Тело Эйверин обмякло. Стук зубов Крикуна об орешки превращался в колыбельную. Сон пришел так скоро, что девочка даже не успела этого заметить.

Разбудил ее вой ветра на рассвете. Эйви приподнялась на локте, пытаясь размять онемевшую щеку, и удивленно уставилась в маленькое окошко, из которого виднелась приличная часть города. Часть города и неустанно растущая свалка. Эйверин болезненно поморщилась и вновь уткнулась лицом в подушку. Ей стало ужасно стыдно за себя. Она ведь собиралась искать Хайде, если госпожа отпустит ее. Но вместо этого она наелась до отвала, просидела чуть ли не час в горячей ванне, а потом еще уснула на мягком матрасе, как избалованная девица. Девица, которой нет дела до других.

Эйви быстро спустилась по деревянным ступенькам, прилаженным к кровати, наспех собрала волосы и надела платье небесно-голубого цвета, которое для нее приготовила госпожа. Девочка кинулась было к двери, но потом опомнилась, вновь залезла на кровать и вытащила из-под одеяла еще сонного Крикуна.

Эйверин, босая, вышла на широкую лестницу и прислушалась: кажется, весь дом еще спал. Только в дальней комнате первого этажа кто-то безжалостно молотил по клавишам расстроенного пианино. Эйви, собиравшаяся сбежать и навсегда примкнуть к банде Рауфуса, остановилась и крепко задумалась. Может быть, и недостойна она такой хорошей жизни, но что же ей делать? Выходит, зря она выпросила у дяди Чичу свободу, зря она добиралась сюда так долго, зря прожила четыре года на улице? Все закончится на Старом Рынке? Станет она воровкой, а может, и вообще на людей будет нападать? Нет, не для того она приехала в Сорок Восьмой. Она приехала за мамой. И без нее она отсюда не уедет.

Внизу, под лестницей, послышался шелест платья. Эйви перегнулась через перила и увидела госпожу. Она подошла к широкому зеркалу на стене, растянула уголки губ кончиками пальцев и тяжко вздохнула.

Эйви покраснела и громко прокашлялась. Негоже подсматривать за госпожой. Да вообще за кем-либо подсматривать – последнее дело. Чужие секреты должны оставаться секретами, а то вот так узнаешь один и не поймешь потом, как жить дальше.

– О, милая! – Лицо госпожи просияло. – Ты наконец встала? Давай спускайся скорее. Пока все спят, мы с тобой столько успеем сделать!

Эйверин на мгновенье сдвинула брови, но улыбнулась в ответ. Уж очень странное лицо у госпожи, так сходу и не разберешь. На вид точно больше тридцати лет, но пределы этого «больше» никак уловить не удавалось. Но лицо это искрилось добротой, а о чем еще можно мечтать?

– Доброе утро, госпожа. – Эйверин коротко кивнула, но сразу же опомнилась и низко поклонилась.

– Ох, милая, скажу прямо, служанка из тебя выйдет отвратительная. Кланяться у тебя совсем не выходит. – Звенящий смех госпожи разлетелся по прихожей, и она опасливо прикрыла ладонью рот, боясь, что кого-то разбудила. – Но ты будешь нашей помощницей, Эннилейн со всем уже не справляется.

– Да, госпожа, как скажете.

– Немного странно, когда тебя называют госпожой, а смотрят вот так, сверху вниз! – Женщина вновь рассмеялась. – Ну и глаза у тебя, милая! Жуть!

Эйверин улыбнулась и поспешила спуститься со второго этажа. Госпожа ей нравилась все больше и больше. Многие пугались глаз Эйверин, а госпожа Кватерляйн вот так, без обиняков назвала их жуткими и рассмеялась. Честные люди дорогого стоят.

– Итак, – госпожа распахнула парадную дверь одной рукой, а другой натянула на голову шляпу с огромной мохнатой совой, – Эннилейн на кухне справляется прекрасно, а вот до клумбы чудные ручки ее порой не доходят. Ну ты где там?

– Секунду. – Эйви натягивала старые отцовские сапоги и не поспевала за столь стремительной хозяйкой.

– Детка, не забудь надеть пальто, да, вон там, на вешалке. Ох, я купила тебе новые ботинки, а эту рвань давно пора выбросить!

– Нет! – решительно воскликнула Эйверин и тут же раздосадованно замолчала. Нельзя так с господами, нельзя!

Госпожа обернулась, прищурившись посмотрела на девочку и взмахнула рукой:

– Тогда починим, без проблем. Пока надень удобные ботинки, а сапоги тебе вернут завтра, идет?

