Вырос сам — выросли и его мечты. Мечтам было мало сильного, крепкого тела и блестящей кирасы. Теперь Вельскуд хотел большего. Королевский дворец и придворный пост теперь казались заманчивыми. Он сумел оценить замысел родителя, пристроившего его сразу к королевской особе в надежде, что дальше наследник всё сделает сам. Но сейчас должность королевского пажа — это было слишком мелко для него.

Довольно быстро он осознал масштабы своего невежества. Не желая мириться с мыслью о безвозвратно утёкшем времени, обрушился в обучение с той же силой и тем же упорством, которые сопровождали его в постижении телесных упражнений. Вельскуду повезло. В его копилке имелись и природная сообразительность, и острый, пытливый, склонный к анализу ум, и цепкая память. Невежество крылось всего лишь в малом объёме сведений, которые поступали. Он мало знал, поскольку не имел ни возможности, ни времени, чтобы читать и обсуждать прочитанное с кем-нибудь, кто видел немного дальше кончика меча.

В Королевскую Академию, где воспитывались геральдисты и будущие советники короля, путь для него был закрыт. Да и не мог он позволить себе сесть за парту — на обучение ушло бы не менее семи-восьми лет. Вельскуд рассчитывал достичь желанного поста в один-два года. Позже он увеличил для себя этот срок вдвое. Отодвигать дальше достижение заветного поста королевского советника он не хотел и не мог.

В далёком теперь уже пажеском детстве у Вельскуда был друг. Не то чтобы друг, но знакомый, с которым было интересно убегать и прятаться от строгих наставников. Звали его Терамай. Вельскуд слышал, что вскоре после его ухода Терамай тоже сменил куртку пажа. Он всегда хотел стать священником, служителем Богини. В должности пажа он ожидал, когда освободится место ученика в монастыре Ордена. Как только это случилось, он отправился на далёкий Снежный хребет за новыми знаниями и новыми обязанностями.

Спустя много лет, когда в голове Вельскуда созрел амбициозный план, судьба подкинула ему встречу со старым товарищем. Терамай из маленького, щуплого, светловолосого подростка превратился в крепкого, коренастого молодого мужчину. Умного, проницательного и приветливого. Он радушно приветствовал старого товарища. Не задавая лишних вопросов, он согласился на любую помощь, которая потребуется целеустремленному приятелю.

Терамай познакомил Вельскуда с Синистером — человеком, который был автором многих законов Альтеры. Синистер использовал все свои знакомства, чтобы свести Вельскуда с другими людьми, которые могли быть ему полезны в плане получения требуемых знаний. Из чего следовало, что он произвёл на пожилого геральдиста огромное впечатление, поскольку Синистер, по слухам, обычно никому не помогал таким образом.

Этот этап жизни продлился не так долго, как физическое самосовершенствование, но отнял едва ли не больше сил, однако и удовольствия принёс не меньше. И всё-таки до желанного поста королевского советника было далеко. В помощи отца Вельскуд сильно сомневался и просить больше не хотел. Связь с единственным родственником он прервал давно, ещё тогда, когда захотел сменить пажескую куртку на воинскую кирасу. Отец был очень недоволен этим. Недовольство чувствовалось по тону письма, которое получил Вельскуд в ответ на свою просьбу. И он не видел больше возможностей достижения того, чего так жаждал. Пользоваться знакомством с Синистером или другими важными сановными людьми — не хотелось.

И тут судьба вновь подбросила ему подарок. Внезапно он получил назначение в королевский гвардейский полк, который располагался во дворце и отвечал за личную охрану Его Величества. Такой скачок удивил его, конечно, но разбираться он не стал. В конце концов, он проник в королевский дворец, и дальнейшее продвижение по службе было уже делом техники.

