Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Выстрелил я во второй раз — убил птицу. Ломая сухие сучья, упала она под дерево, забила широкими крыльями.

«Умница ты этакая», — в восторге гляжу я на Гаудо. Сгреб его в охапку, поднял и расцеловал его пушистую голову. А пес в ответ на ласки как зарычит да схватит меня за левое ухо, так кровь сразу и выступила. Растерялся я, выпустил собаку из рук, за укушенное ухо держусь.

А Гаудик бегает кругом, носом струи воздуха ловит. Побегал он так, пометался, глядь — и второго глухаря неподалеку поднял и вдогонку за взлетевшей птицей, как пушистый шар, укатился по болоту. Понял я тогда, почему Гаудик на ласки ответил такой злобой: некогда ему было, хотелось и другую птицу не упустить. Чуял пес, что добыча близка, где-то рядом, а тут новый хозяин с нежностями лезет — работать мешает. Нашел тоже время…

Спустя полчаса убил я и второго глухаря, потом в одного промахнулся. Пошли дальше. Нашел Гаудо белку, затем рябчиков. Шутя я с ним охотился, легко: дичь будто сама в сетку лезет. Сетка все тяжелее и тяжелее становится, режет плечи, мешает подходить к дичи. Сбросил я ее на минутку, а когда нужно было положить в сетку новую добычу, никак не мог вспомнить, где я сетку оставил. Лес кругом однообразный, примет никаких нет.

Объяснил я как мог собаке про свою беду. А Гаудо вроде как подсмеивается надо мной. Слушает, что я ему говорю, а морда такая плутовская. Все понял пес, видимо, раньше обучен этому был. Побежал сначала по ветру, потом метнулся в сторону и, поймав нужную струю воздуха, привел меня к сетке с дичью.

Вернулись мы в деревушку. Гаудик веселый, довольный и утомления не видно — точно на охоте не был.

По дороге к дому загнал на ворота кошку и давай на нее лаять. Только лает совсем по-иному, не серьезно, как на охоте, а балуясь, с озорством.

После этой охоты все мои опасения рассеялись. По своему нраву Гаудик оказался не пастухом, а настоящим охотником. Убедившись в этом, я решил приобрести собаку.

Вот мы и в Москве. Гаудик быстро привязался к моей семье. Все полюбили его за деликатность и веселый нрав. Даже не понятно было, откуда у полудикой собаки Севера могли взяться те навыки, которыми обладал Гаудик. Малышей он не трогал, позволяя им теребить себя за густую шерсть, но не любил ласк взрослого постороннего человека.

Если в квартире раздавался один звонок, значит, к нам пришли — надо встречать; два, три звонка Гаудика не интересовали — соседские гости его не касались. Когда все дома, в квартиру мог войти и выйти из нее чужой. Но если квартира пустая, Гаудик каждого встречал лаем, а уж если человек вошел, то назад его пес ни за что не выпустит. Все вещи в квартире для посторонних неприкосновенны — их нельзя трогать.

Брать в руки, переставлять с места на место любой предмет имели право только члены нашей семьи: посторонний же человек не должен ни к чему прикасаться руками. Положение гостя оказывалось весьма затруднительным. Протянет кто-нибудь из посторонних руку, чтобы посмотреть какую-нибудь вещь в нашей квартире, например лежавшего на диване плюшевого медвежонка, и, неожиданно наткнувшись на пушистый мех собаки, отдернет руку обратно. Ив тот же момент Гаудик вновь исчезнет под кроватью или в другой комнате и оттуда следит за поведением гостя. Ведь ему необходимо успеть появиться между вещью и рукой, как только рассеянный человек опять нарушит правила внутреннего собачьего распорядка. После ухода гостя Гаудик вздохнет свободнее и, как после трудного дела, отдыхает.

Когда семья садится за стол, Гаудик отправляется в другую комнату и терпеливо ждет, пока обед кончится. Он знает, что после обеда получит вкусные вещи.

Гуляя по тихой улице, можно побегать; по шумной улице, где проносятся автомобили, необходимо степенно идти у левой ноги хозяина. Маленьких котят обижать нельзя, однако блох у них искать можно. Взрослые кошки — это враги, но квартирные кошки, хоть и кошки, но свои: пугать их можно, но трепать нельзя. Кошки двора и улицы, по понятиям Гаудо, вне закона. При случае можно драть их сколько угодно. Но даже на коварного врага — кошку — надо нападать только открыто.

