– Конечно, – быстро ответила я и тут же тихо добавила, – если найду. Настя?
– Что?
– Ты можешь до чего-нибудь дотронуться?
Пауза.
– Нет! – Испуганно: – Я ничего не вижу.
Глухой удар и плач:
– Я упала!
– Не двигайся! – быстро крикнула я, но вспомнила, что сидеть на холодном полу детям нельзя. – Нет, лучше встань и жди меня.
Негромкие всхлипы девочки заставляли меня волноваться. Я пошла быстрее и, конечно же, тоже упала. Несколько негромких ругательств сорвались с губ. Встав и кое-как отряхнувшись, я пошла дальше, но в сердце стала зарождаться злость на себя. От постоянного напряжения колени предательски заломило.
– Настенька? – с трудом сдерживая раздражение, позвала я.
– Я все жду, – ответил неожиданно спокойный детский голос. – Мне уже почти не страшно, мне скучно. Давай поговорим?
Я ужаснулась подобной смене эмоций, но ответила:
– Давай.
– Меня зовут Настя. В следующем году я пойду в школу, поэтому я выучила свое длинное имя: Настя Викторовна Миркушина. Все взрослые дети должны знать свое длинное имя. А ты знаешь?
– Конечно, – быстро ответила я и, разумеется, тут же повторила в уме свое «длинное» имя.
– Настя Викторовна Миркушина, – самодовольно произнесла девочка. – Впиши мое имя в книгу.
– Что? – Я остановилась.
– Впиши мое имя в книгу. Это поможет.
Я задрожала:
– В какую книгу?
– В ту, что лежит на твоем кухонном столе.
Другой улыбнулся девочке, она улыбнулась в ответ.
Я проснулась, прижимая к груди теннисный мячик Леонардо. За окном Москва все еще горела ночными огнями. Я глубоко и часто дышала, спина была мокрой от пота:
– Только кошмаров мне не хватало…
Достав из прикроватной тумбочки валериану, я забросила в рот сразу четыре таблетки и откинулась на подушку. Вскоре сознание расползлось, я снова погрузилась в сон, но теперь без сновидений.
2
ДВЕ РЕАЛЬНОСТИ
Леонардо очнулся, но двигаться не мог. Он смотрел перед собой затуманенным взором. Меня он не узнал, а может, просто не было сил реагировать на мое присутствие. Передние лапы в гипсе, голова перебинтована, только ушки сиротливо выглядывали. Он лежал на ворохе одноразовых пеленок в просторном вольере. Жутко пахло хлоркой и спиртом.
Перебросившись с Александрой несколькими пустыми фразами, я вышла на улицу и просто двинулась по тротуару. Никогда раньше я не переживала такого эмоционального потрясения. Все было хорошо, и я должна была догадаться о приближающейся черной полосе. А может, я просто не привыкла к встряскам? Что скрывать, мне нравилась спокойная, распланированная жизнь. Я не тусила по ночам, не ездила на море, не брала кредиты и не посещала SPA. Идеальная жизнь – это учебный план и летние каникулы у бабушки в деревне.
Люди спешили; двигались по прямой, стараясь не пересекаться ни с кем. Любой контакт в этом вечно спешащем мире был строго запрещен. Только я успела подумать об этом, как в живот что-то ударилось. Я остановилась и изумленно посмотрела вниз. Это был мальчик лет пяти; мать тащила его за собой, крепко уцепив за узенькое запястье. Он задрал голову, воззрившись на меня испуганными, но чистыми глазами. Женщина нервно дернула сына и заспешила дальше.
Я обернулась, в памяти всплыл призрачный коридор и тонкий голосок Насти. Но это был лишь сон. Мне не требовалось убеждать себя в этом, я знала.
Бесцельно пробродив по городу часа три, я не заметила, как оказалась возле величественного здания гимназии, в которой работала. Его построили четырнадцать лет назад. Высокие потолки, резные белокаменные наличники на окнах: все это было великолепно, но создавало ощущение одиночества, маленькой песчинки в чем-то огромном. И не только у меня. Именно поэтому в гимназии было много цветов и ковровых покрытий теплых оттенков. Помимо шикарной учительской, у каждого педагога был свой небольшой кабинет. Люди проводили здесь практически весь день, поэтому каждый стремился обустроить свой уголок получше.
