Но всему была своя цена. Со временем, через месяц-полтора освященная сталь мгновенно пожиралась ржавчиной, совершенно необъяснимо. Ничто не могло выдержать силу Пламенного Бога. Как говорили в церкви, Феникс снова все обращал в прах.

Чудо было. Каждый раз Адриан убеждался в этом, когда еще один отступник, загнанный в угол, молил о прощении. Чудо было, когда меч вонзался в плоть, обжигая внутренности грешника. И от этого Адриан получал истинное удовольствие.

***

Солнце почти ушло на покой, когда все дела Адриана были сделаны. Работа приносила ему больше спокойствия, чем тишина. Знакомая рутина бальзамом разливалась по сердцу. Каждое его решение было успешным, каждый приказ учтен и выполнен. Даже ужин в столовой прошел как по маслу.

В просторной столовой не было толкотни, что случалось довольно редко. Монахи ели, как и полагается, стоя возле длинных высоких столов. Подавали уху из речной рыбы. Если Адриан не ошибался, бульон варился на осетре. Он как раз обитал в здешних водах реки Камаяла. Сдобренный приправами бульон содержал в себе кусочки картошки, иногда попадалось и мясо самой рыбы. Однако обилие трав выдавало не первую свежесть продуктов. Паладин, впрочем, не ощутил заметного отличия во вкусе. Подавался ужин с еще теплым хлебом. Братья-монахи искусно добавляли в тесто вино, привнося в него необычный пряный вкус.

Паладина трапеза успокаивала, особенно если это такой сытный и простой ужин. Тяжелый день подходил к концу, и в оживленной столовой легко забывались все проблемы, все накопившиеся тяготы. Люди вокруг занимались тем, что должны делать в первую очередь для себя – насыщаться. Можно было снова вспомнить священные тексты, сравнить цикл жизни с жизнью Феникса.

Но не сейчас. Ужин был важен по-своему. Вечером, наслаждаясь пищей, понимаешь, какие трудности были пройдены, и можно спокойно разложить мысли по порядку. В каком-то смысле, Адриан считал ужин священным временем трапезы. Не понимал, как вообще можно о нем забывать в дни, не отягощенные более важными делами. Даже в походах, когда солнце скрывалось за горизонт, к этому времени его отряд уже должен был быть готов к трапезе. Какие могут быть с утра силы, если ложишься с пустым брюхом?

Ужин с ним обычно разделял Рельнадо, его друг с молодых лет. В плавном потоке из служителей монастыря Гофард так и не смог выловить его взглядом. Он надеялся, что вспышка гнева с утра не сильно задела товарища. Хоть Гофард и считал его неженкой, Рельнадо всегда оставался верен ему, каким бы только он ни видел Адриана. А неконтролируемые приступы у него были обычным делом. Он ничего не мог с собой поделать. Гофард почти всегда считал свои действия оправданными. Ведь только силой можно достичь желаемого, а гнев – зерно этой силы.

Покончив с едой, Гофард направился в собор, который находился в главном корпусе. Именно там была сама жемчужина церкви, достояние самого Феникса – ценнейшая Пепельная Чаша, сохранившаяся со времен пришествия божества на землю. Ее охраняли даже лучше короля. Дозорные у главного входа по карнизам башен, готовые пустить стрелы в неприятеля. Десятки монахов, облаченные в парадные доспехи, сменялись каждые несколько часов на своих постах, вооружившись алебардами. Сотни людей каждый день приходили со всех уголков Единого Королевства, чтобы своими глазами увидеть прах Истинного Феникса. Неусыпная стража следила за рьяными верующими. Ближе, чем на десять шагов воспрещалось подходить к чаше. Никто не смел перечить такому укладу, и на то были причины. Скорее не чашу хотели защитить от богохульников или воров, а самих верующих – от реликвии.

Священный прах Феникса был бесконечен, сколько бы его ни брали. Он был способен на чудеса, большая часть из которых обращала вещи в ничто.

Адриан зашел в большой собор со стороны одного из коридоров монастыря. Почтительно склонив голову, он направился под главный купол. Потолок уходил высоко вверх, оставляя место красочным барельефам и фрескам, изображающим картины прошлого. Почти везде на них огненная птица сражалась либо с людьми, либо с чудовищами. Статуи в нишах пугали своими размерами, скалились на посетителей.

