Обратились мы с мужем к Марьиванне. Услышали, что Вовочка и правда проблемный, что про диагноз никто не признается никогда, даже если он и есть, в семье проблемы тоже есть, но мама адекватна. На маму ни в коем случае не надо выходить. Вовочка наблюдается у психологов и неврологов, со 2 сентября по нему регулярно собирается педкомитет. И вроде бы даже есть улучшения. Услышали, между прочим, что по версии Марьиванны, проблемы есть и у девочки со злополучными трусами, потому что она провокатор и манипулятор (ну как все девочки), а наш сын постоянно ее пытается от Вовочки защищать. И если бы не защищал, то проблем бы не было. А раз пишут другие родители, это уже вопрос не Марьиванны, а администрации, и нужно идти к директору младшего блока, назовем ее, Комиссарова Роза Марковна.
Роза Марковна на встрече сделала вид, что про Вовочку ничего не знает (а как же педкомитет?), выслушала все, что беспокоит, записала, обещала все расследовать. При этом про упомянутую девочку тут же пустилась в ее характеристику, как провокатора и манипулятора (странно, про нее знает и вторит словам Марьиванны, а про Вовочку не слышала). Настойчиво хотела имен тех, кто мне писал-звонил. Не получив, попросила хотя бы передать, что открыта к разговору с другими, и они могут прийти. Очень попросила не выносить на весь класс и не приводить толпу.
Про открытость директора я писавшим мне мамам передала. Дальше мамы организовали подобие селекторного совещания, пригласив туда еще мам, и страдающих, и сочувствующих. Собрались мы в парке недалеко от школьного двора. Кто-то был лично, кто-то на телефоне. Все звучали очень заинтересованно и возмущенно. У всех были какие-то истории с Вовочкой. Идти к директору никто не захотел. Идти вместе было нельзя, она же меня просила без толпы. А я тогда еще очень уважительно относилась к школьной администрации и слово свое держала. Решили писать письмо. Все по разным причинам. Кто-то откровенно хотел Вовочку вон из класса. Кто-то был убежден, что с письмом факт будет зафиксирован, если этого не сделать, администрация пустит на тормоза, а так, при очередной агрессии Вовочки, да если еще с травмой, хотя бы нельзя будет отказаться, что проблема была известна. Я решила подписать, честно говоря, по довольно странной причине. Не давала покоя история про девочку-провокатора с трусами и ее трактовка в устах Марьиванны и Розы Марковны. Удобная версия, хотя звучала не правдоподобно. Стало очевидно, что могут просто зацепиться за эту версию, сделать девочку изгоем, а проблему не решить. В тот момент я даже подумать не могла, что изгоем в итоге станет мой сын. Вот абсурд всей ситуации. Я присоединилась даже не совсем из-за своего сына, а в основном из-за несправедливости в связи с девочкой. Мне показалось, она страдает даже сильнее моего сына. Письмо получилось довольно конструктивным, перечислили все имевшие место случаи агрессии, ни словом не обмолвились про учителя (понимаем, что делает все, что может), просили одного – принять меры по обеспечению безопасности детей и нормализации атмосферы в классе. Перечислили варианты решения – от тьютера для ребенка до как минимум мини-тренингов с детьми. Просьбы отчислить абьюзера из класса в письме не было. Тех, кто этого особенно хотел, все вместе убедили, что это и не толерантно (как я теперь не люблю это слово) и не законно. Письмо понести все отказались. Понес мой муж. Видимо именно поэтому нас впоследствии причислили к зачинщикам революции.
Дальше начался двухнедельный веселый период. Роза Марковна вызывала к себе подписавшихся по одному. С каждым разговор был разный. Кому-то она признавалась, что диагноз у мальчика есть, но … Кому-то особо активно настроенному говорила, что, конечно, ребенок проблемный, но вот вроде бы учитель делает все, что может. В этот момент прямо с урока срывали Марьиванну, которая с каждым следующим родителем была более нервная и при директоре говорила, что все подконтрольно, и что ей не трудно. Каким-то более тихим родителям сразу в первые минуты встречи показывали листочек с некой группой риска (дети, требующие особого внимания учителя), там прямо сразу под Вовочкой был обязательно нежданно-негаданно их ребенок. Такой тонкий шантаж с изящным запугиванием. Сходство встреч было лишь в одном – я и мой муж объявлялись запрещенными и с нами рекомендовалось не общаться.
