Но вот, наконец, солнце скрывается за горизонтом, и все окружающее: вода, кустарники, лес вдали и небо — меняет цвета, а ближайшие предметы — очертания. Сразу становится сыро, прохладно и как-то особенно тихо кругом, и если тишина вдруг нарушается всплеском рыбы или мелодичным посвистом кулика, то отчетливый звук слышен непривычно далеко.

На смену дневным звукам один за другим рождаются новые звуки — голоса наступающей ночи. С характерным свистом крыльев в стороне протянет стая уток, переговариваясь между собой частым покрякиванием, в потемневшем небе крикнет серая цапля, и опять все притихнет на короткое время. «Ууб-буу», — наконец, донесется из далекого леса басистый голос. «Ууб-буу», — это кричит филин.

«Но чем может питаться здесь филин?» — долго ломал я голову и не находил ответа. Мышевидные грызуны встречаются крайне редко, белок и зайцев, ежедневно бродя по лесам, я почти не встречал, а ежей, вероятно, и совсем не было. Как при этих условиях может оседло жить в лесах крупный ночной хищник? Мое недоумение разъяснилось лишь после того, как мне показали гнездо филина в нем недавно нашли двух подросших, но еще не летающих птенчиков. Осмотрев остатки съеденной пищи, к своему огорчению, я убедился, что местные филины в летнее время питались здесь дикими утками. Как же филину удавалось поймать осторожную дикую утку? Не мог же он со своим медленным полетом ловить на лету быстрокрылую птицу? И вот мне вспомнилось, как несколько раз, когда я оставался на воде до сумерек, мое внимание привлекали странные звуки. Я слышал всплеск воды, испуганный крик утки, а затем все стихало; не слышно было и свиста, какой издают утки крыльями во время полета. Почему испуганно кричала утка? Но звук, привлекший мое внимание, не повторялся, мертвая тишина стояла кругом, и я переставал об этом думать. Не филин ли это схватывал с воды утку, бесшумно подлетев к ней в темноте ночи?

Однажды я задержался после вечерней зари особенно долго. Уж очень была хороша наступающая ночь, и не хотелось возвращаться домой. На западе небо совсем потемнело, давно пере. стал кричать филин, когда я вывел лодку из зарослей и не спеша погнал ее кормовым веслом. Ни единого всплеска воды, ни единого шороха — лодка, как неясная тень, бесшумно скользила по темной водной поверхности. Вдруг над самой головой я почувствовал слабое дуновение воздуха. Взглянув вверх, я отпрянул назад и инстинктивно, стремясь защитить руками лицо, уронил шапку и весло в воду. У самого лица я увидел большие глаза и лапы филина. Птица щелкнула клювом, поджала ноги как сумасшедшая, шарахнулась в сторону и через несколько секунд как бы растаяла в темноте ночи. Конечно, филин не рассчитывал на встречу с человеком и был испуган не менее, чем я. Но если бы вместо моей головы была утка, она не успела бы ни нырнуть в воду, ни взлететь в воздух и, издав короткий испуганный крик, неминуемо попала бы в страшные когти ночного хищника.

Филин с его своеобразным криком — истинное украшение нашей русской природы. Лес без филина, мне кажется, все равно что детство без сказок.

Если весной, когда уровень воды сравнительно низок, вы с запада обогнете Мшичинский залив в Дарвинском заповеднике и пересечете топкое моховое болото, то обязательно попадете к началу лесистой гривы. Покрытая на возвышенных участках старым ельником, а в моховых понижениях — угнетенным низкорослым сосняком, она на несколько километров протянулась с запада на восток и выходит к широкому водному простору Рыбинского водохранилища. Эта грива носит название Морозиха. В прошлом всю эту территорию покрывали леса, потом их затопили водой. От избытка влаги погибли деревья, осыпались листья и хвоя, в воду упали отжившие великаны. Только на высокой гриве сохранился зеленый лес. Темные ели и сейчас высоко поднимают свои вершины, широко раскинули ветви березы.