Надеясь, что работа отвлечет от мрачных мыслей, я открыла тяжелую дверь. Чоповец дядя Саша удивленно приветствовал меня, я даже смогла ответить ему натянутой улыбкой и поднялась на второй этаж, где размещались начальные классы. Шел урок, поэтому в коридорах было очень тихо. Я прошла в свой кабинет, стараясь не стучать каблуками, бросила сумку в кресло и переоделась. По расписанию следующим уроком в моем классе был окружающий мир. Материал я подготовила еще вечером, поэтому просто взяла коробку, дождалась звонка и отправилась в класс. Олеся, которая вынуждена была меня подменить, облегченно вздохнула и сбежала в свой психологический кабинет.
Работа действительно отвлекла. Каждый раз, начиная урок, я будто бы входила в теплую воду реки и начинала плыть. Не приказывая себе, не управляя, просто плыла. На время я забыла и об аварии, и о том, что Леонардо в больнице, а не дома на диване.
Но последний урок безжалостно закончился. В попытке обрести спокойствие я отправилась пить чай в библиотеку. Библиотека для взрослых представляла собой большую комнату с книжными шкафами вдоль стен. В центре стояли круглый стол и уютные стулья с мягкими подлокотниками.
Завуч Ирина, увидев меня, побледнела, усадила рядом и принялась расспрашивать о машине. У нее были муж и квартира. Именно так она всегда говорила: «муж и квартира». Два ценных предмета, весь мир для Ирины представлял собой иерархию предметов. Пес ценным предметом не являлся, поэтому она даже не помнила о нем. Но Ирина точно помнила, что есть «Мазда» цвета «Soul Red», и именно состояние этой самой «Мазды» волновало ее больше всего.
– Не знаю, – равнодушно бросила я. – Ею занимается мой друг.
– Как же ты приехала? – почему-то ужаснулась Ирина.
– Я пришла.
Вот и все: прощай, нервное равновесие. Звонок возвестил о начале следующего урока, которого у меня не было. Завуч убежала, столкнувшись в дверях с Олесей. Она приветственно махнула рукой и подошла к столику с чайником, из шкафа над ним достала свою голубую кружку:
– Тебе кипяточку подлить? – бросила она мне.
Я кивнула. От ее присутствия стало очень тепло на душе. С началом урока в библиотеке не осталось никого. А Олеся была очень приятным в общении человеком. Только сейчас мне пришло в голову, что она не просто сама по себе такая, это профессиональное качество психолога. Олеся никогда не лезла в душу, она умела долго говорить ни о чем, просто плести ничего не значащую беседу. Плеснув в кружку дымящейся жидкости, она села неподалеку и закинула ногу на ногу.
– Ну, как? Готовитесь к Новому году?
– Да, слежу, чтобы учили роли, которые раздала Нина Ивановна.
– А о подарках уже думала? – Девушка обхватила кружку, пытаясь согреть длинные пальцы с бледным французским маникюром.
– Нет, рановато. – Я пожала плечами.
Сувенирные ручки и чашки коллегам я всегда успею купить. А больше поздравлять мне некого. Олеся понимающе улыбнулась.
Даже в тусклом свете фонарей я заметила свою «Мазду», зажатую между «Лендровером» и «Вестой». Я резко задрала голову вверх, ожидая увидеть освещенное окно: ведь у Кирилла есть ключи! Но нет, в окнах не было света. Я взвыла от потерянной надежды. Дверь пропищала: бабушка Маша, живущая этажом ниже, вышла выгуливать своего мопса.
– Здравствуй, моя хорошая! – Она придержала дверь.
– Здравствуйте. – Пришлось войти.
В квартире было душно. Я открыла форточку, быстро приготовила ужин из замороженного риса с овощами, позвонила Александре, чтобы справиться о состоянии Леонардо, и забралась в кресло перед орущим телевизором. По «Домашнему» показывали какую-то комедию. Время от времени я заставляла себя смеяться на смешных местах. Но фильм все-таки закончился, потом закончился еще один… В итоге я задремала.