– Да уж, да уж, – все дергал он себя одной рукой за бородку и даже забывал прихлебывать из чашки чая, которую держал в другой руке. – Не ожидал, не ожидал. Так скоро – и снова вы? Неужели интервью пользовалось таким успехом?

– Конечно, – с профессиональной убедительностью солгал я.

– Странно, странно, – хмыкал Звездочкин, в своей обычной манере повторяя дважды чуть не каждое слово. – Я ведь, видите ли, совершенно рядовой астроном. Открытий не совершаю. Так только – наблюдаю, созерцаю. С детства любил звезды – и вечно задирал на них голову. И сейчас ничего не изменилось. Так и жизнь прошла, – внезапно вздохнул я.

Я был тронут его внезапной откровенностью. Я вообще давно заметил, что выслушивать чьи-то горькие признания всегда приятнее, чем горделивую похвальбу.

– Николай Васильевич, – сказал я ему, оперативно выпив свою чашку чая. – Во-первых, ваше интервью действительно пользовалось большим успехом. Во-вторых, сейчас появился один информационный повод как раз по вашей специализации.

– Что такое? – удивленно вскинул брови Звездочкин. – Я ничего такого не слышал. Все очень тихо в последнее время. Все спокойно в звездном небе. Или я настолько отстал от жизни, что прошляпил какую-то космическую новость? Небось, американцы что-то засекли? НАСА? Ну, конечно, конечно. Нам теперь до них далеко, далеко… А ведь когда-то, когда-то…

Я понял, что надо прерывать этот поток сознания несчастного человека, рожденного в космическую эру, что навсегда его впечатлило, – и вынужденного доживать свои дни в эпоху скорее антикосмическую.

– Нет-нет, никаких таких открытий не произошло! – замотал я головой. – Вы абсолютно, разумеется, правы. Я с другой темой. Видите ли, по городу ходит слух, что в минувшую субботу прилетала летающая тарелка. И вот… – Тут я замолчал, потому что Звездочкин картинно схватился рукой за лоб и опрокинул голову. Я прямо испугался: – Николай Васильевич, что с вами? Вам плохо?

– Очень, – отвечал Звездочкин, как будто с усилием возвращающийся в исходное положение. – Потому как, честно говоря, меньше всего ожидал чего-то подобного. Наивно полагал, что в этом веке мне уже не придется комментировать подобный вздор. Последний раз мне с чем-то таким обращались… дайте-ка вспомнить… да где-то в девяностых, кажется! Чуть ли даже не в самом начале девяностых… И вот теперь вы снова… Именно от вас я такого не ожидал. В тот раз вы задавали такие хорошие вопросы, видно было, что подготовились… А теперь пришли спрашивать про НЛО? Неужели слухи про НЛО сегодня действительно кто-то еще распускает? А я-то надеялся, что тема наверняка похоронена… Уж лучше бы вы спросили меня, не угрожает ли в ближайшее время Земле гигантский астероид. Такая перспектива хотя бы реальна, правдоподобна…

– А НЛО, значит, нереальны и неправдоподобны? – немедленно парировал я.

– И вы еще спрашиваете! – всплеснул руками Звездочкин. – Как будто вас подменили, ей-богу! В тот раз вы произвели на меня впечатление совершенно здравомыслящего, знающего человека. А в этот…

– Ну да, вероятно, меня подменили – как во «Вторжении похитителей тел», – совершенно неудачно в данных обстоятельствах пошутил я.

– Ах, и про научную фантастику лучше тоже ничего не надо! – капризно отозвался Звездочкин. – Я ее не переношу. Вы заметили: среди фантастов есть кто угодно, но нет астрономов. Это ведь о чем-то говорит!

– О чем же? – спросил я по привычке матерого интервьюера. Лично мне как человеку это было малоинтересно.

Звездочкин, однако, принял мое любопытство за искреннее и доверительно накренился в мою сторону:

– Астрономия, друг мой, в разы интереснее всякой фантастики. Незачем что-то придумывать, потому что любая придумка проиграет на фоне поразительных реальных фактов.

031

Я понял, что о летающей тарелке в разговоре со Звездочкиным лучше не заикаться. И поэтому переключился на действительно волнующую меня тему. Хотя и заранее знал, что ничего нового и полезного по этой проблеме я от астронома не услышу.

