Из тьмы вышла женщина и наставила на него ружье.

— Руки вверх!

По голосу дед узнал девушку, с которой днем поругался в саду.

— Брось ружьем баловаться, девка! — сказал он мирно. — Это я.

— Идите вперед по тропке. Вон, видите, огонек. Там разберемся, кто вы такой!

Деду ничего не оставалось делать, как только подчиниться. По тропке он вышел на небольшой пригорок, где в стороне от деревьев, дымясь, тлел большой костер. С заветренной стороны его, держа в руках фонарь «летучая мышь», стояла маленькая Шура Рябинина и, приложив ладонь к глазам, напряженно всматривалась в темноту. Она была одета в старую шубку с меховым воротником; лицо ее, освещенное слабым светом фонаря, казалось задумчивым и нежным.

— Это вы, дедушка Шулыга? — удивленно сказала она тоненьким голоском, в котором еще чувствовался пережитый страх.

— Ну, я, я, — проворчал дед и повернулся к Наташе Кущиной: — Ружье-то опусти! Что ты меня под прицелом держишь?

Наташа опустила двустволку и сказала строго:

— А зачем вы ночью по саду ходите, гражданин Шулыга? Ведь я могла выстрелить в вас!

— Не имеешь права сразу стрелять! — сказал дед, опускаясь на землю подле костра. — Первым делом ты должна дать нарушителю словесное предупреждение: «Ах ты такой-сякой, так-то тебя и так-то, убирайся из сада сей секунд!»

— А если не послушается?

— Не послушался — не прогневайся! Лепи ему дробью в мягкую часть — пусть почешется. Да сейчас-то, весной, какие нарушители?!

— Мы думали, медведь в сад залез! — смеясь, сказала Шура Рябинина, садясь рядом с дедом. — Слышим, хрустит, кряхтит. Ну, чистый медведь!

Дед Шулыга одобрительно посмотрел на рослую Наташу и сказал:

— А ты, значит, на медведя с двустволкой кинулась?

Наташа промолчала. Продолжая смеяться, Шура Рябинина спросила:

— Как же вы в сад-то попали, дедушка?

Дед ощупал тлеющую внутри кучу большой черной рукой и, подумав, ответил с хитрецой:

— А я, девки, загостился у вас в Борском. Гляжу — стемнело. Ну, я пошел домой, да, выходит, сбился с дороги!

— Интересная история! — насмешливо сказала Наташа Кущина. — Как в комедии «Горе от ума»: «Шел в комнату, попал в другую!»

Дед пропустил колкость мимо ушей.

— Придется мне, видать, с вами ночку скоротать! — продолжал он. — Куда же сейчас-то идти? Старуха, конечно, браниться будет: загулял, скажет, ее дед… Ну, да семь бед — один ответ!.. Так что принимайте в компанию!

Наташа и Шура переглянулись.

— Вы лучше, гражданин Шулыга, прямо скажите, что пришли нас проверять. Так? — спросила Наташа.

— Дело-то ваше молодое, — туманно ответил дед. — У костра сон кого хочешь может сморить. А огонь — он ведь стихия. За ним — глаз да глаз! Недаром говорят, что Москва от одной свечки сгорела.

Наташа искоса взглянула на деда Шулыгу и сказала с несвойственной ей мягкостью:

— Борские на боевом посту не спят!

Шура аппетитно, по-ребячьи зевнула и попросила:

— Вы бы, дедушка Шулыга, сказку нам какую рассказали, а то ведь, если по правде, то очень спа-а-а-ть хочется!

— Сказки у меня все старые, для вас неинтересные… Разве эту?.. Жил-был царь. И задумал он жениться… Нет, постой… лучше эту. Жил-был черт. И задумал он жениться. Или вот — про купца… Жил-был, значит, купец…

— А чтобы жил-был колхозник — такой нету сказки? — перебила деда Наташа.

— Такой нет!

Наступило молчание.

— И до чего же сейчас красиво у нас в саду! — сказала Наташа Кущина, поднимаясь. — Как на сцене. «Вишневый сад», пьесу, помнишь, Шура?

— Помню!

— Только наш сад лучше того. Тот был запущенный, некультурный.

— Все равно я чуть не заплакала, когда Лопахин стал сад рубить! — сказала Шура.

Дед Шулыга насторожился:

— Это где же и какой такой подлец сад рубил?

— Купец один, из книжки.

