Милосердный Боже, как же низко он пал – с залитым потом, кровью и размазавшейся грязью лицом, ожесточенно колошматя кулаками ставшего вдруг самым ненавистным ему существом Моргана – Эдвард и предположить не мог, что в действительности настолько жаждет его боли, его унижения. Здесь и сейчас, перед матросами, над которыми тот измывался столько лет; от его руки, руки бесконечно презираемого Фрэнком за его высокое происхождение бывшего офицера и дворянина; и за мальчишку, несчастного забитого мальчишку, жизнь которого этот негодяй едва не оборвал одной своей вспышкой необузданной ярости, быть может, даже не заметив, что сотворил…

Он бил, бил, не задумываясь, и точно так же уходил от ударов с каким-то жестоким ликованием, будто дикарь, пляшущий над телом побежденного врага – почти счастливый, почти свободный от этого двухлетнего гнета, который мертвой тяжестью лег на его плечи после отказа Мэри Фостер. Кровь и ярость стали выходом, его личным ключом к шкатулке с заботливо уложенными на самое дно сознания воспоминаниями о том времени, когда он еще был хозяином себе и своей жизни. Когда знал, что и как нужно делать в любой момент. Когда не задумывался и не боялся ошибиться…

И в ту самую секунду, и намного позже Эдвард готов был поклясться, торжественно прочитав вслух все известные ему молитвы, что он так и не понял, в какой момент между ним и все–таки сбившим его с ног Морганом возник кто-то третий. Послышался глухой звук удара, затем вскрик боли – и сразу же кто-то схватил рулевого за плечи, оттащил в сторону. Толпа вокруг отмерла, послышались громкие возгласы, в которых отчетливо слышались самые разные интонации, от недоумения до восторга.

– Сейчас же прекратить! Что, черт побери, здесь происходит?! – неожиданно властно раздался над всей этой неразберихой голос капитана Рэдфорда.

– Мэм! Мэм, вы в порядке? – невесть откуда взявшийся Генри, только-только помогавший Эдварду встать, бросился к ней, и Дойли лишь теперь узнал в своей спасительнице ее. Тяжело и глубоко дыша от боли, Морено опиралась рукой о плечо юноши и поданным им платком пыталась остановить лившуюся из носа кровь. На Эдварда она даже не взглянула, и тот окончательно перестал понимать, какого дьявола тут происходит. Двое матросов уже взяли его за плечи, повинуясь короткому кивку также возникшего на палубе боцмана Макферсона.

Впрочем, тревожный выкрик Генри уже сыграл свою роль, привлекши внимание Рэдфорда: тот мгновенно оказался рядом с девушкой и подхватил ее под локоть:

– Что, что случилось? Кто с тобой это сделал?!

– До каких пор это будет продолжаться, Джек? – сразу же громким и яростным, обвиняющим тоном перебила его Морено, отнимая от лица платок так, что ее испачканные кровью губы, подбородок и щеки оказались полностью открыты и видны всем. Макферсон, стоявший рядом с Эдвардом, удивленно, почти одобрительно присвистнул, и он с облегчением, хотя и не без отвращения отвернулся: стало ясно, на что собралась делать упор Эрнеста и почему подставилась под чужой удар, не попытавшись его отклонить:

– Сколько еще мы должны выносить эти бесчинства? Сегодня мистер Морган ударил меня, едва не убив – и не только меня, он еще и сцепился с мистером Дойли! Не останови я их – Бог знает, что бы еще произошло!.. Два дня назад я также видела, что он поднимает руку на матросов, и в прошлый четверг, и неделю назад, – не умолкая, она между тем, держа за руку, оттягивала Рэдфорда к правому борту, туда, где их было хуже слышно и сама она имела возможность незаметно снизить голос: – Сегодня мы с мистером Дойли вытащили из петли юнгу Карлито Феррини – он сейчас в моей каюте – у мальчишки такие следы на теле, что никак не спрячешь. Скажи, Джек, что должно сделать с пиратом, поднявшим руку на своего товарища?

– Ты предлагаешь мне довериться словам одного юнги и пары матросов… – хрипло и несколько растерянно начал было Рэдфорд, но Эрнеста, цепко ухватив его за локоть и вздернув залитый кровью подбородок, с тем же нажимом перебила:

– Я предлагаю тебе верить моим словам и тому, что ты видишь собственными глазами!

