В этом новом классе были четкие правила. И они выполнялись. Учительница была строгая, но она всегда все видела, и ни на одну ситуацию не говорила: «Я ничего не могу сделать». А еще с самого первого дня она настроила всех мальчиков, а в классе, надо сказать, в основном были крупные девятилетние мальчики, чтобы они, если увидят хоть малейший намек на травлю Ярослава, вставали стеной. И они это делали. На совместных обедах и прогулках она сама зорко следила за нашим бывшим классом и пресекала любые попытки стычек. Уже через месяц она призналась мне, что понаблюдала за нашим бывшим классом, и многое ей стало понятно, и что многое, да почти все, преподносилось администрацией совершенно не так, как было на самом деле. Интервью с этой учительницей, открывшей новый мир отношений нашему сыну, есть в этой книге. Надо сказать, это единственное интервью с учителем. Больше ни один учитель не отозвался на мой пост в социальны сетях.
Ярослав примерно за два месяца третьего класса полностью восстановился. Травля сошла на нет, а если абьюзер из бывшего класса и пытался в своей обычной манере что-то крикнуть обидное, Ярослав это уже не воспринимал никак. Рядом была такая сильная поддержка в лице ребят и новой учительницы. Это был уже не скрюченный, смотрящий в пол затравленный зверек. Он, как раньше, стал смеяться, шутить, выпрямился, почувствовал себя свободно. Снова рисовал, сочинял. Картины стали ярче, музыка веселее, стихи более жизнеутверждающие. Третий и четвертый класс мы были и впрямь в раю. Я долго не могла привыкнуть к тому, что с учителем можно общаться, и мои звонки не будут истолкованы, как террор. Более того, в большинстве случаев, она звонила мне сама, чтобы обсудить, как идет адаптация моего сына.
Ну а сама школа… Бывшая учительница, родители, директор младшей школы, все остались при своем мнении. В бывшем классе травля перекинулась на других детей. Мама Оксана, которая была моей самой большой союзницей, свою дочку с трудом к октябрю третьего класса смогла забрать. Об этом в книге есть отдельная история, рассказанная ей самой. 86% родителей бывшего класса до сих пор уверены, что отделались от семьи террористов, что к учительнице не надо лезть, и вообще не надо делать ничего, что может всколыхнуть ее нервную систему. Доходило до смешного. Я знаю, что даже когда в классе остро встал вопрос о том, чтобы заменить учителя ритмики, которая откровенно издевалась над всем классом, все сначала хором хотели пойти к директору с просьбой о замене, потом вспомнили злополучное семейство террористов Моториных, и как это чуть не убило учительницу, и решили не ходить. Возобладало мнение, что это опять расстроит несчастную Марьиванну, а дети пусть потерпят. Им потом еще много чего в жизни терпеть, жену, работу и тд. Не вся жизнь будет сахаром.
Знаю, что в конце младшей школы родительский коллектив бывшего класса написал огромное благодарственное письмо в адрес Марьиванны, что это была идея все той же небольшой группы лояльных и приближенных, но громко кричащих, что были и те, кому это письмо было противно даже читать, зная всю подноготную. Но оно опубликовано на сайте школы, в специальном разделе «Диалоги с директором». И вот тут парадокс фразы: «В начальной школе надо идти на учителя». Идти на учителя обычно означает собирать рекомендации. Марьиванну отрекомендует восемьдесят шесть процентов нашего бывшего класса. Вопрос в том, чтобы учитель совпадал с вами ценностно. А в нашем менталитете основной ценностью являются академические успехи, но никак не межличностные отношения. Еще в нашем менталитете слабость и уязвимость равнозначны дефективности. Одна из моих героинь написала историю травли своей дочки, похожую на нашу, про рейтинговую гимназию и очень традиционного совдеповского учителя, публично в социальных сетях. Очень забавно было читать комментарии. Преобладали слова поддержки, но в какой-то момент в ленте появились родители бывших одноклассников, которые писали, что наконец-то они избавились от девочки, тыкающей всех циркулем. Никому не интересно, почему ребенок вдруг начал тыкать циркулем. Никто не связывает уход ребенка из класса с полным педагогическим провалом. Я уже предвкушаю реакцию родителей из нашего бывшего класса на мою книгу: «Посмотрите на эту наглость. Человек, который травил учителя, написал книгу про травлю».
