– Как я понимаю, поездка в Черногорию отменяется?
Кирилл пристально посмотрел на меня:
– Совсем не обязательно.
– Шутишь, – я удивленно улыбнулась. – Разве нам можно?
Он пододвинул к себе кружку с кофе:
– А кто-то запрещал?
Его глаза так тепло лучились, что на миг я забыла обо всем, но это мгновение беспощадно закончилось. Я встала:
– Тебе нужно уходить.
– Если ты хочешь, – он тоже поднялся из-за стола и попытался прикоснуться ко мне, но я быстро выскочила в коридор.
– Я провожу тебя.
Кирилл перекинул пиджак через плечо:
– Знаешь, Ева, нам вовсе не обязательно вот так расставаться.
– Знаю. – Шутка ли, но я действительно это понимала. – Просто не хочу тебя отвлекать: наверное, сейчас ты занят каким-нибудь другим погонщиком?
Он почесал кончик носа:
– Не все в этом мире имеет значение.
Вот с такой задумчиво произнесенной фразой он и вышел от меня в промозглый ноябрь.
В первые мгновения я просто стояла и боялась пошевелиться. Это был не мой коридор: потолок в полтора раза выше, стены без привычной слизи, светло – кирпичного оттенка, серый бетонный пол. Наверное, по ошибке я попала в «офис» других погонщиков?
Другой появился неожиданно, прямо передо мной и вопросительно на меня посмотрел. Это удивило еще больше.
– Что происходит? – Я нерешительно отпрянула. – Где это мы?
– Где и всегда. – Он явно не разделял моего изумления.
Я отрицательно покачала головой:
– Ты сделал ремонт?
Другой не отреагировал на шутку:
– Если для тебя такое большое значение имеет цвет стен – можешь сделать их розовыми.
Я вдруг вспомнила про то, как по желанию сменила свою одежду, и все поняла:
– Получается, что здесь было так мерзко из-за меня?
Он встал в пол-оборота и убрал руки в карманы:
– Нет, из-за твоего предшественника. Займемся делом?
Я кивнула, и мы вместе пошли по коридору. Сегодня начиналось мое обучение: после Насти он дал мне немного времени отдохнуть и придти в себя.
– У меня есть вопрос.
Он повернул голову в мою сторону.
– Почему здесь был Леонардо? Он ведь жив.
– Потому что мне нужен был проводник, которому ты смогла бы довериться. – Его голос звучал тихо и как будто далеко. Мне приходилось прислушиваться.
– Получается, что сюда можно затащить любого?
– Нет, только того, кто находится на границе миров. К самим погонщикам это не относится, – уточнил Другой, заметив, как я испуганно вздрогнула.
Но он понял меня неправильно: я испугалась не за себя.
– Значит ли это, что Леонардо в той аварии пострадал не случайно?
Другой промолчал. Я остановилась: во мне боролись два чувства – ярость и изумление.
– Мог ли ты быть уверен, что он окажется, как ты выразился «на границе», а не в собачьем загробном мире?
Он тоже остановился и посмотрел на меня уже ставшим для меня обычным, но ужасно раздражающим взглядом под названием «ты и сама все знаешь»:
– Почему ты решила, что я все подстроил? С чего ты вообще взяла, что у меня есть такая власть? Если бы я хоть что-то мог в твоем мире, то не позволил бы Дмитрию сойти с ума.
Последние слова он произнес повышенным тоном. Осознав, что сказал что-то лишнее, он осекся, повернулся и пошел дальше. Наверное, Дмитрий – это мой предшественник. И он сошел с ума? Хорошее начало.
Я медленно пошла за ним, некоторое время боясь его догнать. Обидела ли я его чем-то? Он вел себя очень странно, но ничего страшного: со временем я начну его понимать. Я попыталась рассмотреть его получше: ростом чуть выше меня, спину держит прямо, но походка усталая, волосы из-за пыли и грязи выглядят неживыми. И эта ужасная одежда! Неосознанно я представила на нем что-нибудь из гардероба Кирилла. Он остановился и порывисто обернулся:
– Не надо. Меняй стены, но не меня.
– Извини, я не специально, просто так получилось. – Я быстро нагнала его и предельно искренне посмотрела в глаза, обрамленные темными кругами. – Правда.
