— Когда она зашла в Башню… Она уже была очень странной. Слишком бледной и ее будто трясло изнутри.

Поттер кивнул, давая понять, что все понял. Запустил пятерню в свои лохматые темные волосы, которые стояли торчком будто под заклинанием. Отошёл к противоположной стене снимая очки и потирая большим и указательным пальцами переносицу.

— И что? Мы ему просто так поверим?

— Рон, успокойся.

А Уизли все не мог угомониться. Его прямо-таки трясло от бездействия. От негодования. Он будто попал в какое-то другое измерение, где Гарри может спокойно разговаривать с этим козлом Малфоем, доверять ему в отношении Гермионы, принимать его слова, как само собой разумеющееся.

— Да, Рон, будь так добр. Успокойся. А то твоё натужное пыхтение нарушает такую прекрасную тишину. И где вообще вы младшую Уизли забыли? Она всегда тебя затыкает.

Почему он тут? Почему Малфой принес ее и остался, а не ушёл брезгливо поморщившись от того, что дотрагивался до Гермионы. Чувство вины? Да такое определенно может быть.

Уизли делает шаг ближе к слизеринцу. Пытается выпрямить по-обыкновению ссутулившуюся спину и угрожающе нависнуть над ним, но не учитывает одного. Они одного роста и эта его грозная поза выглядит слишком несуразно. Не то что холодная непоколебимость Малфоя, которая всегда смотрится успешно и выгодно. А это бесит Рональда ещё больше.

— Если Гермиона из-за тебя в больничном крыле, то ты покойник, понял, ублюдок?

Его крайне яростные слова совершенно не трогают Драко. Вот совсем. Они только поднимают в нем совершенно дебильное, изувеченное, безумное чувство, которое и вкладывает в его воспаленный мозг слова, которые тут же срываются с острого, как кинжал, языка.

— А тебе что не рассказали твои друзья кое-что интересное? Или ты был так занят своей новоиспеченной подружкой — как ее там Ромильда? — что ничего и не заметил?

Дикое непонимание в глазах рыжего. Он мечется взглядом с Гарри на Малфоя и обратно, открывает и закрывает рот совершенно беззвучно. Пытается осознать что — что же, блин, такое — он пропустил.

— Малфой, не надо. — голос Поттера уставший, но предостерегающий.

— Так, значит, не сказали.

— Малфой!

Двери резко распахиваются, освещая ярким светом трёх молодых людей, а звонкий голос целительницы прерывает словесную перепалку.

— О, мистер Поттер, мистер Уизли, вы тоже здесь!

Мадам Помфри застывает на пороге, а Драко уже ломится вперёд. Пытается протиснуться между раскрытой дверью и целительницей, ведь он видит: вон там за белой ширмой лежит она. А ему срочно надо ее увидеть. Убедится, что теперь она не синюшно-бледная словно призрак, не холодна, как лед, а настоящая, живая, пылающая Грейнджер. Его Грейнджер.

Но твёрдая рука целительницы упирается ему в грудь, не давая прохода. А цепкий, серьезный взгляд ловит его бешеный, надломленный. Он не поддаётся, пытается стряхнуть старческую, женскую руку с себя, не понимая откуда в этой женщине столько силы.

— Мистер Малфой, я не пущу никого из вас внутрь.

— Что с ней, мадам Помфри? — от запыхавшегося голоса младшей Уизли Драко вздрогнул, но не ослабил напор.

Попытался пробиться тараном прямо в светлое помещение так пахнущее разными больничными травами и настойками. Туда где на слишком большой и холодной кровати лежала она такая одинокая и хрупкая.

— Мистер Малфой, я сказала…

— Да какого хера, Малфой?

Большая ладонь хватает его за плечо и дёргает назад, от чего ему приходится отступить. От голоса рыжего кретина становится совсем тошно, хочется разбить ему морду, но это гребаная забота о чувствах Грейнджер не даёт дольше одной импульсивной секунды думать о таком.

— Уизли, блять, ты…

— Молодые люди! Будьте добры без…

— Что вы тут развели?! Сейчас не до ваших разборок!

Младшая Уизли оказалась прямо перед целительницей, ограждая ее от Малфоя, и упрямым взглядом стала буравить мальчишек. И это отрезвило. Заставило на секунду прикрыть глаза, сосредотачиваясь на главном. Заставило отпустить эту бестолковую стычку с Уизли, которая все равно ни к чему бы не привела.

