– В эту сторону вообще редко кто ездит, – пояснила она. – Ты когда-нибудь каталась на трамваях?

Эйви покачала головой.

Госпожа Кватерляйн всплеснула руками так, что тяжелая шляпка едва не слетела с головы.

– Милая, я ведь совершенно о тебе ничего не знаю! Так не пойдет. Меня зовут Дарина, но все друзья зовут Дадой, так мне привычнее. Ну, что скажешь? Я Дада, а ты?..

– Эйверин. Эйверин Бордерхауз, госпожа, – Эйви тепло улыбнулась, как не улыбалась с малых лет, – Дада.

– Какое прекрасное имя! Но не из наших краев. Расскажешь мне, откуда ты?

Эйви закусила верхнюю губу и мотнула головой.

– Нет, Дада. Я не хочу.

Девочка испугалась, что повиснет долгое молчание и в этой напряженной тишине ей придется хоть что-нибудь сказать, но из-за угла вывернул красный трамвайчик и бодро покатил к ним.

– Ну, твое дело! – Госпожа Кватерляйн буквально подпрыгнула с лавки и всучила свою шляпку в руки Эйви. – Вот, держи. Слугам позволяют ездить на трамваях, только если господам без них не справиться, а у меня такая тяжелая шляпка, что ужа-а-ас!

Трамвай остановился, из него тут же выскочил контролер в синей жилетке и черном цилиндре, низко поклонился госпоже Кватерляйн и подал ей руку. Когда она зашла по раскладным ступенькам в салон, контролер мягко сказал:

– Госпожа, вы забыли забрать у слуги шляпку.

– О, простите, я такая рассеянная! – Дада делано расхохоталась и поиграла бровями, требовательно глядя на Эйви. – Я забыла забрать у нее шляпку, потому что она едет со мной!

Девочка взбежала по ступенькам и уселась на мягкий пуфик подле госпожи. На контролера она старалась не смотреть. И правильно делала, потому что он обвел ее оценивающим взглядом и, брезгливо поджав губы, спросил:

– Вы уверены, что это… необходимо?

– Хм, Эрбет, если я не ошибаюсь? Вы что, не видите, как тонка моя шея? Я совершенно точно не смогу таскать эту чрезвычайно тяжелую шляпу на голове целый день. А руки мои еще слабее шеи, да-да. Так что отдавайте команду водителю, и поедем! Мы ужасно спешим.

Госпожа ласково улыбнулась контролеру, и тот, не в силах ей больше противиться, выписал два билета: один золотой, с красным тиснением, а другой из блеклой серой бумаги.

Эйви повела носом: резкий запах горючего смешался со сладковатым ароматом искусственных цветов, расставленных у каждого сиденья. Девочка уставилась в потолок и, прикинув, что в салоне могли бы поместиться два дяди Чичу, если бы один решил влезть другому на плечи, восхищенно вздохнула. Видимо, господам везде нужен простор, чтобы их самолюбие ни в коем случае не было ущемлено.

Трамвайчик скользил по широким проспектам и площадям и наконец свернул к улице, которая называлась Узкой. Что ж, не зря ей дали такое имя. Они ехали настолько близко к домам, что Эйви всерьез обеспокоилась судьбой глянцевых боков трамвая: не оставят ли царапин грубые кирпичи?

Преодолев Узкую улицу, трамвайчик остановился, леди Кватерляйн ослепительно улыбнулась контролеру и выскочила на улицу. Эйверин, спотыкаясь, поспешила за ней. Все-таки девочка еще не привыкла к тому, что оказаться на противоположном краю города можно вот так вот просто – сел, и ноги не мерзнут, и даже спина не успевает устать. Да и времени тратишь втрое меньше.

– Ну, милая, вот и Дом Господ. Ох, терпеть его не могу. Там такая теснота внутри!

Эйверин недоверчиво покосилась на госпожу: теснота внутри дома, что занимает почти всю площадь?

Но Даде некогда было ловить взгляды девочки: она уже решительным жестом натянула на голову шляпку, подобрала широкие полы платья и поспешила вверх по мраморным ступеням.

– Ну же, Эйви! Нас ждать никто не будет! – прикрикнула она, не оборачиваясь.

Эйверин кинулась следом и едва успела нагнать госпожу, когда высокие кованые двери отворились. Так много раз девочка гадала, что же внутри главного дома города Сорок Восемь, а теперь недоумевала, глядя на серую стену.

Над их головами пробасил механический голос:

– Представьтесь, госпожа.

