Прохладный ветер разбился о грудь, журчанье реки коснулось слуха, встревоженные крики птиц вторили знакомому гласу:

– Завсегда рядом мы, токмо сила рода спит, коли к ней живые не вопрошают.

– Дед Аким? – взвизгнула Умила, открыв глаза.

Великан посмотрел на неё, рассмеялся. Смех раскатился по лысым горам, прогремел в глубоких расщелинах, сотни камней с грохотом сорвались в пропасть.

– Здравствуй, внучка, – сказал он, протягивая омуженке шелестящую листвой руку.

_________________________________________________________________

Славие* – старая славянская вера – «славить мир предков и Богов».

Сварог* – единый бог вселенной, первое земное воплощение Рода, Бог огня Справедливости, Отец Небесный.

Ирий* – рай Богов.

Тонкие кисти сжали огромный палец, голубые глаза всмотрелись в позабытый лик пращура. Она хорошо помнила лишь его голос, что читал ей сказки, давным-давно.

– Посмотри, отец, какими чада Демировы стали – настоящие витязи.

Абатур, сжимая черен меча, улыбнулся, перевёл взгляд с правнуков на сестру Адели – Родославу, жестом подозвал к себе.

– Подь сюды. Все сюды подите.

Великан осторожно повёл рукой, увлекая Умилу. Ухмыльнувшись, подмигнул Волоту.

– Уродился больше отца, а руки мамкиной доселе не выпустил.

Раскатистый смех великана вновь разлился по горам, отозвавшись оползнем. Волот, не выпуская руки матери, улыбнулся, стараясь получше запомнить её лик.

Родослава величественно ступала по сизой траве. Капли, поблёскивая, срывались с волнистых волос, скользили по тетиве её лука. Остановившись перед Абатуром, воительница посмотрела на сестру.

– Аделя, накроешь наши пясти. Сила твоя ведовская нашу воинскую запечатает.

Тонкие пальцы Родославы скользнули по кисти Абатура, сжимающей черен, Волот и Умила последовали её примеру. Громадная ладонь Акима сжала клинок. Аделя, в последний раз посмотрев на детей, опустила руку поверх яблока* меча.

– Сила родов великих, пробудись! – загремел голос Акима.

– По крови разлейся, плоть* укрепи, дух заколи! – вторил Абатур.

– Через огонь нас зовите, – шепнула Родослава, – все до последнего встанем.

Яркий свет ударил в глаза, стерев лица родных и красоты Катайского края. Жар окутал тела до боли, грозясь испепелить. В один миг источник иссяк, прохладный ветерок робко коснулся кожи. Голос отца и потрескивание поленьев шёпотом Яви заставили брата с сестрой открыть глаза. Жадно глотая воздух, Демировичи переглянулись.

_____________________________________________________________________________

яблока* меча – эфес, навершие (головка рукояти).

плоть* – тело.

– Услышали, – улыбнулся Волот.

Умила обняла широкие плечи, коснулась губами щеки брата – родичи не оставят их, придадут сил, отведут беду… они всегда рядом, всегда.

Демир посмотрела на своих детей, перевёл взгляд на Баровита со Жданом. Знал мудрый воевода как расставить силы, знал удаль и слабость каждого дружинника, мог предугадать как поведёт себя противник. Замысел был уж давно продуман, осталось лишь рассказать о нём другу. Демир, задумчиво погладив бороду, жестом позвал к себе Велибора.

– Умила да Волот, пойдёте вдвоём, возьмёте на себя османцев, что в лесу попрятались, – велел воевода Камула. – Баровит…

– С первым всполохом утренней зари с отрядом с тыла зайду, – спокойно ответил витязь.

– Как всегда, – ухмыльнулась Умила.

– Заря – не просто восхождение Хорса, – пояснил Баровит, – то багряный мост межмирья. Недолго он держится, рушится, лишь стоит златой колеснице показаться на горизонте. Есть от силы час, в коий могу слышать всех пращуров, своих да чужих. В коий могу овладеть их силой, дабы больше ворогов отправить к Маре.

Умила всмотрелась в цветочный мёд его глаз, тревога вновь заскребла сердце. Она будет далеко от него, слишком далеко, чтобы помочь в нужную минуту. Баровит, словно чувствуя её переживания, улыбнулся девушке, вызвав ответную улыбку.