Гриву Морозиху не часто посещают люди. В стороне она, да. и не легко в весеннюю пору проникнуть к этому месту. Контрабандой иной раз нагрянут сюда ягодники за перезимовавшей под снегом клюквой или побывает охрана заповедника, и вновь на гриве наступят тишина и безмятежный покой. Только порой с открытой воды налетит беспокойный ветер, да в ответ ему глухо зашумят вершинами старые ели. Зато много здесь зверей и птиц. Нередко забредет на гриву медведь, по ее краям гнездятся крупные хищные птицы, часто встречаются лоси.

Однажды в прохладный майский день мы с приятелем Вячеславом Васильевичем решили проникнуть на гриву Морозиху. Люблю я с этим знатоком природы не спеша побродить по молчаливому заповедному лесу.

Мы достигли лесистой гривы, осмотрели по пути сначала гнездо ястреба-тетеревятника, потом большого подорлика и, спустившись в низину, пересекли угнетенный сосновый лес. Болотистая почва и высокие моховые кочки сильно затрудняли наше движение. Время от времени с хлюпаньем проваливалась в болото нога, с треском ломался сухой валежник.

— Смотрите, филин, — тронув меня за локоть, шепотом предупредил Вячеслав Васильевич.

В нескольких шагах впереди на толстом суку корявой сосны я увидел большого филина. Развесив в сторону ушные пучки перьев, он неподвижно сидел к нам спиной и не обращал никакого внимания ни на всплески воды, ни на треск валежника — вообще на весь шум, производимый нами. Меня поразило такое поведение филина, чрезвычайно чуткой и осторожной птицы. Шепотом я сказал это Вячеславу Васильевичу. Но и едва слышный шепот, видимо, достиг тонкого слуха птицы. Филин медленно повернул голову. Одно его длинное ухо подозрительно поднялось вертикально, затем поднялось другое, прищуренные глаза сразу открылись, стали круглыми. Сорвавшись с сосны, филин почти над самой землей быстро полетел прочь от беспокойного места и, лавируя между деревьями, исчез за зеленой завесой.

— Эх ты, филька-простофилька! — усмехнулся я.

Обитая на глухой, отдаленной гриве, филька в значительной мере потерял свою прирожденную бдительность: ведь редко заглядывает человек в его владения.

В ту весну в Дарвинском заповеднике серых ворон было особенно много. Сначала они держались по берегам разливов стаями потом численность их несколько уменьшилась. Вероятно, часть птиц отлетела в другие места, к рыбным промыслам, где корму значительно больше, а остальные разбились на пары. В конце апреля, выбрав наиболее богатые водяной птицей места, вороны построили гнезда и вскоре отложили яйца. Куда ни пойдешь, всюду наткнешься на пары серых ворон. Еще издали, с вершины старого дерева, заметят они идущего человека и зоркими глазами хищника следят за каждым его движением.

Придется нам временно прекратить экскурсии и заняться воронами, решили мы с Вячеславом Васильевичем. Утки уже начали откладывать яйца, а ворон в этом году загнездилось особенно много. И если сейчас не отстрелять их, не сократить их численность, они наделают много бед заповеднику — погибнут утиные гнезда. На другое утро после этого разговора мы уже не пошли, как обычно, на дневную экскурсию, а занялись подготовкой к истреблению хищников. Осмотрели со всех сторон шалаш, заблаговременно поставленный на окраине луга близ деревеньки, подправили его свежими сосновыми ветками, неподалеку от шалаша вбили колья. На этом и закончилась подготовка к предстоящей вороньей охоте.

Уже года два около соснового леса, в просторном сарае с дверью, затянутой металлической сеткой, содержался взрослый филин. Маленьким смешным птенцом принесли его когда-то из заповедного леса. Но птица не стала ручной и доверчивой. На отшибе стояла эта постройка, ее редко посещали люди, и молодой филиненок в уединении стал постепенно таким же диким и нелюдимым, как и филины, живущие на свободе. Когда кто-нибудь приближался к металлической сетке и заглядывал внутрь сарая, он угрожающе щелкал клювом, таращил глаза, а затем, сорвавшись с места, носился по всему сараю.

Время от времени пленного филина использовали как приманку при отстреле серых ворон в заповеднике.

— Когда вы последний раз фильку кормили? — спросил я приятеля.