— Купцов-то я знаю, — сказал дед Шулыга, — они такие, я у них работал в старое время в садах — у купцов, у арендаторов. Им бы только урожай снять, продать, а там — хоть трава не расти. И вот, скажи на милость, всю жизнь имел мечту поработать в большом саду, для народа. И все не получалось! Потому что у нас, в Пяткине, профиль — картошка. Конечно, на усадебном участке имеется у меня антоновки три дерева. Но разве это для меня масштаб?

Шура Рябинина выразительно посмотрела на подругу. Та молчала.

— А вот теперь в нашу бригаду вступайте, дедушка Шулыга, вот и исполнится ваша мечта.

— А примете?

— С превеликим удовольствием. Только далеко вам будет ходить из Пяткина на работу, не по годам вашим.

— Можно перенести избенку в Борское! Колхоз-то, думаю, поможет?!

— Колхоз, конечно, поможет. А захотите ли вы сами родную деревню оставить?

— Я ведь не в Африку поеду, а в свое, советское, село, — сказал дед Шулыга и обратился к Наташе, молча стоявшей под яблоней: — А ты что, вроде куксишься, артистка? Не примешь?

Наташа посмотрела на настороженные лица деда и Шуры, широко улыбнулась и сказала просто:

— Переезжайте, дедушка. Сработаемся!

— Я уж тогда увидел, что мы с тобой сработаемся, гладкая, когда ты на меня ружье наставила!

— А я по вашей инструкции действовала. Наставила и дала словесное предупреждение: «Руки вверх!» — И, обратившись к Шуре, Наташа властно сказала:

— Ну-ка, Шуренок, вставай, пойдем, в самом деле, костры проверять.

Наташа и Шура ушли. И дед Шулыга остался один у костра. Он долго смотрел на дым, уносимый ветром, на черное небо, думая о том, что с бабкой придется, пожалуй, повоевать из-за переезда в Борское. Потом мысли его смешались, и он задремал. Очнулся дед оттого, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел бабку. Это было так неожиданно и странно, что дед замотал головой — решил, что причудилось. Но бабка была живая, настоящая.

— Приятных вам сновидений, Матвей Никитич! — сказала она голосом, не предвещавшим деду ничего доброго.

— Не сердись, Марковна! Нельзя было иначе…

— Молчи! Ты хоть не спал бы, коли пришел огонь сторожить, идол! Не ровен час Матрена бы тебя увидела сонного. Девки-то ей все ведь рассказали!

— Матрена в саду?!

— Я же с ней и приехала! Она в Пяткине у нас была. Пришла, а тебя нет. Она к тебе от правления посланником приехала — в борский сад, в бригаду к себе, звать. Ей-богу, не вру! «Мы, говорит, его уважаем за опыт и желаем, говорит, чтобы он в нашей бригаде был этим… практиком-султаном»… — так она, что ли, сказала?

— Консультантом!

— Вот-вот! А я говорю: «Ну что ж, он хоть и старый, а может соответствовать, он у меня в садовом деле понимает». Ждем, ждем тебя, а уж вечер! Матрена ехать собралась, ну и я с ней. «Либо, думаю, он запил — тогда я его изничтожу, либо в саду сидит — тогда помилую». Ты соглашайся, Матвей, иди… в эти… в султаны…

— Да я уж сам тут договорился! — самодовольно сказал дед, потянулся и прибавил: — Вроде как потеплело. А, Марковна?

— Потеплело! И по радио объявили, что ожидается повышение.

Бабка засмеялась мелким своим смешком:

— Твоих, видать, рук это дело. Отменил прогноз-то?

— Отменил! — сказал дед Шулыга и тоже засмеялся.

1950

Откровенно говоря, до этого случая я думал, что отдать приказ — дело простое. В особенности — в мирное время.

«Если ты знаешь уставы, — рассуждал я, — то командовать нетрудно. Нужно только, чтобы в голосе была стальная непреклонность, в глазах — строгость, как у сокола, во всех движениях четкость и уверенность. „Исполняйте!“ — и все! А об остальном пускай думает тот, кому надо исполнять».

Теперь я так не думаю… Впрочем, расскажу по порядку.

…Вызвал меня к себе сам командир хозяйственной роты, капитан Солодухин.

— Вот что, товарищ Дроздов, — сказал мне капитан, — возьмете рядовых Ночкина и Потапова, поедете с ними в Круглянский лес, где наши заготовляют дрова. Надо доставить туда литературу, музыкальные инструменты и еще кое-что. На время командировки назначаю вас начальником отдельной команды с правами старшины. Задача ясная?