«Благословен Ты, что не сделал меня женщиной» – это для того, чтобы мужчина знал, понимал и ценил, как тяжела жизнь женщины. Мужчина затем произносит это благословение и благодарит за то, что родился мужчиной, чтобы не забывал помогать женщине, поддерживать и быть рядом.

С первых дней человечества и до наших дней, несмотря на развитие науки и знаний почти во всем мире, сохранились места, где положение женщины не изменилось и даже ухудшилось. Царь Соломон когда-то сказал: «Сильную женщину найти непросто». А все потому, что есть те, кого устраивает такое положение дел, даже если Господь хотел совсем другого. И, может, поэтому мы изгнаны из рая и потеряли его навсегда.

Так что, мужчины, ешьте свежие яблоки с радостью и без страха – в кожуре и без кожуры, в пирожках и шарлотке. Ведь когда они подаются с теплыми чувствами на подносе любви – что может быть приятнее?

Просидите на облаке хоть миллион лет, пристально всматриваясь в происходящее внизу, вы не найдете ни одной акулы или льва, что едят или ели яблоки с Дерева познания. Но все же и они изгнаны из рая. И они тоже умирают в свой срок, а не живут вечно.

А я скромно добавлю от себя, что вопрос положения женщин чрезвычайно важен. Но намного важнее – ее счастье. Ведь даже там, где женщина считается равной мужчине, существует неравенство. В нагрузке, в обязанностях и задачах. Да еще и «детей рожает в муках». Так где же счастье и потерянный рай?

Я хотел бы видеть больше счастливых женщин.

И, возможно, если мы перестанем бояться есть яблоки с Древа познания, мыслить шире и приобретать новые знания, мы обнаружим, что Рай находится прямо здесь. И, возможно, поймем, что счастье женщины не менее важно, чем ее положение.

Воскресенье, 18 февраля, 7 утра. Уже 20 часов я ничего не ел.

Со вчерашнего вечера во рту ни крошки. Я в больнице, в лаборатории сна.

Специалист в белом халате усадил меня на стул и прикрепил к голове, телу и ногам множество проводов. Провода ведут к датчикам и приборам, регистрирующим разные показатели: дыхание, шумы, уровень сонливости и количество кислорода в крови. И все это подключено к массивному аппарату, куда стекаются все данные.

Я спросил специалиста по сну, не подключил ли он меня случайно к электрическому стулу. И если так и есть, то пусть имеет в виду, что я голоден и имею право на последнюю трапезу перед казнью. А поскольку я невиновен, то мне полагается еще и десерт. И тут же представил, что его белый халат – халат шеф-повара. И он подает мне меню, а в нем значится: «Шашлык из антрекота "Конец пути" с черным перцем и крупной солью. Гарнир – жареный органический батат, припущенный в оливковом масле». Батат вручную выкопали из земли, и на его место потом закопают тебя. «Салат из черри, капусты и базилика в оливковом масле, и бокал сухого красного вина «Петит Сира». А на десерт – крем-брюле с невообразимым вкусом, покрытый слоем тонкой хрустящей карамели.

И повар желает мне «Приятного аппетита!». И интересуется: «Ну как антрекот?». И я отвечаю: «Отвал башки!» И оба смеемся.

Но это фантазии. А реальность, как известно, превосходит все фантазии. «Вставайте», – говорит специалист, хотя я еще не доел стейк и не добрался еще до «Конца пути», а десерт еще даже не готов.

Я возвращаюсь в реальность, встаю, еще более голодный, подключенный к аппаратам бесчисленными проводами. Бросив взгляд в зеркало, я понимаю, что похож на марионетку, созданную безумным профессором.

Данные собираются в состоянии глубокого сна.

Я привык засыпать один на широкой двуспальной кровати с ортопедическим матрасом и мягкими подушками после часа ночи. Я люблю широко распластаться. Я долго кручусь, пока не найду идеальную позу, и только тогда засыпаю.

А здесь, в лаборатории, хотят, чтобы я заснул в 11 вечера на узеньком матрасе, жестком, как доска; на твердых, как камень, подушках; с сотней проводов, тянущихся к датчикам, подключенным к тяжелой видеокамере.

К тому же на пустой желудок, когда лежишь как мумия и боишься шевельнутся, потому что можешь нечаянно задеть какой-нибудь провод, и тогда придется возвращаться на казнь еще раз и опять грезить об антрекоте.

