— Чего-о? — вытаращив глаза, уставился на брата Сыроежкин. — Ты так спокойно говоришь об этом… ну, о том, что мог бы с парнем… А ты бы мог?

Реакция Эла Серёжу несколько ободрила — тот, хотя и призывал его уделять больше внимания своей девушке, говорил о возможности трахнуть парня как-то совсем уж обыденно, без осуждения. И за это Серёжа брату был очень благодарен. Он не стал для близнеца извращенцем и больным человеком, Элек и намёком не упрекнул его за чувства к другу. И означало это только одно — Серёжина любовь не плоха сама по себе. Как и он сам.

— Смог бы? С парнем? — повторил свой вопрос Серёжа: уж очень ему хотелось удостовериться, что он понял всё правильно и Элу он сам и его наклонности не противны.

Эл молчал. Опустил голову и, прикусив губу, сосредоточенно рассматривал одеяло на своей кровати, на которой они оба сидели. Эта пауза нервировала Серёжу — слишком хорошо он знал, насколько брат не любит врать даже в мелочах. Значит, ответ на такой простой вопрос ему неприятен, и озвучивать его он не хочет. Только вот почему? Боится задеть его чувства или…

— Знаешь, — поднял голову Элек и посмотрел Серёже в глаза. — Что касается меня, то я смог бы.

— Что?.. — Серёже показалось, что он ослышался.

— Смог бы, — уверенно подтвердил Эл. — Но при одном условии.

— При каком?.. — одними губами спросил пораженный Серёжа.

— Если бы я его любил.

Отъезда брата и, следовательно, Макара в спортивный лагерь Серёжа ждал с особым волнением. Теперь, когда он осознал свои чувства, каждое слово, каждый жест друга в свой адрес воспринимались им особенно остро. Но вот настала пора прощаться, а Серёжа так и не мог понять — рад ли Макар его видеть, будет ли скучать по нему? Почему вообще Гусь такой хмурый и непривычно молчаливый? И где, кстати, его девушка, которая — «личная жизнь»? Может, это он из-за её отсутствия скучает, они поругались? «Хоть бы и не помирились никогда!» — в сердцах пожелал Серёжа, глядя вслед отъезжающему автобусу. Потом вспомнил, как крепко его обнял на прощание Макар, и немного воспрянул духом. А в голову закралась шальная мысль: «Что если потом, когда Гусь вернётся, попытать счастья и подкатить к нему, ну, в том самом смысле? Вдруг Макар такой же как Эл, и мог бы… Чисто теоретически?..»

***

Макар давно подозревал, что неспроста Громов в своих бреднях воображал себя роботом. Этот чурбан железный, как проклятый, вкалывал на тренировках, а ночами, словно заведённый, трахал его в душевой. И просыпался за полчаса до подъёма. Ну не робот ли?

Сам Гусев в эту смену в спортивном лагере думал только об одном — по максимуму выкладываться на тренировках, больше — ни о чём. Поэтому, как только выдавалась свободная минута, падал на свою койку и мгновенно вырубался. Это был единственный способ восстановить силы и не заработать себе нервное и физическое истощение. Потому что каждую ночь, примерно пол-второго, когда товарищи крепко спали, Эл будил его и вёл в душевую, находящуюся в дальнем конце коридора. И пялил там почти до потери пульса. Его, Макара, естественно, пульса. Сам-то Громов как был бодрячком до, так и оставался им после «свидания». Гусев от такой выносливости своего любовника, куда более хрупкого на вид, чем он сам, мог только тихо охреневать.

— Эл, ты вообще человек или секс-машина? — зевая и хватаясь за поясницу, спросил его как-то Макар, когда они в четвертом часу ночи тащились по коридору к своей комнате. Точнее, тащился только Макар, Эл шёл себе спокойно, будто это не он посреди ночи больше часа изображал из себя отбойный молоток.

— Человек, конечно, — серьёзно сказал Элек. — Просто у меня эмоциональный подъём сейчас, вот и сил много.