Он кивнул. Дальше мы пошли вместе.
– Если бы здесь сейчас были души, то мы бы их почувствовали, узнали имя каждой. Ты бы вернулась и зарегистрировала их. И только потом я смог бы помочь им перебраться в Рай.
– Почему «были бы». – Не поняла я. – Сейчас их нет?
– Нет, ты же их не пригласила.
Я остановилась:
– В смысле?
Он разочарованно покачал головой:
– Здорово, самое главное я тебе и не объяснил. Ты должна наблюдать момент расставания души с телом и приглашать их к себе.
Кажется, кровь отлила от моего лица, да и руки резко похолодели:
– Наблюдать смерть? А не лучше ли ее не допустить?
– Ты не можешь, не имеешь права, – возразил Другой.
Я опешила:
– Ты действительно думаешь, что я смогла бы просто смотреть, как Настя Миркушина, будущая первоклассница, расстается с жизнью и приветливо улыбаясь, приглашать ее в Небытие?
Похоже, моя внезапная атака привела его в замешательство:
– Ты не можешь решать, кому жить, а кому умирать. Твоя обязанность переправить душу в Рай. И почему ты решила, что Смерть это зло?
О, да! Он действительно был удивлен. Я считала, что смогу понять его? Что-то сомневаюсь.
– Да потому что смерть причиняет страдание! – Я развела руками.
– Какое? Душа продолжает свой путь, она не испытывает боли, ни душевной, ни физической.
– Как же ты ошибаешься! – Я разочарованно помотала головой. – Смерть причиняет и душевную и физическую боль тем, кто остается, кто теряет.
Он в нерешительности уставился в пол, затем проговорил:
– Но люди знают, что смерть – это не конец. На то и религия.
– Знать и верить – это разные вещи, – возразила я.
Другой отошел к стене и сел на холодный пол. Он обнял колени и задумался. Минуты через две, не дождавшись продолжения беседы, я села напротив, надеясь, что в этом мире невозможно простудиться.
Он поднял голову и посмотрел на меня. Такой ровный сильный взгляд, без робости или сомнений, я не видела никогда. Он не давил, но связывал, будто бы луч света, естественно до дрожи. Когда Другой смотрел на меня так, я понимала все, и не нужно было слов, не нужно было объяснений. Я просто знала, что мы – одно целое.
Как быстро возникло это чувство! Две недели. Но почему это чувство не поглотит меня целиком, не лишит воли и разума? Почему мне нужно что-то понимать, выслушивать объяснения? Как было бы хорошо, если бы я просто верила!
Верить в то, что можно просто наблюдать за смертью живого существа?
– Твоя вера в меня утопична и не имеет оснований, – тихо произнесла я, скопировав его позу с поднятыми к подбородку коленями.
– Я им говорил, что это не имеет значения, – задумчиво проговорил он, облокотившись о стену и вытянув одну ногу.
Усмехнувшись, он посмотрел в высокий потолок, затем на меня:
– Человека невозможно вылепить по своему желанию: принудив тело к одиночеству, лишив его любви – не обеспечить одиночество души, не воспитать равнодушие и эгоизм. У тебя отняли семью – ты стала учителем, тебе не позволили создать семью самой, – но ты снова обманула их и взяла Леонардо. Какие же они все-таки глупцы! И ведь я говорил им об этом.
Он улыбался, его так забавила эта ситуация! Зато меня все эти игры с судьбой вводили все в большее состояние прострации:
– Интересно, а от меня самой хоть что-нибудь зависит?
– Конечно, я ведь говорю: ты всех обманула, обыграла, обошла.
Внезапно улыбка сошла с его лица:
– Но с устройством мира ты сделать ничего не сможешь: так было и так будет. Кто-то убивает, кто-то спасает, а мы должны лишь не допустить попадания души в Ад. – Он немного помолчал. – Ева, не пытайся противостоять этому, иначе пожалеешь. У нас и так слишком мало шансов заполучить душу.
– Почему? – это испугало меня.
Он пожал плечами:
– Просто потому что нас слишком мало, пару тысяч, не больше, а люди умирают каждую секунду.