Эйверин благодарно кивнула и натянула миниатюрные коричневые ботинки с потрясающими ленточками. Конечно, в них будет куда удобнее, чем в отцовских сапогах, но могут ли похвастаться эти ботиночки своей историей? В вещах без истории нет души. К ним очень трудно привязаться.

Эйви вышла за дверь и успела увидеть только край платья, исчезнувшего за углом дома.

– Ну где же ты?! – позвала неугомонная госпожа, и Эйверин кинулась по усыпанной красным песком дорожке к ней. Крикуну пробежка не понравилась, и он когтями вцепился в голову девочки.

– Ох, у тебя еще и белка! – Госпожа расхохоталась, и бледные щеки ее покраснели. – Ты все больше и больше меня удивляешь, милая! Итак, видишь эти клумбы? Каждое утро мы высаживаем цветы от госпожи Полуночи, не пугайся, они все в горшках, нужно лишь опустить их в свои лунки, а к ночи убрать. Видишь сарайчик там, за домом? Вот туда мы все и отвозим. А деревья и кусты накрываются стеклянными колпаками, они довольно тяжелые, поэтому это забота Дьяре, не твоя. Признаю, это моя прихоть. – Госпожа пожала плечами и рассмеялась. – Да, я та еще сумасбродка, честно тебе говорю! Не могу жить без цветов совершенно! У Дьяре на них жуткая аллергия, в дом ничего не притащить. Но вот это… Это я могу себе позволить, да! Посмотри на эти пионы! Разве они не прекрасны? А тот куст с розами, видишь? Да, желтые, возле забора! Я их высаживаю сама, хоть и колются они жутко. Вон там, возле калитки, мои любимицы – гортензии. Возле яблони астры, за ними чаще всего ухаживает Эннилейн. Вон там, в стеклянной клумбе, лилии. Это любимые цветы моего сына, Бэрри. Я уверена, с ним ты скоро познакомишься. – Лицо госпожи Кватерляйн на миг посерело, глаза потухли, но она тут же встрепенулась и махнула рукой в другую часть сада. – Аромат идет от сирени и черемухи, они потрясающе пахучие! Возле тропинки фуксии и ирисы. На заборе клематис и глициния. Все запомнила? Госпожа Полночь выращивает в оранжерее цветы, которым не страшны ни морозы, ни дожди. Говорят, они и жаркое солнце выносят, но где взять в этом городе солнце, да? Вечные тучи да туман, эх… А вот он уж для них опасен, очень опасен. Поэтому приходится нам каждый вечер их прятать. Порой даже удается протащить что-нибудь в гостиную. Дьяре только запирается у себя и кричит, что мы с Эннилейн бездушные дамочки. – Женщина фыркнула и задумчиво уставилась на дом. – Ох, все так замечательно, всегда очень трудно уходить из сада, но дела, дела! – Госпожа Кватерляйн торопливо приподняла юбку. – Сегодня я все высадила, как видишь, а ты теперь пойдешь в город торговать медом, идет?

Эйверин попятилась и едва не упала. Она ожидала тяжкой физической работы, но продавать?! Придется же говорить с людьми, завлекать их, может быть, даже шутить?! А это уже совсем не в ее характере.

– Ох, точно-точно! Мы еще с тобой не сходили в Дом Господ. Сущая формальность, но я официально должна тебя купить. Прости, милая, но они обстригут твои волосы. Очень коротко, конечно, я не дам им этого сделать. Только до плеч, идет?

– Длинные волосы – только для госпож, я это знаю. – Эйви поклонилась.

– Ой, да перестань ты! И называй меня Дада, если хочешь. И на «ты», конечно. Я думала, ты уже поняла, что попала не в рабство, милая! К чему робеть? Все хорошо, видишь? Бери зверька и бегом на остановку трамваев! Мы должны успеть. Кстати, я тебе купила такую потрясающую шляпку-канотье! Ты и так красавица, а в ней вообще будешь неотразима! Как вернемся, обязательно примеришь, она подойдет под новое пальто!

Эйви, улыбаясь, как ребенок, шла за госпожой по тропинке, все время боясь спугнуть удачу. Какая разница, что ей придется делать, если на голове ее будет прекрасная шляпка? Оказалось, когда полон живот, можно радоваться всяким мелочам и чувствовать себя абсолютно счастливой.

Трамвайная остановка с кожаными лавками и автоматом, подающим кофе, пустовала. Госпожа Кватерляйн подошла к столбу и опустила тонкий рычаг с надписью «К Дому Господ».