– Так, а ну хватит! – потеряв терпение, Рэдфорд сам с силой обхватил ее за плечи и быстрым шагом провел ее в свою каюту. Поколебавшись, Макферсон направился за ними, сделав знак державшим Эдварда матросам вести его следом.

– Ты отлично знаешь, что я не могу сейчас рассчитать Моргана. Без него команда взбунтуется раньше, чем мы успеем добраться до Тортуги! – оказавшись в каюте, Джек явно больше не намеревался держать себя в руках и дал волю гневу. Эрнеста, нарочито не севшая за стол напротив него, прислонилась к стене и запрокинула голову, кривясь от боли. Генри, протиснувшись в дверь с полотенцем, смоченным в воде – Эдвард почему-то не сомневался, что, если проверить, та окажется абсолютно ледяной – протянул его девушке, осторожно придержав ее руку.

– Вам плохо? Может, позвать мистера Халуэлла? – принялся тревожно спрашивать он громким шепотом, от которого Эдварда замутило. Джек, судя по выражению его лица, тоже был не в восторге от такой трогательной заботы, но все же недовольно пододвинул ей табурет и со стуком выставил на стол стакан воды:

– Выпей. И вытри кровь, я подожду.

– Спасибо, Генри, – слабо кивнула Эрнеста, наконец начиная вытирать размазанную по лицу отвратительно выглядящую ало–бурую массу. Делала она это медленно и вдумчиво, каждый раз глубоко выдыхая, когда мокрая ткань задевала переносицу, хотя по отсутствию синяка или изменения положения костей Эдвард мог уверенно сказать, что никакого перелома у нее нет. Но его никто не спрашивал – и это было даже хорошо: если кто и мог одержать верх над Рэдфордом в подобной схватке, то лишь Морено.

Закончив вытирать кровь, Эрнеста облокотилась о стол, положила руки на сцепленные под подбородком пальцы и заговорила заметно тише прежнего:

– Я не прошу тебя выгнать Моргана из команды. Могла бы, но не стану, потому что не хочу доставлять тебе лишних проблем, Джек. Однако нельзя оставить без внимания эту его последнюю выходку! Он стал слишком много себе позволять, слишком много даже с учетом той пользы, что он приносит. Если ты промолчишь, то Морган будет знать, что ему дозволено все, а матросы – что капитан Рэдфорд не вступится за них, даже если они вовсе ни в чем не будут виноваты.

– А так они узнают, что штурман Морено всегда заступается за них и может убедить капитана в чем угодно, – Рэдфорд тоже уже сел за стол и теперь яростно комкал бумаги, не сводя с нее подозрительного и не слишком дружелюбного взгляда. – Я рад, я искренне рад, что ты освоилась в команде за столь короткий срок, но не надо утверждаться в ней за мой счет!

– Джек, я думаю, мисс Морено совсем не это хотела сказать, – робко вмешался Генри, и его слова неожиданно оказались услышаны: и Рэдфорд, и даже сама Эрнеста повернули в нему разгоряченные лица. Ободренный юноша решился продолжить: – В команде тоже часто говорят, что мистер Макферсон… позволяет себе лишнее, а ты почему-то не обращаешь на это внимания – значит, и жаловаться тебе бесполезно.

– Но это же действительно так! Почему я должен… – сквозь зубы начал Рэдфорд, но крепившийся до этой минуты Эдвард Дойли не дал ему договорить:

– Потому что все знают, что своей команде вы разучились верить после того, как оказались за бортом после мятежа! Все, все знают! Что этот ваш цепной пес Морган обеспечивает вам спокойный сон по ночам, а за это вы прощаете ему разные «мелкие шалости»!.. Мелкие, мельче некуда! Мельче – разве что этот несчастный мальчишка, до которого вам и дела нет! Вы вот до сих пор трясетесь – а ему как теперь жить?..

– Мистер Дойли, сейчас же прекратите! – не сводя глаз с побледневшего до светло–желтого цвета лица Рэдфорда, резко оборвала на полуслове своего помощника Эрнеста. Эдвард запнулся, тяжело дыша, но все же подчинился, и, похоже, вовремя: Джек, непроизвольно поднявшийся на ноги во время этой отповеди, вновь тяжело рухнул на стул и закрыл лицо руками.

– Чего ты хочешь? – не поднимая головы, наконец бросил он. Все присутствующие невольно покосились на Эрнесту: и так было понятно, что вопрос адресован только ей.