***

– Снова письмо из этого захолустья, пропади оно пропадом, – заявил худощавый монах, перебирая бумаги в кабинете настоятеля. Молодой и не особо отличающийся здоровьем, он занимал должность писаря. В его обязанности входило и многое другое, что могло прийти в голову начальству.

Большую часть комнаты занимали три стола. Обрамленный узорами, самый крепкий из них стоял напротив входа – для настоятеля, остальные два – по разные стороны от него. Слева предназначалось место для секретаря, справа – место для человека, который был ответственный за выполнение более сложных задач. Как раз здесь и восседал Адриан. Перед ним были разложены несколько отчетов, предоставленные его подчиненными. Несколько минут назад Гофард только закончил зачитывать их. Эти отчеты почти ничем не отличались по содержанию от остальных, составляемых уже на протяжении года.

У секретаря рабочее место было хаотично завалено кучей писем и различными свитками. Несколько чернильниц стояли в ряд, словно идеально выстроенные солдаты. Кажется, это было единственное, что осталось на столе хоть в каком-то порядке. Все остальные принадлежности и бумаги были беспорядочно раскиданы, и одному писарю была ведома закономерность.

В отличие от этого, перед настоятелем листы пергамента были сложены аккуратно вместе с набором для письма. По правую руку от него громоздилась железная статуэтка птицы, чей грозный взгляд сверлил каждого, кто заходил в кабинет.

– Из Петрикса пришла просьба урезонить банду разбойников, – устало продолжил писарь, набожно закатив глаза. – Каждый месяц одно и то же. Опять якобы нападение на наших сестер. Даже не знаю. Уверен, что этих женщин мы даже не найдем в списках служителей. Какие ваши указания, Верный?

Настоятель Дранас задумчиво сложил руки на столе, погружаясь в пустоту перед собой. Морщины и седина. Взгляд не мутный, а острый. Сказываются долгие года на поле брани. Перебитый нос и лицо в размытых шрамах. Несмотря на возраст, настоятель церкви сидел с прямой спиной и усталой гримасой. Позади него большие красные стекла пропускали свет в комнату, бросая тень на поверхность стола.

Его звание Верного было высшей наградой, которую служители могли получить за годы безупречной службы. Нужно было действительно доказать свою безукоризненную верность Фениксу, чтобы стать достойным, пройдя через десятки битв, показать свою непреклонность и остаться в живых. Годами Дранас кровью и потом заслуживал свое звание, сокрушая врагов Истинного Феникса и увеличивая влияние церкви. Уже на середине своего жизненного пути он получил серьезную травму. Только после того боя заслуги Дранаса были признаны по достоинству. В то время, по совпадению, место настоятеля освободилось, когда того внезапно одолела болезнь. Кроме как Дранаса, лучшей кандидатуры на пост Верного было не найти.

Адриан следил за движениями Дранаса, за его мимикой, как когда-то и сам Верный смотрел на прошлого настоятеля. Чаще всего именно люди по правую сторону от главного стола и наследовали высшее звание, а вместе с ним – и всю власть над церковью, а значит и над всей страной.

– Игнорируй, никого не отсылай, – голос у настоятеля стал хриплым от старости. Не ровен час, и придется сменить его, не в этом году, так в следующем. Снова будет собран совет из настоятелей других церквей, чтобы выбрать нового главу. Не исключено, что именно Гофард будет значиться как главный кандидат. Адриана эта мысль несколько пугала. Он даже не мог решить, чем именно. Может тем, что ему не хотелось ничего менять в своей жизни.

Писарь отложил письмо в отдельную стопку, которая сплошь состояла из отказов. В этой кипе бумаг могли с легкостью скрываться десятки разрушенных жизней. Речь из уст настоятеля несла в себе силу, власть над людьми. Адриану подчас становилось от этого не по себе. Паладин не хотел быть ответственным за то, что одним своим словом он обречет безликого для него человека на гибель. Хоть и не каждое решение настоятеля было на это способно, но когда отказывают в помощи, обычно это ни к чему хорошему не ведет.

Встречать судьбу с глазу на глаз. Плечом к плечу с соратниками ради веры идти на смерть, видеть гибель врагов, павших от его собственных рук – вот чего хотел Адриан. Таков был его обычный подход к решению проблем.