– Николай Васильевич, а вот представьте… что кто-то заявляет, что он с другой планеты. Следует немедленно отмести такое заявление как вздор – или все-таки можно прислушаться?

– Отмести, – не раздумывая, отвечал Звездочкин. – И даже обратиться за психиатрической помощью, которая явно требуется человеку, заявляющему такие вещи.

– Ну зачем же такие крутые меры? – елейно-либеральным голосом вопросил я. – А что если человек просто шутит?

– А что в этом смешного? – хмыкнул Звездочкин.

– Ну вот просто розыгрыш такой.

– Не люблю розыгрыши.

– Ну а кто-то вот, может, любит, – не отставал я.

– Молодой человек, – раздраженно обратился ко мне астроном, – вы пришли спрашивать меня про звезды или про розыгрыши, слухи и прочие фокусы? Если последнее, то я такую беседу поддерживать не хочу.

– Вы готовы говорить только о звездах?

– Вот именно.

– Но это же именно то замыкание в себе, на которое вы сами, как я понял, сетуете. Почему бы не отвлечься и не поговорить о чем-то более человеческом?

Звездочкин пожевал губами и неожиданно смягчился:

– Эх, да валяйте – спрашивайте что угодно! Что мне терять действительно? А так хоть еще раз потешу самолюбие, когда свою фамилию снова в газете увижу.

– Ну так вот, – не скрывая радости, продолжил я, – значит, человек, заявляющий, что он с другой планеты – непременно шутник, лжец и так далее? Никакого другого варианта быть не может?

– Может, – отвечал астроном. – Он может быть просто психом и искренне считать себя инопланетянином. А может назвать себя привидением, вампиром… кем там еще? Это все вещи одного порядка.

– Но привидений на свете точно не бывает, – парировал я. – А исключать существование инопланетян с такой же уверенностью невозможно. Не так ли?

– Не так, – отрезал Звездочкин. – То есть это не совсем корректно. Необходимо исключать наличие каких-либо подлинных фактов, свидетельств существования инопланетян. В принципе они почти наверняка существуют, учитывая бесконечность Вселенной. Но вот беда: ближайшие планеты, на которых возможна жизнь, тем более разумная, находятся от нас на таком расстоянии, что ни мы, ни они никогда это расстояние не преодолеют. Следовательно, присутствие инопланетян на Земле и вообще в Солнечной системе исключается безоговорочно и наотрез. А о далеких наших, как вы, журналисты, пишете, «братьях по разуму» мы попросту никогда не узнаем. Равно как и они о нас.

– А как же этот самый проект, – что-то смутно припомнил я, – про поиск внеземных цивилизаций? Это же вроде было официально – на уровне НАСА или вроде того?

– Блажь, блажь, – энергично замотал головой Звездочкин. – Неграмотные денежные мешки вложились в этот проект, но никаких результатов он не принес и не мог принести. Космические расстояния, мой друг, это не шутка. Нам даже какой-нибудь радиосигнал с ближайших потенциально – заметьте, только потенциально! – обитаемых планет надо ждать миллион лет. Что уж говорить о прилетающих блюдцах? Нет-нет, на блюдечке с голубой каемочкой нам внеземную жизнь никто не доставит…

– Ну а если такие блюдца, – провокационно изрек я, – просто свидетельствовали бы о громадном преобладании их технологий над нашими?

– Детские сказки, – парировал астроном. – Скорость света, молодой человек, есть максимально возможная скорость. Вы, надеюсь, помните это со школьных лет? И даже если бы могучие пришельцы изобрели блюдце, способное перемещаться с такой скоростью, ему бы пришлось лететь все тот же миллион лет. Думаю, вы со мной согласитесь, что даже в далеких галактиках возможность достижения подобного возраста каким-либо живым существом – это уж чересчур…

032

Я вспомнил, как Ю говорила, что планета Эфир находится в другом измерении, и рискнул спросить Звездочкина об этом.

– Другие измерения? – задумчиво переспросил астроном. – Знаете, вот в этом я не очень разбираюсь. На этот счет есть определенные теории, но нет никаких доказательств…