Весь обличительный пыл его внезапно иссяк. Жаловаться и выставлять себя в роли жертвы было унизительно, да и Громов сейчас совсем не походил на циничного шантажиста и манипулятора. Стоял посреди медкабинета сжав кулаки, метал гневные взгляды на Макара и Дениса Евгеньевича и… изо всех сил сдерживал злые слёзы: поступок Макара задел его за живое…

— Значит так, — воспользовавшись замешательством Гусева, сказал Элек и шмыгнул носом. — Раз уж мы здесь все свои, я хочу расставить точки над i. Макар — мой парень, Денис Евгеньевич. И я не позволю ему опять шляться чёрт знает с кем! Можете думать обо мне что хотите, что я шантажирую его, угрожаю… Мне плевать, ясно?!

Громов подошёл к столу, взял брошенную там Макаром футболку, швырнул её Гусеву в лицо и вышел из медкабинета, уже в дверях отчеканив не терпящим возражений тоном:

— Чтоб через пять минут был в своей койке! Время пошло.

— Да-а… — Денис посмотрел на Гусева, словно соляной столб замершего с майкой в руке, а потом шумно выдохнул и тихо рассмеялся. — Не знаю, что у вас там за отношения, Макар, но ты явно попал! И знаешь, наверное, это не так плохо: Громов — он же как Сыроежкин!.. Ты должен быть рад.

— Ну ты загнул, Денис! Эл — вообще не как Серёга! — очнулся Гусев. — Он чокнутый. Я его вообще не понимаю!

— Знаешь, — сказал доктор уже серьёзно. — Зато он в тебе нуждается. В отличие от твоего Серёжи. Цени, что имеешь, пока у тебя это есть, Макар. Всё может измениться в один момент… — вздохнул Денис Евгеньевич. — И поверь, потом бывает очень обидно, когда понимаешь, что сам по глупости или из трусости оттолкнул от себя дорогого человека.

— А ты, Денис… ты жалеешь, что женился? Что бросил меня? — прямо спросил Макар.

Доктор кивнул, но мысль свою развивать не стал. Сказал лишь:

— Иди уже — отбой через две минуты. И это… Заканчивайте свои ночные бдения, серьёзно. На «личную жизнь» и пятнадцати минут хватит.

Макар совершенно искренне полагал, что после сегодняшней сцены в медицинском кабинете, Эл на него обидится и будет игнорировать хотя бы пару дней. А поскольку извиняться перед Громовым Гусь даже и не думал, то ближайшие пару-тройку ночей планировал провести, тихо сопя в подушку. И такая перспектива его полностью устраивала. Но этой же ночью, ровно в час тридцать (как он потом убедился) Макар сам, без всякого вмешательства со стороны, открыл глаза. Видать уже рефлекс выработался. Рядом сидел Элек и молча на него смотрел. Потом встал, подошёл к двери и кивком позвал за собой.

Можно было, конечно, плюнуть на Громова с его этими намёками — ну не будет же он из-за одного раза светить фотографиями и добровольно упускать такой рычаг воздействия на него, но Макару было немного совестно. Всё-таки он нарушил своё обещание.

— Макар, скажи, тебе совсем на меня плевать?

Когда они пришли на место, Эл не стал как обычно набрасываться на него. Сел на лавку в предбаннике, опустил голову и задал этот свой вопрос.

— Эл, ну чего ты? — нерешительно сказал Гусев. Громов второй раз за день умудрился поставить его в тупик, сделав то, что Гусев от него меньше всего ждал.

— Я говорю, тебе совсем наплевать на меня? — повторил Элек и с упрёком посмотрел на Макара. — Я ведь просил… Ни с кем больше… Скажи, разве это так сложно?

— Эл, я не собирался… — растерялся от такого жалобного наезда Макар. — Денис сам меня туда притащил…

— Я знаю, ребята сказали, — перебил его Элек. — Но неужели тебе всё равно с кем?

— Нет, не всё равно, конечно! — занервничал Гусев: лучше бы Эл его просто отымел сейчас, чем устраивать сцены с выяснением отношений.

