Гермиона только лишь закатила глаза и посмотрела на Полумну с Блейзом. Лавгуд хихикнула, а Блейз подобно гриффиндорке возвёл зрачки к потолку.
— Надеюсь, они ничего не заметили, — серьезно начал Забини, решая, что эти двое и без них с Полумной успеют посоревноваться в остроумии.
— Завтра и посмотрим, — безразлично пожал плечами Драко, на самом деле надеясь, что гриффиндорцы подхватят амнезию именно на эту ситуацию.
— Я сделаю все возможное, чтобы они не начали…
— Совать свой нос куда не следовало? — спросил Блейз, опережая Драко, который хотел спросить что-то похожее.
Гермиона скорчила лицо, но все-таки кивнула. В этом плане как бы не хотелось признавать, но слизеринцы были правы. Любопытство Гарри и Джинни по отдельности можно сравнить с танком, а уж вместе… Это как Редукто, сбивающее все на своём пути.
— Ладно, спокойной ночи. Нам пора, — сказал Блейз.
Полумна обняла Гермиону, помахала рукой Драко, и пара покинула Башню Старост, которая за сегодня повидала столько сколько, наверное, за все свое существование не наблюдала.
— Нам тоже пора, — Малфой притянул к себе Грейнджер и прошептал игривым шепотом прямо в ухо, а потом отстранился весело смотря на неё, — Пока эти двое после своих утех не собрались сходить в душ, который я планировал посетить вместе с тобой.
— Да что ты говоришь?! — протянула Гермиона, изворачиваясь и отходя от Драко на пару шагов, — А у меня были другие планы.
Малфой изогнул бровь и начал идти вслед за Грейнджер, которая медленно отступала к лестнице, ведущей в его спальню.
— Какие же?
Гермиона сделала вид, будто задумалась, постукивая указательным пальцем по нижней губе, а потом широко улыбнулась и замерла:
— Оставить тебя ночевать в гостиной на диване! — и гриффиндорка сорвалась с места, надеясь добраться до спальни быстрее и успеть захлопнуть дверь прямо перед носом своего парня.
Малфой подавил порыв удариться челюстью о каменный пол и, поняв, что проигрывает, рванул вперёд, собираясь догнать эту хитрющую девчонку и дать той по заднице. Ее смех только заставлял ускоряться и увеличивать шаги.
Перепрыгивая через несколько ступеней, Драко уже видел, как дверь в его спальню собирается захлопнуться прямо перед ним, но он же — Малфой. Самый лучший и самый быстрый. Он не дал двери закончить своё движение и схватил шершавое дерево, мысленно надеясь, что ему сейчас не прищемит ладонь.
Как оказалось Малфой ещё и самый сильный. Он толкнул дверь отчего Гермионе пришлось отпрыгнуть в сторону, отпуская дверную ручку и теряя равновесие.
— Ой, — тихо пискнула Грейнджер, а Малфой уже схватил податливое девичье тело и прижал к стене, перекрывая все пути к отступлению.
Горящие серые глаза победоносно светились в темноте спальни, а широко распахнутые карие разглядывали его лицо. Оба тяжело дышали из-за неожиданного марш-броска, который пришлось совершить, а такая желанная близость сбивала абсолютно со всех мыслей. И что надо бы выспаться, ведь завтра опять тяжелый день, и что через ванную находятся двое гриффиндорцев, которые могут их услышать — все это сейчас было не важно.
Драко нравилось это в Гермионе. То, как она умела отвлекать его, сама того не замечая. Она всегда удивляла его, сбивала с толку. И конечно, это не всегда могло быть полезным, но сейчас, когда Малфой постоянно думал о своих родителях, о семьях своих друзей, странном поведении Пэнси и их поиске разгадок — это было, как глоток свежего воздуха. Хотя бы на полчаса, но Малфой может абстрагироваться от реальности и сосредоточить все внимание на девушке перед собой, которая постоянно заставляла его ожидать что-то новенькое.
— Думаю, теперь я удостоен быть включенным в твой план на ночь, — тихо произнес Драко, склоняя к Гермионе голову.
— Может быть, — прошептала девушка, сама подаваясь вперёд и соприкасаясь со слизеринцем губами в столь желанном поцелуе.
Малфой был горячим, будто камин, из которого полыхало адское пламя. Его прикосновения были обжигающими, заставляющими выгибаться ему навстречу и просить всегда греть ее. Его руки на какой-то запредельной скорости раздевали её, при этом умудряясь почти не покидать обнаженных участков девичьего тела. Он будто собрался расплавить ее своим жаром, а потом смотреть на то, как она будет везде следовать за ним этакой лужицей.