Между тем в классе атмосфера была следующая. Вовочку забрали из группы продленного дня, стали то водить, то не водить на уроки. Всего в мае было дней пять его присутствия. Из них два дня наш ребенок не был обделен вниманием. В первый день мальчик набросился на сына и пытался повалить на пол, произнося при этом слова, которые тут нет возможности написать из-за цензуры. Марьиванна подбежала, отругала Вовочку. Во второй день Ярослава стукали по лицу, при попытке кричать затыкали рот. Марьиванна снова прибежала, снова разняла.
Само собой, после каждого случая мы общались с учителем, чтобы понять, как все было ее глазами, а не глазами ребенка. Все случаи подтвердились, хотя Марьиванна при этом постоянно повторяла, что Вовочка где-то внутри очень добрый, все будет хорошо, она усилит контроль. Тут же сообщалось, что она и сама уже от всей этой ситуации устала, а вы думаете легко постоянно стоять над одним ребенком весь год? Надо сказать, что с 1 сентября у Вовочки в классе было организовано отдельное место при Марьиванне, в переменах она с ним. Призналась также, что дали ей Вовочку именно потому, что у нее имеется диплом тьютера. Важно отметить, что ни в одном из этих общений мне или моему мужу не было сказано, что не надо больше звонить или писать. Да и странно бы это прозвучало – у учителя в классе явная проблема вокруг нашего ребенка, она ее признает нам в лицо, никак она не может избежать общения с нами. Мы пытались, несмотря на протест Марьиванны, общаться с мамой. Общение результата не давало и сводилось к реакции это-все-ваши-фантазии-мой-ребенок-ничего-подобного-не-делает. Мама упомянула, однако, что ей весь год звонят чужие родители, вызывают к учителю, и даже несколько раз какие-то папы караулили Вовочку, чтобы отчитать (ребенка жаль, однако не это ли доказывало, что фантазий нет?).
Как бы то ни было, в итоге мы вздохнули с облегчением. Было три счастливых дня, когда Вовочка ребенка не трогал, Марьиванна постоянно была рядом, контроль действительно усилился. Мы успокоились и начали ждать лета, понимая, что за время каникул что-то изменится, а в сентябре либо Вовочка фокус агрессии куда-то сместит, либо, если нет, контроль будет продолжаться (теперь-то, с письмом по-другому быть не может).
Где же про большинство, поддерживающих травлю, спросите вы. А вот это началось в том же мае, но чуть позже, как раз, когда все наши переживания уже улеглись. Ведь мы по всем правилам должны были еще ответ от администрации получить. И вот тут, причины остаются тайной, то ли это был такой ход, чтобы ответа не писать и надавить на нас письмо отозвать, то ли это просто такой необъяснимый псих учительницы, которая оказалась между двух огней – и Вовочку тянуть надо, и возмущенные родители безопасности требуют. В общем дальше обычная здравая логика уже не работает. Начался Кафка.
На последней неделе перед каникулами отменили обещанное совещание по итогам года. Причины были очевидны. Страх, что начнем обсуждать ситуацию с Вовочкой при всех. Хотя лично я и Марьиванне и Розе Марковне обещала, что осознаю, что это не этично и надеюсь на решение локальное. Уверена, никто из других подписавшихся также не стал бы. За пару дней до каникул выяснилось, что родители, не вошедшие в число подписавших, пишут некое еще одно письмо. Очень быстро проявилась лидер группировки, назовем эту группировку «Второе письмо», которая в истеричном тоне начала обзванивать каждого из группировки «Первое письмо», обвинять в том, что учитель на грани срыва и собирается увольняться. Я не стала ждать звонка. Вышла на защитницу угнетенного педагога сама. К этому моменту я уже знала, что второе письмо представляет собой благодарность Марьиванне. Говорю, тоже хочу подписать, а где взять? На меня был вылит ушат грязи и помоев. Я услышала, что подписывать я не имею права, так как я одна из главных мучителей, ибо звоню и пишу учителю вместе с мужем каждый день! Что учитель с нашей семьей разговаривать больше не будет и вообще не хочет с нами иметь дела, так как мы ее терроризируем, лезем в учебный процесс и учим как жить. Из-за всего этого она на грани, не может работать с другими детьми и хочет уволиться. Далее была бессвязная череда советов нам самим поработать с дитем и вообще с ним хоть иногда общаться, сводить к психологам, так как весь класс теперь все знает о нашем сыне, у него нет друзей и он не может налаживать контакты, занимает позицию жертвы и много-много других экскрементов про недоделанного ребенка и его никудышных карьеристов-родителей.