– Дарина Кватерляйн, положение два – ноль – четыре, улица Гимили, дом семнадцать.

– Замечательно, госпожа. Цель вашего визита?

– Регистрация слуги, Эйверин Бордерхауз.

– Заявка принята. Вы получите ответ через двадцать, девятнадцать, восемнадцать, семнадцать…

– Милая, тебе лучше стать рядом со мной. Да, вот тут, умница.

– Пять, четыре, три, две…

Ступень под ногами госпожи Кватерляйн и Эйверин вздрогнула и медленно поехала вперед. В стене появилась узкая, едва вмещающая двух худощавых человек кабина. Ступенька ввезла госпожу и Эйви внутрь, и за их спинами сразу же возникла четвертая стена.

– Видишь, милая, я говорила, что тут ужасно тесно. – Госпожа достала веер из широкого рукава и передала его девочке. – Да не на меня, хорошая. Я к этой духоте привыкла. Часто тут бываю. Себя обмахивай, себя.

Кабина завибрировала и рванула вперед с такой скоростью, что Эйви откинуло к задней стенке. Госпожа Кватерляйн устояла и лишь сочувственно улыбнулась девочке. И вновь раздался механический голос:

– Вашим вопросом будет заниматься Сайде Мос, при неудовлетворенности обслуживанием вы вправе вызвать главного по отделу.

Кабинка остановилась, ее передняя стенка резко отъехала вбок. Госпожа Кватерляйн и Эйви чуть не врезались в дубовый стол с табличкой «С. М., слуги и прочие мелкие дела». Из-за таблички выглядывала женщина пышных форм в бордовом бархатном костюме. Она медленно почесала второй, а то и третий подбородок, разобрать было трудно, и взяла в руку толстый свиток.

– Имя слуги? – неожиданно высоким голосом спросила Сайде.

– Эйверин Бордерхауз.

– У нее больше нет имени.

– Имя родителей слуги?

Эйверин сглотнула и поерзала.

– Имя родителей слуги? – громче спросила Сайде Мос.

Голос Эйви дрогнул, но она четко выговорила:

– Эдуард Гейз и Эмили Портер. – Девочка прижала руку к груди: в кабинке и правда стало невыносимо душно.

– Теперь у нее нет родителей. Место рождения слуги?

Эйви, ища помощи, взглянула на госпожу, но та лишь сжала ее плечо, пытаясь приободрить.

– Кадрас, Синие горы.

– Теперь у слуги нет места рождения. Волосы, пожалуйста. Госпожа может регулировать длину. – С. М. показала на боковую стенку, и там сверкнуло лезвие.

Дада взяла его и ровно отрезала темные волосы Эйви, которые тут же с глухим стуком упали на пол. Девочка удивленно вздохнула: она явно недооценивала их тяжесть.

– Итак, госпожа, какое имя вы даете слуге?

– Эйверин Бордерхауз.

– Какую историю вы за ней оставляете?

– Рождена от Эдуарда Гейза и Эмили Портер в городе Кадрасе, что в Синих горах.

Сайде Мос удивленно вскинула кустистые брови и едва заметно пожала плечами.

– Что ж, пусть так. Еще какие-нибудь дополнения?

– Я назначаю Эйверин Бордерхауз ежедневное жалованье в размере пяти двилингов. Также оставляю за ней свободу перемещения по городу и вне города. Разрешаю ей общаться с любыми людьми и заводить животных, каких ей только вздумается. Запрещаю ее наказание другими господами, запрещаю ее появление на Большом Дне Слуг.

Эйви вслушивалась в уверенный голос госпожи и рассеянно гладила шерстку Крикуна, устроившегося у нее на плече. Девочка все не могла понять: за что ей такое счастье? Неужели Хранитель обо всем узнал и послал невероятную госпожу ей в помощь?

– Ах, да, вы же госпожа Кватерляйн, точно-точно, – пробубнила Сайде Мос, и ее верхняя губа, над которой были тонкие усики, брезгливо изогнулась. – Тогда прошу, подписывайте договор вот здесь, здесь, здесь и здесь. Сами знаете, договор разрывается только в случае смерти одного из вас. Один экземпляр даю вам в руки, второй будет вечно храниться в Доме Господ. Все, с вас сорок двилингов, и можете быть свободны.

Когда Эйви ехала с Дадой обратно к улице Гимили, она не удержалась и спросила:

– Госпожа, выходит, вы купили меня у города?

– Да, милая, выходит, так.

– А почему город решил, что я ему принадлежу?