Позже, когда Вельскуд уже занял пост королевского советника, он внезапно получил письмо от отца. Поздравительные строки, начертанные знакомым почерком, вызвали бурю эмоций. Ярчайшими из них были досада и безмерное удивление. Удивление вызвал сам факт обращения отца к сыну. Ведь до сих пор сын и не подозревал об интересе родителя к своей персоне. Досаду вызвало ощущение недоговорённости, которое Вельскуд испытал, прочитав письмо. Отец словно пытался натолкнуть его на какую-то мысль, на что-то указывал, но на что — непонятно. «Возможно, в будущем ты поймёшь, как важно платить по своим счетам, — писал отец, — и не забудешь проявить благодарность к тем, кто помог тебе когда-то. Совсем не важно — с какой целью была оказана эта помощь. Главное, что она была оказана…» Письмо заканчивалось обычными в таких случаях пожеланиями.

Подумав немного, Вельскуд решил, что отец намекает на себя, на то, что это он явился судьбой и направил непутёвого отпрыска туда, откуда тот в свое время по своей глупости сбежал. Это открытие отравило всю радость от достижения желанной должности.

Письмо Вельскуд сжёг и постарался о нем забыть. Но не смог. Он буквально слышал, как отец произносит запомнившиеся строчки. Суровый, грозный голос чеканил слова, и буквы впивались в мозг, оставляя там крохотные ранки. Вельскуд искал возможности сбросить с плеч этот долг и не находил. Воображаемые звуки отцовского голоса будили прежние желания, которые, как представлялось раньше, он уже вытравил из своего сердца. Но стоило воспоминаниям зашевелиться, и он снова видел себя маленьким заморышем перед грозным суровым ликом. Лик что-то ожидал от него и был разочарован тем, что ожидаемое не свершилось. И так же, как много лет назад, поднималось в душе необоримое желание оправдать надежду, доказать любым способом, что он всё-таки может. Что может? Это было неважно. Горькая мысль о своей никчёмности ужом пробиралась в сознание — прошлое посылало свой привет. Наверное, ему стало бы легче, если бы он поделился своими переживаниями хотя бы с Терамаем, который незаметно и ненавязчиво стал ему другом, но он не хотел. Одно предложение из отцовского письма он принял, и то только потому, что давно уже был в нём уверен: по своим счетам каждый платит сам.

***

Когда-то, много лет назад, после очередной большой войны королевства с враждебным княжеством, которая закончилась не так хорошо, как представлялось в планах генералов, в столицу хлынула толпа пропылённых воинов, которые к моменту окончания войны уже забыли как это — жить мирно. Они забыли, что нужно делать, чтобы прокормить себя в мирное время, многие позабыли, как держать в руках инструменты вроде молотка, пилы, топора или плуга. Они растеряли даже воспоминания о том, что такое дом, жена, дети, чистая и мягкая постель. И всё прочее они тоже благополучно позабыли. Но что было ещё страшнее — они не хотели всё это вспоминать.

И правители быстро поняли, что если не заняться этой проблемой в первую очередь, то страну захлестнёт пожар иной войны — гражданской. По дорогам начнут бродить толпы разбойников, обирая тех, кто всё же отважится завести хозяйство. В те времена и появилась первая гильдия наёмников. И в то же время какой-то разумный советник подсказал королю идею об организации ристалища — места, где бывшие и настоящие воины могли бы, так сказать, «выпустить пар», то есть вполне законно подраться с избранным противником, пока не появился настоящий враг. Назвали это место — Колизей. Часто там проводились потешные бои, на которые стекался городской люд, чтобы поглазеть на сильных воинов. Поглазеть, похлопать и тем самым приобщиться к воинской славе. Победители боёв восхвалялись, и имена их в течение недели выкрикивали на главной площади королевские гонцы, призывая к ним уважение и почёт со стороны сограждан.

Однако чаще приходили туда воины просто померяться силами. В Колизее можно было использовать настоящее оружие, а не как в казармах — с защищённым лезвием. Тут действовало одно правило: бойцы бились или до первой крови, или до первой просьбы о пощаде. Правило было жёсткое и выполнялось неукоснительно. Если кто-то не желал подчиняться в пылу боя, для таких существовала специальная Колизейная дружина из двенадцати крепких тренированных молодцов, которая могла утихомирить любого. И наёмники, и гвардейцы соблюдали правила Колизея свято — все распри и обиды оставались за порогом ристалища.