Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я была удивлена, обнаружив, что умудрилась заполнить день, пришло время чая. Я отправилась на поиски остальных, найдя их в гостиной с Мертензией, выглядящей несчастной в роли хозяйки чайной церемонии.

— Меня заставили играть мамашу, — буркнула она сквозь стиснутые зубы. — Что вы предпочитаете? Китайский или индийский?

— Китайский, пожалуйста.

Она налила чашку дымящейся янтарной жидкости и сунула ее мне в руки, позволяя части чая выплеснуться в блюдце.

— Боже, я ненавижу все эти чайные ритуалы. Почему мы должны это делать… — Мертензия замолчала, явно раздраженная обязанностями гостеприимства. Она была колючим существом, тем не менее я была полна решимости вести с ней сердечный разговор, даже если это было бы против нашей коллективной воли.

Я отпила.

— Возможно, вам не удается изображать хозяйку, но никто не может отказать вам в колоссальном опыте в саду.

— Хотела бы я оказаться там сейчас, — пожаловалась она. — Я понимаю растения. Люди — совсем другое дело.

Она заколебалась, затем с явным нежеланием кивнула в сторону пустого места на диване рядом с ней. Я сидела и прихлебывала чай, отказываясь поочередно от торта, бутербродов и хлеба с маслом.

— Это все так бессмысленно, — сказала она после долгого молчания и не без горечи. — Почему мы должны глупо сидеть, разговаривая с одними и теми же людьми изо дня в день? Я предпочла бы быстро выпить чашку чая в саду, а потом вернуться к своей работе.

— Конечно, не в такой день, как сегодня, — поддразнила я, глядя в окно. Ленты дождя серебрили стекло.

— Особенно в такой день, как сегодня, — возразила она. — Растения ведут себя по-другому, когда они мокрые. Каждый раз рядом с ними я узнаю что-то новое. Вы должны чувствовать то же самое в отношении бабочек, — бросила она.

— Бабочки не летают под дождем, — напомнила я ей.

Она наклонила голову, как будто эта мысль никогда не приходила ей в голову.

— Что они делают под дождем?

— Стараются прильнуть к удобному кустарнику или деревцу, укрыться под листьями. Их крылья сделаны из перекрывающихся чешуек, настолько крошечных, что они почти незаметны для невооруженного глаза. Если чешуйки собирают много влаги, крылья будут слишком тяжелыми, чтобы поднять бабочку с ее насеста. Частью очарования охоты на них является знание того, что они буйно размножаются в хорошую погоду в умеренном климате.

— Но я видела, как Glasswings порхали под дождем, — недоумевала она.

— Это их особенность. Отличие Glasswings в том, что им не хватает чешуек других сортов. Именно чешуйки придают цвет крылу бабочки. Существо без этих чешуек бесцветно, но по-своему великолепно и способно летать под дождем. Возможно, это пример теорий мистера Дарвина об адаптивной эволюции.

— Вы имеете в виду, погода здесь настолько изменчива, что бабочка для размножения должна была адаптироваться к условиям, в которых она живет?

— Что-то вроде того.

— Вы — последователь теорий мистера Дарвина? — спросила она.

— Мне они интересны, — поправила я. — Я склоняюсь к более сдержанному подходу мистера Гексли[17]. Я эмпирик и верю тому, что наблюдаю. Стокер считает более вероятной позицию Дарвина, — добавила я.

При упоминании имени Стокера Мертензия вспыхнула. Она прикрыла румянец, жуя сэндвич с креветками. Я воспользовалась возможностью сменить тему.

— Мне жаль, если я вчера огорчила вас своим вопросом о Розамунде. Дерзость — одна из моих плохих привычек.

Она стряхнула крошки с пальцев.

— Не так уж и дерзко. Кажется, Малкольм все время собирался организовать эту встречу.

— Он поделился с вами планами ?

Ее темные глаза были осторожны.

— Нет, не делился. Похоже, он скрывал от меня свои секреты, — добавила она поспешно.

— Вы не знали о дорожной сумке?

Она покачала головой и взяла кусок пирога, но не стала его есть.

— Должно быть, у вас был шок, — предположила я. — Быть столь сомневающейся в судьбе Розамунды, а потом узнать об уверенности вашего брата, что она никогда не покидала остров живой. Это ужасно.