– А вечерней зорькой? – неожиданно вклинился Злат. – Слышишь гласы пращуров, черпаешь их силы?

Зорька утвердительно кивнул в ответ.

– Так, может, вечером поздним на них нападём? – прищурился Злат.

– А биться в ночи станешь? – ухмыльнулся Волот. – Не заплутаешь?

– Так османы того не ждут, быстро управимся, – стоял на своём Злат.

– Они утром нас тоже ждать не должны, – осёк Демир. – Тихо, аки мыши подберёмся к ним.

– Согласен, – прохрипел Велибор. – Коли бой затянется, то в ночи кромешной друга от ворога не отличим, а коли отличим, то токмо у носа свого. Посему с утреца зайдём.

– Ладно, – вздохнул Демир, и переведя взор на своих детей, сказал: – Не дайте османам выйти к отрядам, осаждающим Кырым.

– Да понятно, – кивнул Волот.

– Я разобью осман, что у стен крепостных осели, да выйду к вам, – сказал Баровит. – Дождитесь меня да не полягте там.

Брат с сестрой закатили глаза, Умила, не сдержавшись, показала Зорьке язык.

– Ну, а мы с Велибором Касимовичем в одно время с разных сторон ударим, – ухмыльнулся батый.

– Понятно, – кивнули витязи.

– Постой, Вещий, – фыркнул Велибор, уставившись на друга, – я высоко ценю твоих чад, да вдвоём супротив тридцати осман, а то боле – это слишком уже. Пущай Ждан с ними идёт али Злат.

– Не впервой, – пробасил Демир.

– Так, Волот… – начал Велибор, но ни Волота, ни Умилы уже не было. – Где ж они?

– Указ выполняют, – ответил Демир. – Давай, друже, мы свои замыслы ещё раз обговорим.

Духи рода

Иссиня-чёрная бездна затягивала всё сущее, скрыв серебряное зеркало луны за пеленой слоистых облаков. Мир канул во мрак, вбирающий жизненные силы природы, поглощающий все её краски. Сгущающаяся тьма грозилась хлынуть бурей, затопить круглое блюдце поляны, если бы не высокие столбы пламени, рвущиеся в самое небо, трещащие настойчивым гласом, доносящимся до Богов. Тонкие языки, извиваясь и буйствуя, озаряли кромку спящего леса. Два чёрных силуэта – мужской и женский – стояли напротив дрожащего огня, взывая к Перуну, прося защиты у своего рода.

– Перун, землю сотрясающий, зорко смотрящий за помыслами нашими, дающий отвагу да силы защищать род свой. Слава Тебе! Приди да встань камнем на защиту мою. Тебе жизнь вверяю! – гремел бархатистый голос витязя.

Умила приблизилась к костру, развернув белое полотенце, достала посыпанные солью ломти хлеба и бросила их в огонь. Пламя жадно накинулось на подношение, уничтожая его первозданный вид. Открыв флягу, омуженка вылила на землю квас. Раскалённая огнём почва впитала напиток, наполнив воздух запахом пряностей и мёда. Умила, положив перед костром два ножа, отошла от пылающего столба.

Костлявые пальцы молний разодрали густой мрак, высвобождая светлый лик Дивии. Раскат грома пронёсся над пиками лесных великанов, распугав дремлющих птиц, возвестив витязей о том, что услышал их Громовержец. Улыбнувшись, Волот вытянул из ножен меч, Умила обнажила саблю. Брат с сестрой синхронно вонзили в землю оружие. Стальные зеркала отразили огненные знаки, преломляющиеся на рёбрах клинков. Неустанно меняясь, они воплощали собой строки древнего заклятья.

– К предкам взываем, услышьте нас, родичи! Придите к нам, заклинаем вас! – зазвучали голоса витязей.

Скользнув подушечками пальцев по лезвию сабли, Умила протянула руку к беснующемуся пламени. Капельки крови, срываясь с рассечённой кожи, застучали по охваченной жаром земле.

– Кровь к крови, – произнесла омуженка.

Широкая ладонь брата легла поверх тонкой кисти, его кровь побежала по её пальцам.

– Плоть к плоти, – продолжил Волот, – дух к духу.

– Един род великий, кровью связанный, Макошью вытканный, – всматриваясь в пламя, говорила Умила, – восстань! В сердцах наших возродись, силой плоть напитай! Услышьте нас!