– А как ты нас нашёл? – спросил Волот.
– Ваш дед меня привёл, – ответил друг.
– На опосле разговоры да вздохи томные оставьте, – вклинилась Радмила. – Ты лучше командуй нам, старший дружинник, к батыю поспешать, а то, глядишь, второй раз не посеем.
– Поспеем. За мной, – велел Баровит.
Отряд ринулся к крепости, оставив после себя смерть в заточении древесных колонн, птичьих трелей и шёпота ветра.
Крепость
Расправив в нежно-голубой бездне широкие крылья, летела чайка. Тёплые лучи ясноокого Ярилы скользили по белым перьям птахи, бисером рассыпались по глянцевой коже шепчущего моря. Ласковый ветер поддерживал крикливую птицу, щекотя хрупкое тельце. Взору чайки предстала крепость, высокая и неприступная, что развернулась на склоне могучей горы. Белые стены тянулись ввысь, повторяя природные изгибы каменной тверди. Круглые входы хозяйственных помещений, вырубленных в пещерах, своим множеством напоминали громадный муравейник. Чуть выше, на широком плато красовались домики, кузницы и храмы. Южный край плато был значительно ниже северного, отчего между ними пролегла каменистая жила, разделив крепость Кырым на две неравные части. На этой жиле возвышалась стена, укрывая за зубчатой кромкой бойниц белый замок. Замок ещё не был достроен, ему не хватало башен и арок, просторных конюшен и расписных палат*. Но он уже мог вместить напуганных мирян, что надеялись переждать беду в его прохладном чреве. Крепость не раз подвергалась нападениям, но ещё никто не смог прорвать оборону. Это массивное, надёжное укрепление, в кое можно было попасть лишь с южного склона горы, считалось неприступным. Но османское войско стремилось развенчать этот миф.
__________________________________________________________________
Палата* – широкая комната Палат (дворца).
Укрывшись в густой поросли, отряды разошлись вдоль подножья, не давая тархтарским дружинам прорваться к заточённым горожанам.
Чайка спустилась ниже, кружа над величавой горой – на каменистых проплешинах и малочисленных полянах лежали тела захватчиков, солнечные лучи плясали на окровавленных клинках. Чайка, оттолкнувшись от воздушных волн, полетела прочь, не желая смотреть на ужасы войны.
Поблёскивая кольчугами, скользя меж покосившихся шатров, продвигались дружинники. До слуха доносился звон стали, топот копыт и чеканящие голоса воевод. Стук тарана прервался и громогласные кличи осман возвестили об удавшемся штурме. Тархтары пытались оттеснить осман, давая возможность казакам вновь запечатать вход. Тюрки, остервенев, пытались взять тархтар в кольцо, но противник был силён и щедро поил землю вражеской кровью. Захватчикам приходилось менять позиции, оставляя осадные лагеря с парой-тройкой стрельцов в дозоре.
Широкая тень отделилась от поросшего кустарником валуна, пристальный взгляд заскользил по открывшейся местности – внизу, у подножья горы, располагался лагерь с малочисленным отрядом. Он был единственной преградой на пути к дружине Демира и казался лёгкой добычей. Баровит сделал шаг в сторону раскидистых елей, но тяжёлая ладонь легла на плечо, заставив остановиться.
– Смотри, друже, – шепнул Волот, указав на крепостную башню, – пятеро лазутчиков по стене взбираются.
– Отчего стрельцы крепостные их обратно не спустят? – нахмурился старший дружинник.
– Давай я их спущу, – вызвалась Радмила, выглядывая из-за спины Волота.
– Спускай, – кивнул Баровит.
– Нам бы с тобой самим на ту стену взобраться, братик, – сказала Умила, навалившись на плечо Волота.
– Да, понять бы чьи кони там землю топчут, – кивнул Бер. – Улас то прорвался али к османцам подмога подоспела.
– Со мной пойдёте, – осёк Зорька. – Радмила, спускай лазутчиков.
Волот выставил щит, закрывая подругу от вражеских стрел, и, обернувшись, улыбнулся сестре. Баровит такие взгляды и улыбки Демировичей очень хорошо знал, всегда они сулили ему лишь переживания.
Огненные глаза лучницы хищно блеснули, тонкие пальцы, поддев древко в пучке стрел, зажатых в ладони, вложили остриё в лук. Тугая тетива натянулась до предела, пальцы разжались и Смерть помчалась к цели. Острая стальная капля вонзилась в тело османца, выбив хриплый крик. Лазутчики не успели даже проводить взглядом своего соратника, как один за другим, ощутив выжигающую боль, сорвались со стены. Кривая ухмылка исказила красивое лицо Радмилы. Опустившись на землю, она ждала новых указаний.