Ее глаза сверкнули в ответ.

— Я никогда не верила, что Розамунда покинула остров, — сказала она со жестокой окончательностью.

— Что заставляет вас думать, что она не сбежала?

— Потому что она никогда бы не оставила свои жизненные амбиции в тот момент, когда их достигла, — заявила Мертензия.

— Тогда, что вы думаете с ней случилось, раз она не покидала остров?

Ее губы шевельнулись, она посмотрела на свои руки, казалось, почти удивленно. Кусок пирога рассыпался на кусочки. Мертензия вытерла пальцы и осознанным движением отставила чай в сторону.

— Вы должны извинить меня. Я срезала гортензии утром, их надо срочно положить в глицерин, чтобы сохранить на зиму.

Она оставила меня, и почти сразу Хелен Ромилли проскользнула на ее место.

— Могу я налить вам еще одну чашку, мисс Спидвелл?

Я согласилась, и она разыграла мать семейства. Я заметила, что ее рука была устойчивой, когда она с легкой улыбкой передавала мне чашку.

— Я должна поблагодарить вас и за вашу доброту, и за вашу осмотрительность.

— Не думайте об этом, — посоветовала я.

Она подняла руку.

— Пожалуйста. Вы были очень понимающей, и нет оправдания моему поведению, кроме того, что мне трудно находиться здесь снова.

— Вы присутствовали на свадьбе, не так ли?

Она кивнула, ее темные волосы блестели в свете лампы. У шеи была закреплена траурная брошь: прядь волос, вплетенная в узор в центре.

— Люциана, — сказала она, прикладывая палец к брошке. — Мне не нравится приезжать сюда, но здесь я чувствую себя ближе к нему, зная, как ему было дорого это место.

Я потягивала чай и наблюдала, как крошечная морщинка прорезается между ее бровями.

— Вы, должно быть, ужасно по нему скучаете.

— В Лондоне не так сильно. Здесь он присутствует всегда, потому что это был его дом, но в Лондоне мы постоянно меняли жилье, в зависимости, куда нас нес ветер странствий.

Ее голос был легок, но в манере сквозило напряжение, и я спросила себя, насколько счастлив был ее брак. Она продолжала:

— Мой муж был оптимистом, почти по-детски убежденным, что вот-вот случится счастливое событие. У него была великая сила заставить других поверить в это, по крайней мере, он заставил поверить меня, — добавила она с нежной улыбкой.

Она повернулась и поманила к себе кошку. Геката легко вскочила ей на колени и уставилась на меня глазами, похожими на лампы. Руки Хелен, красивые и изящные, гладили мурлычущее животное.

— Народ в здешних краях верит в потусторонний мир, — тихо сказала Хелен. — Они верят в пикси и фей, словом, во все, что мы перерастаем, взрослея. Как будто они никогда не оставляют детство позади.

— Они здесь удалены от всего мира, — откликнулась я. — Живут на краю света, так им должно казаться.

— Действительно. Иногда меня беспокоит мысль, что Каспиан, возможно, отчасти унаследовал это не-от-мира-сего качество. У Ромилли есть некая болезненность, отказ встретиться с миром, таким, какой он есть. Это страшно. — Ее руки не останавливались, медленно лаская кошку.

— Думаю, что все матери беспокоятся о своих детях.

Она понимающе улыбнулась.

— Без сомнения, вы считаете меня глупой. Но Каспиан — это все, что осталось у меня на свете. Я хочу, чтобы он преуспел, и я хочу, чтобы он был счастлив.

— Эти вещи не являются взаимоисключающими, — заметила я.

— Нет, но у Ромили редко бывают счастливые браки.

— Похоже, ваш был.

— Так и было, — подтвердила она. — Но мой был исключением, думаю, потому что мы не жили здесь. Люциану было полезно удрать из замка. Но теперь я вернула сюда его сына и спрашиваю себя, не было ли это огромной ошибкой.

— Конечно, для него хорошо ближе познакомиться со своей семьей.

— Да, — согласилась она, но в ее голосе звучала нерешительность.

Я вспомнила сцену между дядей и племянником, которую подслушала накануне.

29
{"b":"696364","o":1}