— Мадам Помфри, скажите, пожалуйста, что с ней? — голос Драко хриплый, почти умоляющий.

Ему сейчас насрать, что подумают эти конченые храбрецы. Это кажется настолько не важным, что даже привычная маска ожесточенности слетает с лица.

Она. Вот что главное.

— У мисс Грейнджер сильное переутомление и обезвоживание. У ее организма глубочайший стресс, видимо она не ела последние дни. Поэтому сейчас ей нужен отдых без посетителей. Если к вечеру она придёт в себя, то я ее отпущу, если же по моей оценке она будет все ещё не в состоянии вернуться к учебе, то навестите ее после ужина. Все понятно?

Резкие кивки головой и целительница закрыла перед носом молодых людей деревянные, резные двери.

Драко почувствовал, как облегчение накрывает с головой, затопляет до последних клеточек на кончиках длинных пальцев. Это было ни с чем несравнимое чувство. Оно дарило умиротворение и растекающееся по мышцам тепло. Когда он последний раз такое чувствовал? Да, наверное, такая радость от того, что другому человеку не угрожает смерть, ещё никогда не вселялась в Малфоя.

Но червячок раздражения небольшой струйкой все же проскользнул в сознание. Затянул своим длинным телом несколько нейронов, и Драко захотелось задушить всех.

Себя за, то что не уследил за переменами в состоянии Грейнджер и в нужный момент не схватил ее за шкирку и силком не приволок в Большой Зал, а потом в кровать.

Гермиону, за то что довела себя до такого. Не ела ничего и толком не отдыхала. А ведь он думал, что она умная и такой херней страдать не будет, даже из благородных целей.

И этих гриффиндорцев, которые только языком мелят, что заботятся о ней, а на деле что? Вот именно. Грейнджер в больничном крыле.

Ну теперь то, он основательно возьмётся за эту невозможную всезнайку — его всезнайку — и она будет спать, есть и отдыхать, как по часам. Уж он то ей это устроит непременно.

— Какого фига, Малфой? — так по-истерически звонко голос рыжей при нем ещё никогда не звучал.

— Что, прости?

— Я спрашиваю: какого фига ты не следил за ней?

Вот так просто. Как большую стопку старых фолиантов, которые так часто таскает Гермиона, прямо на голову. БАМ и все. Какого хера эта мелкая выскочка вздумала ему указывать?

Драко сделал шаг вперёд, ощущая кожей, что Поттер задвигался, собираясь защищать свою подружку.

— Это вы — вы трое, — он оглядел каждого гриффиндорца по-очереди, — сидите с ней рядом за одним столом, ходите вместе как приклеенные, и ты меня спрашиваешь, почему я за ней не уследил? — секундная угрожающая пауза, и глаза в глаза с младшей Уизли, с которой почти сбилась та спесь. — Это вы какого хера умудрились не заметить, что с ней творится что-то не то? Вы же называете друг друга лучшими подружками. Так и где эта ваша дружба?

Такой длинной речи они от него ещё не слышали. Трое гриффиндорских храбрецов прибывали в шоке, на радость Драко. А он тем временем облегченно выдохнул от того, что выплеснул свой внутренний яд. Почти выплеснул.

— Малфой, послушай меня…

— Нет, это вы меня послушайте, самые лучшие в мире «друзья» Гермионы Грейнджер. Ещё раз она попадает в Больничное крыло из-за того, что каждый из вас будет занят своими собственными проблемами и не заметит, что она в плачевном состоянии, то я устрою вам по настоящему «сладкую» жизнь. Я ясно выражаюсь?

Звенящая тишина застыла в воздухе, впиваясь раскаленными докрасна углями в сознание каждого. Малфой уже устал посылать все свои внутренние убеждение ко всем чертям. Драко смирился с тем, что теперь он с Грейнджер, с тем что она его… девушка, как бы это странно не звучало, осталось только привыкнуть, что теперь тяга защитить ее ото всех стала постоянным, ничем неприкрытым желанием.

— Что, блять, здесь происходит?

Рон застыл в самом настоящем приступе бешенства. Он ничего не понимал. Вот совершенно ни-че-го.