Умила, подмигнув брату, приблизилась к Баровиту, заскользила пальчиками по стальным звеньям его кольчуги. Золотистые локоны защекотали щёку витязя, дыхание обогрело не только шею, но и душу.
– Скажи мне, Зорька, – шепнул нежный голос, – с каких пор ты мне да Беру приказы раздаёшь? А, старший дружинник?
– Сама на свой вопрос ответила, – нахмурился воин. – Я – старший дружинник.
– Токмо, мы с братом тебе не подчиняемся, – улыбнулась Умила, – напрямую от воеводы указания берём.
– Так, лихие витязи, – зарычал кареглазый, – хорош вдвоём на толпы осман кидаться, давеча, еда уцелели.
–Так где ж ты толпу увидал, друже? – широко улыбнулся Волот. – Нет никого. Мы токмо с сестрой на стеночку взберёмся да на град с башни глянем. Коли осман внутри нет, так мы Уласу Кырымскому подсобим, ну а коли прорвалась немчура эта, то к батьке воротимся. Не боись, на рожон не полезем.
Баровит впился взглядом в серый дым хитрых глаз, крепко сжал плечо друга и, не надеясь на то, что они обещание выполнят, прочеканил:
– По стене крепостной пройдёте к главным воротам да к нам спуститесь, коли к тому времени мы уже осман оттесним.
Улыбнувшись ещё шире, Бер утвердительно кивнул. Умила, не убирая руки с плеча старшего дружинника, снова шепнула:
–Так чего ты раскомандовался, Зорюшка?
Баровит резко обхватил её талию, притянул к себе и строго произнёс:
– Обещай, что осторожной будешь.
– А то что? Накажешь? Плетьми бить станешь? – улыбнулась девушка.
Баровит, вздохнув, закатил глаза.
– В Камул воротимся, я тебя в доме под замок посажу да стражу приставлю, чтобы дурь из главы твоей вышла.
Умила, подавшись ближе, едва слышно шепнула на ухо:
– Не боишься, что меня брат с отцом хватятся? Али ты меня выкрасть собрался? Что ещё ты супротив воли моей сделать можешь?
– Извела ты меня уже, – также тихо ответил он, отведя взгляд и разжав объятия.
– Обещаю тебе, что осторожной буду, – улыбнулась омуженка, поцеловав щёку уставшего от её выходок воздыхателя.
Брат с сестрой осторожно двинулись к стене, скользя от валуна к валуну; Баровит же спустился с отрядом к лагерю. Из-за покосившихся шатров на дружинников обрушились стрелы, застучали по широким щитам. Зорька кивнул Радмиле, закрывая её и себя щитом. Лучница выхватила из тула пучок стрел, зажав их в ладони. Резко выпрямившись, выпустила одну в османского стрельца и столь же стремительно опустилась на землю. Ответные стрелы застучали по щитам с другого бока, значит тот лучник убит. Радмила, закрыв глаза, вслушалась в глухие удары стальных капель, намечая направление, из которого эти стрелы могли быть выпущены. Кивнув старшему дружиннику, она приготовилась к атаке. Щиты над её головой разошлись, лучница вновь вскочила и отправила три стрелы одну за другой. Вернувшись в укрытие, вслушалась – ничего.
– Все вроде, – шепнула она.
– Али затаился кто-то, – ответил Баровит и скомандовал: – Двое укрывают Радмилу, остальные со мной.
Обнажив мечи, дружинники бросились на османских мечников, скрывающихся за шатрами. Радмила, выглядывая из-за плеч соратников, выпускала стрелы, снова скрывалась за широкими спинами и щитами. Воины надёжно хранили свою соколицу, что несла смерть недругам, что не раз спасала жизнь братьям по службе ратной.
Умила с Волотом, перепрыгивая через тела лазутчиков, подбежали к крепостной стене. Ухватившись за заброшенные османцами верёвки, поднялись на башню. Тихо перемахнув через бойницу, осторожно сняли крюки с бортов, осмотрелись. В башне, возле смотровых оконцев лежали два мёртвых кырымских стрелка, Умила осторожно закрыла им веки и ринулась за братом. Внутри крепости кипел бой – тюрки, ворвавшиеся при штурме в крепость, бились со зрячими конниками*.
