Боевой транс, в котором я находился, позволял мне это делать легко и играючи. Надолго ли меня хватит? Хватило ровно настолько, чтобы услышать знакомый голос:
– Довольно! Подойди ко мне, урус, – приказал Угэ- дэй.
Я был не в том положении, чтобы скромно отнекиваться и строить из себя буку, поэтому взял и подошёл.
– Второй раз своим мужеством ты доказываешь, что имеешь право на жизнь, – произнёс хан, пристально вглядываясь в моё лицо. – Ты запомнил то место, где похоронен Великий Чингисхан?
– Откуда, я же не местный, – ответил я, преданно глядя в его глаза. – Да и не люблю я похорон там всяких, кладбищ. Боюсь мертвецов!
– Дать моему кешиктену чистую одежду, – сверкнув зеленью глаз, расхохотался хан.
И я понял, что моя жизнь делает очередной поворот.
Глава 2
ПОВЗРОСЛЕВШИЙ ЛЬВЁНОК
– …карается смертью, ибо предавший единожды предаст и в другой раз, – по приказу сотника Берку, десятник и мой непосредственный командир Менге по прозвищу Волчья Пасть обучал меня основным положениям Ясы. – Смерти достоин тот, кто мог, но не оказал помощь своему боевому товарищу, – продолжил он противным голосом.
«И почему сержанты всех времён и народов такие нудные и сволочные?» – подумалось мне с тоской, но затем я встрепенулся и перебил отца-командира:
– Я о таком слышал. Это если в бою побежит один трус, то будет казнён весь его десяток, если побежит десяток, казнят сотню?
– Умей слушать, ты, навоз под ногами верблюда! – по-настоящему взъярился Менге. – Например, если ты встретишь в пустыне человека своего племени, то ты обязан предложить ему попить и поесть, потому что если он умрёт по твоей вине от голодной смерти, то ты будешь обвинён в убийстве и казнён.
Далее я узнал, что не только за серьёзные преступления, но и за любое мало-мальское прегрешение виновные наказывались смертью. К таким преступлением, как убийство, приравнивались блуд мужчины, неверность жены, кража, грабёж, скупка краденного, сокрытие беглого раба, чародейство, троекратное невозвращение долга. Менее весомые прегрешения карались ссылкой за озеро Байкал, то есть в Сибирь.
Я вспомнил своё путешествие в двухтысячный год. Мне довелось работать опером в отделе по раскрытию тяжких преступлений. В то время широко практиковался такой вид преступления, как «кидалово». «Кидали» все кто кого мог, и на очень большие суммы. Дружелюбный и честный некогда народ словно сошёл с ума, в его организме появился новый ген – ген алчности. Все хотели иметь сейчас и много, и для достижения этой цели забыли про элементарную совесть и порядочность. И потерявшие деньги люди не могли вернуть их назад. Погрязшее в коррупции и воровстве государство бессильно разводило руками, беззастенчиво подбирая крошки со стола этих самых «кидал». А учиться законотворчеству следовало у Чингисхана. Надо сказать, что и исполнение наказаний у Великого хана проводилось регулярно и в сжатые сроки. Никаких тебе расследований, доказательной базы на не одну сотню страниц, приговоров, постановлений, мутных разглагольствований о нарушении прав человека. Вывели перед народом, озвучили все его прегрешения, выслушали пару свидетелей, и тут же «подвели пятки к затылку» (сломать хребет). И пускай теперь в последующей жизни он перерождается в порядочного человека. Уже тогда тёмные и безграмотные правители понимали, что государство, в первую очередь, обязано соблюдать права законопослушных граждан, которые стали жертвами жуликов и бандитов, а не наоборот.
– О красивых наложницах мечтаешь, сын ослицы? – отвлёк меня от размышлений о правильном устроении государства не слишком приятный голос моего нового наставника.
– Никак нет! – дёрнулся я от неожиданности.
– Мешок с песком между колен! – последовала команда десятника.
Было у монгольских нукеров4 такое упражнение, как бег по пересечённой местности с удерживанием между ног мешка с песком. Упражнение очень полезное, так как оно помогало тренировать мышцы на ногах. Монгол родился на коне, жил на коне, ел и пил на коне, и даже справлял нужду не покидая седла. А это упражнение помогало воину, не прибегая к узде и шпорам, ставшими словно железо коленями направлять движения коня в бою, причём обе руки у него были свободны.