Ступеньки, ведущие в сторону абсиды, торца собора, поднимались с перерывами, образуя площадки для небольших осветительных жаровен. Безмолвные стражи стояли рядом с ними, строго на своих постах. Все, как и всегда. Уже наступила ночь, и в витражных стеклах можно было различить в какой стороне взошла луна. По полу стелился багровый ковер, начинавшийся от уже закрытых главных ворот. Долгий путь нужно было преодолеть, чтобы дойти до божественной реликвии.

Она была впечатляюще простой. Каменная угловатая чаша, в ширине чуть больше человеческого роста. Края ее были украшены зубьями, подобными клыкам хищника. Святой пепел таился внутри чаши и своим видом ничем не отличался от обычного. В нем не было ничего особенного, совершенно. Просто огромная куча пепла, как если бы монахи собрали его из всех щелей кузницы.

За подобные мысли Адриан и выбивал зубы глупцам.

Карающий Меч Феникса припал на одно колено перед Пепельной чашей, не нарушив дозволенных границ. Одной рукой он достал свой кулон в форме оперения стрелы, поцеловал его, лишь слегка коснувшись губами, и приложил ко лбу.

– Истинный Феникс, если позволяешь мне просить, так дай мне слова, дабы ты услышал их, – Гофард произносил молитву, с которой он всегда начинал. Его голосу лишь вторил ветер, что завывал в щелях стеклянных витражей, да слышалось потрескивание огня в жаровнях позади. – Ведь молю я о свете твоем, который изливаешь. Молю о страсти и желании жить для тебя, ведь без огня твоего нет тепла в наших сердцах. Путь наш милосердный, что выкован злом, должны пройти превозмогая. И простит нас тогда Истинный Феникс, восстав из пепла, дабы вновь обратить нас в прах. Прах к праху.

Он на мгновение смутился отчего-то, словно для него в осознании открылась новая дверь. Что-то щелкнуло в голове, погрузив мир вокруг в тишину, поглощающую звуки. То, что произошло сегодня днем, донеслось до него смятым эхом.

Сейчас Адриан преклонял голову перед пеплом великого существа, которое было творцом всего сущего. Именно он, Истинный Феникс, показал, как от его огня зародилась вся жизнь. Он, явившийся тысячу лет назад, свергнул злостного Бегемота, бесчестного демона, что, затаившись в идолах, отравлял души людей. Мерзкий Бегемот, пасть с миллиардом зубов, пожирал своих служителей в тайне ото всех, а люди почитали его своим создателем. Если бы не Феникс, кто показал бы истину? Кто смог бы изгнать лживого монстра, как не Истинный бог?

И сейчас, спустя столько лет, что выросло на величии Истинного Феникса? Мощь, огненный кулак из десятков тысяч людей, готовых биться во славу имени Его.

Имени, но не истинной сути Феникса. Все забыли, чему действительно учат писания. Мысль поселилась в этот момент по соседству с остальными, заражая их. Что, если сейчас уже завелся новый Бегемот?

Гофард сам подивился собственной мысли. Что за чушь! Видимо, он сегодня совсем утомился, и такие рассуждения должны быть изгнаны, и чем быстрее, тем лучше.

Но все же… Деяния настоятеля и до этого иногда ставили под сомнения его мотивы. Руководствовался ли он волей Истинного Феникса или ради личной выгоды? Ведь постулат Бога был прост – почитайте огонь в своих сердцах и зажигайте новые. Истинный Феникс велел им жить и преодолевать все трудности, дожидаясь его прихода. Тогда он подарит вечную жизнь тем, кто был ему верен до конца.

Верному Дранасу было плевать на вечную жизнь. Он больше не хотел нести огонь Истины в сердца других. Он угас, покорившись власти и старости. Настоятель стал словно этот пепел, покоящийся на одном месте уже почти тысячу лет.

Адриан отложил эти мысли в сторону. Не стоит о них забывать, но и мешать ему они не должны. Сейчас есть куда более важные дела, о которых стоит задуматься. Завтра он обязан будет навестить Оплот Чудес. Предстояла встреча с этим архимагом Анктусом, который никогда не покидал свои чертоги. Гофард еще ни разу не виделся с ним, и не ощущал большого желания. Он был уверен, что разговор предстоит не из приятных.