– Послушай, любезный, – вновь обратился я к соседу. – Я не ослышался, что мы удостоились чести быть жертвами на тризне по самому Чингисхану?
– Ты правильно понял, чужеземец, – не оставил мне последней надежды тот.
– Это почему же я чужеземец? – обиделся я. В данной ситуации я был бы совсем не против оказаться таким же скуластым и узкоглазым.
– Потому что ты не тангут, и я понять не могу, почему ты оказался в осаждённом Чжунсине? Сдаётся мне, что ты куин2.
Ни название племен, ни название города мне ни о чём не говорили. Ну хорошо, пусть я не тангут, а куин.
Без разницы, к какому племени меня перед смертью причисляют! Интереснее было другое: действительно, что это я делал в осаждённом городе? И пока было время, я решил подробнее узнать от соратника по несчастью про последние дни Чингисхана, а заодно расспросить про загадочных куинов.
– Выходит, Великий хан пал под стенами Чжун- сина?
– Упаси боже! – вздрогнул тангут и испуганно посмотрел по сторонам. – Хан умер своей смертью. Не представляю, что бы сталось с моим народом, если бы хан пал от стрелы тангута.
«Действительно хорошо, что не «от стрелы тангута». Это ведь в корне меняет дело – умирать будет гораздо приятнее», – мысленно «порадовался» я и за тангутов, и за себя.
– А как протекали последние дни могучего хана? – продолжил я задавать неприличные вопросы. – Что же послужило окончанию его бренного существования?
– Этим летом Будда послал на землю тангутов непереносимую жару. Чингисхан, по всегдашней своей привычке, отложил осаду Чжунсина и отправился переждать жару в горы. Там он занялся любимым делом – охотой. Однажды лошадь понесла великого хана, и он, упав с неё, разбился, – заученной скороговоркой поведал мне тан- гут историю смерти Потрясателя Вселенной.
Так банально? Я был разочарован услышанным. Пройти через столько жестоких битв и сражений, а умереть стукнувшись головой о камень…
– Но не верь этому, чужеземец, всё было совершенно не так, – словно бы взбесившись, яростно зашептал мне на ухо раб. – Это ханские приспешники желают украсить жизнь и смерть этого ублюдка, этого пожирателя падали.
Я посмотрел на неприятно брызжущего слюной тангу- та и невольно отодвинулся в сторону. Это не меня осчастливил Будда, лишив разума перед смертью, а его.
– Что же здесь красивого, знаменитый воин не сумел справиться с лошадью и разбился? – фыркнул я.
– А правда ещё хуже, гораздо хуже. Взял всё-таки хан Чжунсин, взял. И убил правителя, которому поклялся сохранить жизнь. А жену его прекрасную Кюрбелдишин- хатун возжелал в своих покоях ночью превратить в одну из своих многочисленных наложниц. Такая уж привычка была у Великого, если он вздумал кого-то унизить, то выполнял это непременно с выдумкой и от души. Но не выдержала наша царица позора и перекусила извергу кровеносный сосуд, а сама бросилась в воды Хуанхэ.
– А что татаро-монголы не поделили с вашим правителем? – перевёл я разговор в другое русло. – По внешнему виду так вы вообще одного племени.
– Когда-то мы были союзниками, – вздохнул тан- гут. – Пять лет назад хан монголов воевал с падишахом Хорезма Мухаммедом. Когда он обратился к нам за помощью, наш посол ему ответил, что если у тебя, хан, не хватает войска, то не воюй. Чингисхан счёл нас предателями, а предательство в монгольской Ясе карается смертью. И ещё, тебе не следует называть воинов Угэдэя татаро- монголами.
– А как прикажешь их называть? – Я вспомнил уроки истории, и там яснее ясного было сказано, что иго было татаро-монгольское.
– Монголы не любят татар. Считается, что татары, поправ законы степного гостеприимства, пригласили к костру отведать пищи отца Чингисхана Есугэя-богатура и подлым образом отравили его. Когда Чингисхан стал Великим ханом, в первую очередь он пошёл войной на своих соседей. По его приказу татар истребляли полностью. У него существовала мера определения возраста детей, которых можно было оставить в живых, – просветил меня тангут.
– И что это была за мера? – заинтересовался я.
– Если ребёнок был ростом выше оси телеги, то его убивали, – последовал ответ.
