так больше этой традиции и не изменяли.