А потому Гермиона, как могла жадно целовала, проводила пальцами по мягким волосам, чуть оттягивая, страстно касалась его тела, показывая, что она тоже способна играть с ним, как с пластилином, лепить из него то, что она желает, и он ничего с этим не сможет сделать.
Он — ее. А она — его. Суть уравнения ясна, как день.
Когда ее обнаженная спина дотронулась до прохладной постели, а твёрдое и такое обжигающее тело Драко накрыло ее собой, захотелось просто раствориться в этом моменте. Заставить Вселенную замереть, а стрелки на всех часах мира встать.
Так бы Гермиона назвала идиллию. Сейчас почти все было так, как надо. Обнаженная кожа, тяжелое дыхание, темнота, которая нарушалась лишь лёгким лунным светом, и его глаза серые, как самое дождливое утро и он весь, как самый нужный и такой родной человек.
Драко опять целует ее уже припухшие губы, проводит руками по изгибам девичьего тела, задевает соски, заставляя пропустить один вздох. Опять смотрит на неё. В ее большие глаза, в ее настежь распахнутую душу и тонет там, не сетуя на судьбу, там бы он тонул вечно и не молил о жизни.
Какая жизнь без неё? —
Малфой убрал волнистую прядь каштановых волос, которая так неудачно оказалась на ее лице.
— Нет ее, жизни.
Драко мог с уверенностью сказать, что до того, как судьба так близко столкнула Малфоя с Грейнджер, он и не жил.
Гермиона проводит ладонями по его плечам к шее, пуская электрические заряды по телу от нежности, исходящий от ее кожи. Разглядывает его зачарованно, с чуть приоткрытыми губами, которые так и тянут к себе. Между ними почти нет пространства, они плотно прижаты друг к другу, наслаждаясь ощущением соприкосновения голой кожи. Драко чувствует, как ее сердце, словно колибри в клетке из рёбер, трепыхается все быстрее.
Грейнджер зарывается пальчиками в его волосы на затылке, перебирая мягкие пряди, на секунду отводит взгляд, а потом смотрит глубоко в него. Через зрачки достает до глубины его внутреннего «я» своим пронзительным взглядом.
— Я, — тихий шёпот ласкает его нутро и заставляет крепче прижать ее к себе, — тебя, — ее ладонь ложится на его щеку, чуть поглаживая большим пальцем, — люблю.
Это «люблю» прозвучало громче, чем если бы сейчас к чертовой матери взорвался весь Хогвартс. Малфой со стоном, режущим тишину спальни, припал к ее губам, жадно пробуя на вкус три слова, которые она так проникновенно произнесла.
Перед глазами будто взорвалась Вселенная и остановила свой ход, так как хотела Гермиона. Драко пробило током, снося лавиной страсти всю умиротворённость, которая была всего несколько секунд назад. Его губы порхали по ее телу, произнося то, что она сказала вслух, на своём примитивном языке, его руки в такт касались ее кожи, заставляя Гермиону задохнуться в собственных ощущениях.
Малфой закинул ее ноги себе на талию и толкнулся бёдрами вперёд, чувствуя, как потрясающие жар, влага и давление тугих стеночек преумножают его эмоции. Гермиона громко вскрикнула и впилась ногтями в его плечи, отчего Драко зарычал и прикусил ее ключицу, понимая, что опять останется яркий след на молочной коже. Но эту страсть сдержать было невозможно. Легче было бы просто умереть.
Драко то полностью выходил из неё, то заполнял до краев. То медленно двигался, выцеловывая каждый миллиметр ее тела, то нагонял темп, оставляя на ее шее следы, которые завтра расцветут фиолетовым. Он шептал ей, как она прекрасна и великолепна, насколько красива каждая часть ее тела, а его руки, губы и уверенные толчки в девичьем теле только подтверждали слова.
Гермиона сладко стонала и царапала его спину. Удовольствие кружило голову и стягивало узел напряжение внизу живота. Воздух накалился, влажные тела соприкасались друг с другом, постельное белье сбилось, а гортанные стоны и тихое рычание наполняли спальню почти не оставляя место тишине. Драко изменил положение, убирая одну ее ногу со своей талии и закидывая себе на руку в районе локтя, угол проникновения изменился и Грейнджер сильно изогнулась, удивляясь как только позвоночник не сломался от острой волны удовольствия. Ладони то впивались в его бледную кожу, оставляя красные полосы, то сжимали постельное белье, грозясь порвать его к чертям собачьим.