«Мудро, – подумал я. – В таком возрасте мы не помним своих родителей, и мстить за их смерть не станем. А через десять-двенадцать лет войска хана пополнятся молодыми воинами, которым будет всё равно кого убивать».
Только было я открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, как по чьей-то незримой команде всё пришло в движение. Забегали стражники, зашевелились поднимаемые на ноги рабы. Ну что ж, я и так узнал немало, поглядим, что будет дальше.
Некоторое время я оставался пассивным наблюдателем событий, но это продолжалось до тех пор, пока мне в руки не всучили лопату и не заставили копать. Мог ли я когда-нибудь представить, что мне придётся копать могилу самому Потрясателю Вселенной, Великому Чингисхану, ну и, естественно, самому себе любимому? С ума сойти можно! Так издевались над обречёнными только фашисты да братки из девяностых годов двадцатого века. Видно, историю любили.
Если кто-то думает, что могила великого хана – это ямка размерами метр на два, то глубоко ошибается, могила хана – это огромный котлован размерами с угольный разрез. А как же иначе? Ведь заботливые и любящие родственники должны уместить в могиле всё, что понадобится главе рода для достойного существования на том свете. И лошадей, и одежду, и утварь, и рабов, и ещё по мелочам много чего другого. Да и чего греха таить, пыли надо было побольше в глаза напустить. Любили великие ребята это дело.
«Вот судьба, – думал я, остервенело кидая землю, – это же надо, всю жизнь, не считая первого путешествия вместе с амурским сплавом, приходится на кого-то горбатиться!»
– Послушай, чужеземец, – отвлёк меня от работы голос всё того же дохлого, но всезнающего, не иначе писарем при начальных людях состоял, паренька, который и здесь оказался рядом со мной. – Не слишком ли ты торопишься на свои похороны?
– Перед смертью не надышишься, – буркнул я, не отрываясь от работы.
Мне надоело бояться предстоящего. Я никогда не понимал людей, пытающихся оттянуть миг неизбежного. «Раньше сядешь, раньше выйдешь» – как гласит старая каторжанская мудрость. И вся недолга!
– Спешить туда не стоит, – резонно заметил тангут.
– Что такое миг по сравнению с вечностью! – бесшабашно махнул я рукой и, поплевав на ладони, с новыми силами принялся за работу.
– У тебя не будет вечности, куин, ты разве забыл? – не отставал от меня заморыш.
– Я совсем другой веры, корефан, – оставил с носом я зануду. – И мои боги примут мою бессмертную душу, в отличие от твоей, в любом состоянии.
Так незаметно, за приятными беседами о земном и вечном, была выкопана могила для первого Великого хана всех монголов. После этого началось такое, что я начисто забыл, в каком качестве меня пригласили на это мероприятие. Над степью поднялся вой и плач. Присутствующие надрезали себе кожу на лбах, стекающая кровь заливала глаза, и казалось, что плачут они по ушедшему в страну последней охоты кровавыми слезами. Под этот плач в хоромы, выстроенные посредине котлована, поселили покойного, а вместе с ним несколько жён и наложниц, предварительно сломав им позвоночники. Затем такую же ужасную процедуру прошли сорок девственниц из сорока знатных монгольских родов. Это чтобы на том свете хан мог жениться, когда душа пожелает.
«Вот ведь какие гуманные, – удивился я, – не стали живьём закапывать».
Затем стали стаскивать в могильник всякую утварь, одежду и прочие необходимые в потустороннем мире вещи. А напоследок в котлован спустился целый караван с сокровищами.
«Красиво жить не запретишь, – безо всякой зависти подумал я, а второй моей мыслью было – вот они, те злополучные сокровища Чингисхана, которые азартные кладоискатели не могут найти до наших дней».
Пожив среди этих людей и поскитавшись по степям, я смог бы примерно обрисовать это место, но для чего? Чингисхана хоронили в его родных краях, где с незапамятных времён кочевали их прадеды. А изначально его предки жили у подножия горы Барагхан Уулы, что высится между прозрачными водами великого Байкала и Баргу- зинской долиной, как раз напротив острова Ольхон. Это уже потом они перекочевали в урочище в верховьях реки Онон. Кстати, из этих самых мест была и мать будущего хана Оулэн, которую Есугэй-богатур отбил у татар и привёз в свой улус. Вот так-то, Чингисхан-то, оказывается, наш мужик, забайкальский.