Однажды я вышел с Гаудо во двор, а там стоит кошка — смотрит в другую сторону. Гаудик подошел к ней совсем близко, но кошка так была чем-то увлечена, что ничего не слышала. Подождав немного, пес ткнул ее носом в бок. Обернулась кошка, да как выгнет спину и зашипит. Тут уж Гаудик медлить не стал и дал ей трепку. Он всегда смело бросался, не закрывая глаз, как другие собаки, хотя при схватке с кошкой очень легко потерять глаза.

Но как Гаудика раздражали наши домашние кошки — представить трудно. Нет у них, по-видимому, никаких строгих правил, а если они и существуют, то кошки могут от них отказаться при первом удобном случае. Главное же, Гаудик смотрел на всех кошек, как на самых отчаянных воров, готовых украсть все, что пригодно в пищу. Живя, в общем, довольно мирно с нашей домашней кошкой, он неустанно следил за ее поступками и при всякой попытке вскочить на обеденный стол или украсть что-нибудь съестное заставлял ее спасаться бегством.

Однажды я был свидетелем одного из таких случаев. Удобно усевшись на кушетке, я читал книгу, порой бросая взгляды в соседнюю комнату. Мне была видна застекленная балконная дверь и проходящая под ней широкая цементная ступенька. В дни, когда наш истопник, видимо, увлекшись, создавал в квартире температуру, близкую к тропикам, хозяйки ставили продукты на цементную ступеньку под балконную дверь. Здесь было менее жарко. Вот и в тот памятный день на ступеньке стоял кувшин с молоком и лежал большой кусок масла. Вначале он, видимо, был завернут в бумагу, но потом его развернули, и он лежал совершенно открыто на куске бумаги, положенной на мелкую тарелку. Никому в голову не пришла мысль спрятать масло. Гаудик в отношении продуктов был безупречен и зорко следил за поведением других обитателей нашей квартиры.

В квартире царили безмятежный покой и молчание. Я читал книгу, Гаудик и кошка, вероятно, спали сном праведников. Но вдруг неожиданно тишина была нарушена. Скользя по паркету ногами и звеня когтями, из-под кровати стремительно выскочил Гаудик и со злобным рычанием кинулся на нашу кошку. В тот момент она находилась у балконной двери и, подпрыгнув вверх и оттолкнувшись о раму, вскочила на край буфета. Отсюда, не спускаясь на пол и перескакивая с одного предмета на другой, она опрометью шмыгнула мимо меня в прихожую, а оттуда в кухню. В общем случилось настолько обычная вещь, что я не нашел нужным ни во что вмешиваться и продолжал спокойно сидеть на кушетке.

Не предполагая о близости Гаудо, кошка решила воспользоваться молоком или маслом и была изгнана из квартиры собакой.

Но как же замечательно вел себя после этого Гаудик. Он деловито осмотрел стоявшие на цементной ступеньке продукты и нашел неполадки. То, что масло лежало совершенно открыто, ему, очевидно, не нравилось. Он осторожно сунул нос под бумагу, приподнял ее край и старательно прижал к маслу. Однако собачий нос — не рука человека, упругая бумага вновь откинулась в сторону. Минут десять из другой комнаты я с интересом следил, как лайка пыталась справиться со своей задачей. В конце концов Гаудик достиг цели. Кусок масла с трех сторон был тщательно прикрыт бумагой. Еще в двух-трех местах старательно подавив непослушную бумагу своим влажным черным носом, смешной Гаудик убедился, наконец, что все в порядке, и отправился вздремнуть после трудной работы.

Разве это не замечательный поступок для животного? Разве он не свидетельствует о сложной нервной деятельности собак? Безусловно, это результат многовекового общения с человеком. Любя простор и свободу, Гаудик чувствовал себя вполне счастливым только на природе. Большой многолюдный город, московскую квартиру — все это пес рассматривал как временное явление, как вынужденное житье между поездками. Но, естественно, иной раз эти перерывы оказывались весьма длительными, и Гаудик, явно скучая от бездействия, придумывал занятия, о которых я рассказал.

Особенно хорош Гаудик был во время наших поездок. Обычно я начинал собираться и укладывать вещи за несколько дней до отъезда. Пес замечал это — становился беспокойным, даже гулял неохотно: все спешил домой, видимо, опасаясь, что его не возьмут в экспедицию. Целые дни он дежурил возле вещей, а ночью, свернувшись в пушистый комочек, чутко спал на чемодане. Если нужно было передвинуть вещи, чтобы вымыть или подмести пол, приходилось передвигать вместе с чемоданом и взобравшегося на него Гаудика.

75
{"b":"69741","o":1}