— Тогда почему? Ты ведь не любишь Дениса. Я не удовлетворяю тебя? — продолжал свой допрос Элек. — Может, ты хочешь быть сверху, а я не даю? Да? Я видел, ты там его чуть не трахнул!

— Нет! Эл! Ты что?! — вскрикнул ошарашенный Макар и бросился поднимать Элека с пола — у Громова слова редко расходились с делом, вот и сейчас он, едва предположив возможную причину почти что случившейся неверности «своего парня», тут же бухнулся на колени и потянулся губами к его члену.

— Почему? Почему нет? — со слезами в голосе спросил Эл. — Тогда трахни! Давай, я согласен!

— Прекрати сейчас же! — со всей силы шлёпнул Громову по рукам Гусев, когда тот начал снимать с себя трусы.

Кое-как усадил его на место, крепко обнял и к своему ужасу обнаружил, что Эл и не думает прекращать истерить — он плачет…

***

Мало секса ночью вовсе не гарантирует спокойный сон. Эл худо-бедно в итоге успокоился и теперь спал на соседней койке, а вот Макар до утра так и не смог сомкнуть глаз — ворочался и вспоминал их разговор в душевой. Пытался анализировать, правильно ли он поступил на этот раз? Не принесут ли его слова никому вреда? Такие сложные вопросы, а правильного ответа на них он не знал, да и подсказать некому. Да что там! Гусев сам не мог даже понять, соврал он или сказал Элеку правду. Голова от всего этого шла кругом…

Отношение Элека к Макару после той ночи изменилось в корне. Теперь он обращался со своим другом бережно, разговаривал ласково, всякий раз счастливо улыбался, когда Гусев проявлял к нему внимание, а их ночные свидания, которые, понятное дело, не прекратились, стали значительно короче. Зато теперь эти встречи с полным основанием можно было красиво называть занятиями любовью.

Весь остаток смены в спортивном лагере стал для Макара одной сплошной идиллией — эффективные тренировки, хорошее питание, полноценный отдых, регулярная и, что немаловажно, необременительная половая жизнь с человеком, которого он мог с полным правом назвать своим парнем. Парнем, как две капли воды похожим на его Серёжу. Не жизнь, короче, а сладкий сахарный сироп. В котором Гусь увяз так, что и крыльями не взмахнуть. Собственно, в том, стоит ли чего-то менять, Макар тоже уверен не был, решил последовать совету Дениса и беречь то, что у него уже есть, то есть отношения с Элеком. Единственное, что здорово смущало Гусева в сложившейся ситуации, так это то, что в реальность её существования он так и не смог до конца поверить. Слишком уж всё хорошо складывалось, чтобы быть правдой.

Закончилась эта сказка в самом конце сентября. Макар стоял перед доской почёта под названием «Спортивная гордость нашей школы» и с грустью смотрел на пустое место, где ещё утром висела его фотография. Еле дождавшись окончания уроков, Гусев спустился к спортивному залу, где и располагалась эта самая доска, с одной единственной целью — получше рассмотреть собственное фото. И тут такая неприятность — фотографии не было.

Надо сказать, Макару было не просто лестно оказаться в числе школьных знаменитостей, взиравших на остальных учеников с доски почёта (в конце концов, будучи не самым последним игроком в Интеграле и выступая в основном составе, вниманием болельщиков, товарищей по команде и даже соперников, Гусев обделён не был) — ему до жути нравилась пропавшая фотография.

Дело в том, что их физрук, Ростислав Валерианович, подошёл к оформлению вверенного ему стенда творчески и очень ответственно. Каждого ученика, чьими спортивными достижениями школа должна была гордиться ещё долгие годы, Ростик водил делать портрет к своему дальнему родственнику, фотографу Мосфильма, дома у которого была оборудована профессиональная студия. И дядька этот за Ростиков личный счёт делал из юных спортсменов самых настоящих кинозвёзд. Фотограф был и вправду талантлив — умудрялся поймать у своих моделей то выражение лица и позу, которые точно отражали их характер и темперамент, раскрывали суть человека. Не говоря уж о том, что все ребята на этих цветных портретах получались такими красавцами и красавицами, что хоть сейчас на съёмочную площадку выпускай.