Решениями Верного можно убить сотни. Адриан был способен сделать это сам, лично, и только во благо человечества и Истинного Феникса.

– Еще одно письмо из Петрикса. От настоятельницы, опять же, – писарь сильнее скривил лицо. Он с презрением удивлялся тексту просьбы. – Пишет, что тюльпаны не растут, почва плоха, запрашивает от нас удобрение, чтобы…

Он еще раз пробежался взглядом по письму. Не верилось, что по такой мелочи беспокоят самого Верного. Вечно эта настоятельница из портового города требовала всякие глупости.

– Несуразица какая-то. Отказ?

Ответом стал взгляд из-под кустистых седых бровей. Он выражал молчаливое согласие Дранаса.

Адриан даже подивился, как быстро юный монах нашел взаимопонимание с этим скупым на слова настоятелем. Хоть послушнику и не удалось проявить себя как воину, но добиться расположения самого влиятельного человека он смог. Адриану казалось, что даже к нему, одному из лучших защитников церкви, относились предвзято.

Отложив в стопку отказов и второе письмо, писарь выбрал следующее, поколебавшись.

– Письмо из Орфона, Верный. Местные фермеры отказались платить налог церкви. Сообщают о беспорядках и поругании бога с их стороны…

– Адриан, – перебив юношу, настоятель обратился уже к Гофарду. Холода в его голосе было не занимать. – Отправишь туда всех, кого сочтешь нужным. Но не уделяй этой проблеме много времени.

Паладин в ответ только слегка качнул головой в согласии. Здесь было нечего обсуждать. Тем временем секретарь отложил письмо уже в соседнюю стопку и достал другое. Со стороны у писаря был потерянный вид.

– Да, да, продолжай, – настоятель вспомнил о нем словно о надоедливом ребенке.

– Верный, я не хотел поднимать вопрос этого письма, – слишком неуверенно оправдывался послушник. – Видите ли, оно от архимага Анктуса…

Седые брови настоятеля медленно взмыли вверх. Давно мир не видел столь широко открытых глаз Дранаса.

– Анктус? Этот старый ублюдок? – удивленный голос старика звучал моложе, чем обычно. Верный даже заерзал на своем кресле в возбуждении, которое еще мог позволить в свои годы. – Давно этот сучий сын ничего о себе не заявлял, давно я не видел это бегемотово отродье.

Дранас обычно не скупился в выражениях, обзывая почти каждого богохульным существом. Слова и сейчас полны брани, но его глаза выдавали интерес, будто в них разгорелся огонь. Что обычно читается во взгляде стариков, вспоминающих прошлое? Они вспоминают молодость, полную великих возможностей, какой бы трудной она ни была.

– Ты не волнуйся, продолжай, – ехидно приободрил Верный своего подопечного, заметив его неловкость. – Выглядишь, будто тебя эта бумажка напугала. Чай маги не научились еще через пергамент порчу насылать.

Смех его звучал так, словно прочищали засорившийся дымоход. Эти надрывные звуки вызывали лишь чувство жалости к тому, кто уже отжил свое.

С сомнением в голосе писарь продолжил:

– В письме сказано о пропаже ценных книг и инструментов с приборами. И совсем немного сказано о ситуации с отступниками.

Дранас глубоко вздохнул. Ничего в этом мире не меняется. Всегда будут люди, что отвернулись от учения церкви. Всегда люди будут желать большего. И потому всегда нужна будет сила, которая сможет их остановить.

Верный достаточно много времени провел в своем кресле. Задолго до его посвящения в настоятели, он только и делал, что устранял внутренние угрозы, охотился на еретиков. Он нес слово Пламени, когда зачищал север от повстанцев среди северных эльфов. Мечом своим он разрубал опьяненных магией колдунов. Тогда Дранас думал, что меняет этот мир, каждый день по крупицам. Настоятель уделял время молитве, веря, что все было не зря. Вскоре жизнь его будет совсем на исходе, а он так и не почувствовал, что действительно привнес больше спокойствия в этот мир. Одни враги сменились другими. Отступники всегда были проблемой и до сих пор остаются. Это вечная борьба. Круг смерти и возрождения.