— И с чего же ты такой радостный ходишь? — поинтересовался Гусев, давя в себе слабые уколы зависти. — Моя жопа тебя что ль так осчастливила?

— Она тоже, — не стал отпираться Элек. — А ещё я недавно письмо от Зои получил! Она написала, что скучает!..

При упоминании имени Кукушкиной Громов расплылся в такой широкой и по-настоящему счастливой улыбке, что Макару сразу вспомнился Крошка Енот с лыбой в пол-экрана, и показалось, что тёмный коридор, по которому они шли, стал чуточку светлей.

— Ну даёшь! — беззлобно фыркнул Гусев. — Ебёшь меня и представляешь свою Зойку что ли?

— Нет, что ты?! — Элек даже остановился на полпути и, пользуясь тем, что никто их не видит, обнял Макара за талию. — Макар, не думай так, пожалуйста, — сказал он озабоченно. — Во время близости с тобой я, если и думаю, то только о тебе.

Гусев, услышав это, чуть воздухом не подавился — это ж надо сказать такое: «во время близости!» Ещё бы «интимной» добавил! Значит, когда тебя за волосы хватают и руки заламывают, что ты и рыпнуться не можешь, хотя вроде и так никуда бежать не собирался, и при этом со всей дури долбят до звёздочек перед глазами, это называется «близость»!.. Зато какая честь, оказывается, Эл, пока его дерёт, думает только о нём! Прослезиться от умиления можно…

— Знаешь, Эл, — похлопал Громова по плечу Макар и опять зевнул. — Я не против, если ты в следующий раз станешь Зойку представлять. Может, у меня хоть жопа меньше болеть будет.

Эл на это ничего не сказал, только покачал головой и легко поцеловал Макара в губы. Потом взял за руку и быстрее потянул за собой к комнате — до подъёма оставалось не так много времени.

Вечерняя тренировка вымотала Гусева окончательно — даже есть от усталости не хотелось. Так что, ковыляя после ужина, который весь свёлся у него к чашке чая с куском хлеба, к своей кровати, Макар даже подумал: а не послать ли Громова с его ночными секс-марафонами куда подальше? Регулярная половая жизнь — это здорово, конечно, но не в таких же количествах и не в такое же время! Потом, правда, вспомнил про фотокарточки, спрятанные на самом дне чемодана, которые не пойми по какой причине он всё ещё не порвал на мелкие кусочки и не спустил в сортир, где им самое место, вздохнул с тоской о своём «романе» с Денисом Евгеньевичем (вот с ним сил на всё хватало!) и ускорил шаг: надо успеть хоть немного отоспаться до того, как его этот озабоченный шантажист опять на полночи в душ потащит.

Одна беда, относительно Макара у судьбы на сегодня были другие планы.Только он закрыл глаза, порадовался про себя, что ещё часа три-четыре как минимум никому нужен не будет, как его, начавшего проваливаться в сладкое, тягучее марево сна, безжалостно выдернул оттуда настойчивый голос:

— Гусев, ты хорошо себя чувствуешь? Гусев, ты меня слышишь?

Макара тормошили за плечо, бубнили в ухо какую-то хрень, в общем всячески мешали жить. Так что неудивительно, что на поставленный вопрос он ответил однозначное: «Нет! Мне плохо!»

— Вставай, Макар, пойдём ко мне в кабинет, — не дожидаясь каких-либо активных действий со стороны пациента, спортивный врач Интеграла стал сам поднимать Гусева с постели.

— Вот какого хера, Денис! Евгеньич, — широко зевнул Гусев, растёкшись амёбой по стулу в медицинском кабинете. — Зачем ты меня сюда притащил? Поспать не дал спокойно…

Макар покосился на стоящую у стены кушетку — там даже сложенное шерстяное одеяло имелось! Но его слабые попытки перебазироваться на неё были тут же пресечены доктором:

— Даже не думай сейчас туда плюхнуться. Вставай и снимай футболку, — Денис Евгеньевич подошёл вплотную к Гусеву. — Или тебе помочь?