Знаю, что еще два ребенка очень хотели из уйти из нашего бывшего класса, но им не дали. Обе мамы общались со мной, признались, что не готовы на резкие меры, не готовы терпеть потом такой же прессинг, какой свалился на нас с мужем, и что дотерпят до конца четвертого класса, а потом поступят в какую угодно среднюю школу, только бы там не было мальчика-абьюзера и его банды. Что ж, это их выбор. Да и третьим, четвертым, уходить действительно сложно. Это уж совсем грозит снижением рейтингов. Тот самый случай, когда я рада, что наша семья была первой, хоть и получила больше всех оплеух. Я часто слышу про себя, что «мне вечно больше всех надо». После этой истории с моим сыном я воспринимаю это как комплимент. Только те родители, которым «вечно все надо», способны спасти своих детей.
История Элины Гусейновой, события – 2018 – 2019 годы (13 – 14 лет), г.Баку.
Рассказано мамой, Севиль, 32 года, г.Баку
Имена сохранены
– Какая она была, Элина?
– Элина была очень живая, жизнерадостная. Обычный ребенок. Именно ребенок, мысли были детские. Не успела стать взрослой.
Любила учиться первое время. В конце последнего года как-то сломалась. Говорила, что поднимает руку, ее спрашивают, она отвечает, ее сажают с двойкой или тройкой. Потом спрашивают другого мальчика, он отвечает то же самое, ему ставят четыре. В этой новой школе она успела проучиться два года. Один полный и один не до конца.
– Почему Элина попала в эту школу?
– С первого по третий класс она училась в 49 школе. Потом там сделали только азербайджанский сектор и их всех, кто не из азербайджанского сектора, перевели в 203 школу. До шестого класса Элина училась там. Школа была хорошая, у нас не было никаких претензий. У меня есть сестра, у нее две дочери. Они все втроем, Элина и дочери моей сестры, с рождения росли в одном доме. Мы их не хотели разлучать. С одной из двоюродных сестер, Дианой, Элина даже училась в одном классе. Нам было удобно, что дети вместе. Сестра перевела своих детей в другую школу, я побоялась Элину оставить одну в старой школе. Мы с отцом Элины расстались. Я снова вышла замуж, появилось еще двое детей. Мы переехали в другой район. И в этот район из 203 школы добираться уже стало дольше. Мы выстроили всю логистику вокруг новой школы. Утром Элину отвозил мой муж. Обратно забирала сестра и приводила домой. Часто Элина и Диана оставались у нас вместе дома.
– Как прошли эти два года? Когда Вы стали понимать, что что-то не так.
– Первые полгода прошли хорошо. А в декабре Элина в первый раз сказала, что хочет обратно в свою школу. Она сказала, что ее задевают одноклассники. В основном три мальчика. Они ее обзывали. Но ругаться она не любила. И жаловаться она не любила. Я попросила ее доучиться год, пообещала, что на следующий год ее переведу. Пару раз, когда ее совсем сильно доводили, она мне говорила. Я брала сестру, мы ходили к директору, к учительнице, выясняли. Сестра у меня более активная чем я, я всегда ходила с ней, иногда даже она сама ходила за Элину заступаться. Директор всегда обещала, что больше ничего не повторится, вызывала мальчиков, их мам. Но все продолжалось. В конце учебного года я взяла Элину, мы пошли в 203 школу. Мы поговорили с директором. Директор сказала, что Элина уже отстала по программе, если ее возьмут, то только обратно в седьмой класс, в восьмой перевести с ее уровнем не смогут. Но Элина хотела возвращаться только в свой класс. Рядом была еще 91 школа. Мы пошли туда. Там никто даже не спрашивал, как Элина учится, потому что классы были переполнены. Так Элина осталась в новой школе.