Выходя из комнаты, специалист по сну наказал мне спать, и с доброй улыбкой пожелав «волшебных снов», выключил свет.

И вот я лежу, закрыв глаза, и пытаюсь заснуть. Не шевелюсь, дышу с опаской, чтобы не дай Бог, не выдернуть какой-нибудь провод, ничем не зашуршать, и Боже упаси, не помешать сладкому сну датчиков. Пытаюсь заснуть, и не могу. Считаю овец, коз, коров, кур, гусей, уток и лошадей, пока не закончатся все животные на ферме дяди Моше и пока в детских садах не зазвучит: «У дяди Моше была ферма. Иа-Иа-О. Здесь му-му, там му-му, и весь день му-му, му-му». У дяди Адонирама Моше тоже была ферма, и на ней не осталось никого.

Пока я ищу, кого бы еще посчитать на ферме, мочевой пузырь начинает давить, зудеть и мешать. Не имея возможности сходить в туалет и пытаясь зажаться, чтобы не пукнуть, я все-таки не выдерживаю и делаю это. Мощно и громогласно. Даже датчики задрожали.

Я так и не уснул до утра, и сомнологу оставалось только установить мощность моего выстрела по шкале Рихтера. Лежа в лаборатории и периодически попукивая, я вспомнил брата Гади, бывшего офицера в подразделении по борьбе с террором. К нему так и липнут истории про дерьмо. И есть у него давняя традиция – каждый раз, как он гостит у брата или друга, едва успев поздороваться с гостями, он мчится к унитазу – поприветствовать его, как старого друга, обняться и расслабиться. И только потом выходит, спокойный и умиротворенный, здороваться с гостями.

Однажды к нам зашел сосед Шломо, друг нашей семьи. Он обожал карате и кунг-фу, восхищался Брюсом Ли, Денисом Ганновером (израильский борец), но особенно преклонялся перед японским борцом Масутацу Оямой, чемпионом мира по карате. Ояма имел красный пояс и месил каждого, кто осмеливался выйти против него. Пока не осталось никого, кто мог ему противостоять. И за неимением выбора он стал бороться с огромными быками. Но и у быков не было шансов против него.

В тот день, как обычно, Шломо пришел с книгой о Масутацу, которую повсюду таскал с собой. Он показал нам фотографии, где Ояма борется с огромным быком и убивает, отправив его в сальто и положив на лопатки. А победив быка, он делает из него стейк.

Гади прибежал домой, выхватил книгу из рук Шломо и побежал в туалет читать и любоваться фотографиями, попутно избавляясь от поглощенных вчера яств.

В те дни деньги у нас были не всегда, и порой не на что было купить туалетную бумагу. Закончив, Гади огляделся вокруг, и не нашел бумаги, чтобы подтереться. Осмотрелся еще раз – ничего. И вдруг его взгляд упал на Масутацу. Масутацу вызывающе смотрел на него и словно дразнил, приглашая сразиться с ним прямо сейчас, лицом к лицу.

Недолго думая, Гади принял вызов. Правда, принял по-своему. Он вырвал из книги пачку листов вместе со снимками Масутацу, и вместо борьбы лицом к лицу предоставил чемпиону мира возможность попробовать себя в борьбе лицом к заднице. Закончив, он победоносно отшвырнул книгу в угол. Ну что, Масутацу, как тебе бой? И как возможно, что с твоим-то опытом, последний бой ты проиграл?

Семь утра. С меня сняли все провода и приборы. Я заполнил опросник, подписал пару бланков, вышел из больницы и побежал на работу. Длинный был день, и только поздно вечером я вернулся домой, сбегал в душ, перекусил и вышел на балкон. Было прохладно. Я выкурил сигарету и пропустил две рюмочки виски. Очень устал. Хотелось расслабиться. В голове кружились мысли о моей жизни, а сама голова кружилась от бессонной ночи, тяжелого дня и выпитого виски. Почему-то вспомнились слова: «Если не я себе, то кто мне?». Я задумался – а что имелось в виду?

Всю жизнь я понимал эту фразу буквально: «Если сам себе не поможешь, то никто не поможет». Как сказала мне Олеся при последней встрече: «Помоги себе сам».