Такая же фишка была и у нашего сержанта, когда я проходил срочную службу в учебной части, только бегали мы с тракторными траками в руках, а в перерывах между бегом до кровавого пота в глазах отжимались на руках от этих самых траков. Ну что ж, солдатская служба была нелёгкою во все времена, а обсуждать приказы командиров меня отучили ещё в Советской армии, и я, покорно сунув меж колен мешок с песком, потрусил вокруг лагеря. Очень неудобная это штука, бежать, пытаясь удержать постоянно выскальзывающий мешок. Приходилось идти на хитрость и, озираясь по сторонам, придерживать злополучное наказание руками. Натёртые ляжки саднили и жгли огнём, но, в отличие от моего времени, санинструктор здесь предусмотрен не был. По совету старого конюха кровоточащие раны я смазывал дёгтем. Через месяц службы хану Угэдэю я вонял точно так же, как любой кочевник. А если учесть, что мыться в течение всего лета монголам категорически запрещает их вера5, то можете представить какое амбре я источал. В глубине души я радовался тому, что сделать замечание по этому поводу мне было некому. Кроме того, Чингисхан запрещал подданным стирать своё бельё. Истинный монгол надевал халат только один раз, и снимал его для того, чтобы выбросить расползающийся вонючий балахон и облачиться в новый. Оказывается, вода для этих людей была святой и поганить её чистоту своими грязными лохмотьями под угрозой смерти не имел права ни один из людей.
Пробежав таким образом пару кругов, я стал усидчивым, внимательным и любознательным, благо, что самим Угэдэем было приказано заниматься со мной по усиленной программе и отвечать на все интересующие меня вопросы. А произошло это так. После похорон Чингисхана были назначены военные игрища. Там были и джигитовка, и бой с оружием, и стрельба из лука, и борьба без оружия, и многие другие состязания.
Я безо всяких нехороших мыслей сидел и наблюдал за тем, как ловкие ханские ребята пытаются на скаку отобрать друг у друга козла, полоснуть своего противника саблей или изловчиться и намять ему бока.
Вы заметили, что я уже не говорю, монгольские это или татарские воины? Войско Чингисхана было настолько многонационально, что сами монголы составляли едва ли десятую его часть. Чингисхан был мудрым политиком, и солдатами его армии становились все те, кого он победил или кто сдался ему по доброй воле. Так что ко мне уже давно относились как к своему.
– Джучи! Джучи, мать твою перетак! – вздрогнул я от дружеского тычка в плечо. Тычок был настолько дружеский, что я едва не свалился наземь.
«Оказывается, не врали люди, когда говорили, что мат на Руси пошёл от татаро-монгольского ига», – поморщился я, утирая ушибленное плечо. Русские как те дети: что хорошее, то ни-ни, а вот матерное слово запомнили на века, да ещё и присвоили его себе как великое достижение национальной культуры.
– Иди, разомнись, покажи, на что ты горазд, – ткнул пальцем в сторону борцов Менге.
Мне не очень хотелось в такую жару загребать ногами песок и натуженно пучить глаза в попытке свалить очередного соперника. Но я понимал, что таким образом десятник хотел проверить, на что я гожусь, и спорить не стал. Лениво переставляя ноги и расслабленно потряхивая руками, я вошёл в круг. Напротив меня стояла глыба на голову ниже меня, но в три раза шире. Глыба приветливо ощерила лошадиные зубы и утробным голосом радостно проржала:
– Не бойся, суслик, я тебя не до смерти заборю, а только немного покалечу.
– Закрой своё поддувало, мешок с дерьмом, а то из этого отверстия здорово несёт ослиным навозом! – в лучших традициях местных рамок приличия поприветствовал его и я. «Если противник сильнее тебя физически, то постарайся любыми способами вывести его из психического равновесия», – вспомнился при этом совет сержанта-инструктора. Хоть парень и был здоровым, но обиделся как ребёнок. Он запыхтел, словно паровоз, затем, разбрасывая по сторонам песок, провернул вхолостую колёсами и, издав свирепый гудок, рванул вперёд.
