— Он пытал меня из-за этого, но через некоторое время потерял интерес.

— Он просто потерял интерес? Это не похоже на Тибериуса. Он цепкий, как росомаха. Что ты сделал, чтобы заставить его потерять интерес?

Стокер сопроводил свой ответ мягким взглядом.

— Я пообещал поджечь его кровать. Пока он находился в ней.

— Сработало как заклятие. Что тебе известно о его отношениях с Малкольмом Ромилли?

Стокер задумался.

— К тому времени, когда Тибериус подружился с Малкольмом, мы почти ничего не знали друг о друге. Тибериус был ужасно несчастлив дома, как и я. Мы оба проводили как можно больше времени подальше от семейной резиденции в Шербоях. Тибериус приехал сюда на школьные каникулы, a я в конце концов сбежал и присоединился к цирку, — добавил он. В его случае это не было игрой слов. Стокер действительно удрал из дому с передвижным цирком, прежде чем присоединиться к флоту Ее Величества. Юность Стокера была полна приключений.

— Тибериусу сорок лет. Эти каникулы были давно.

Стокер задумчиво потер затемняющую челюсть щетину. Битва за контроль над бородой проходила с переменным успехом.

— Но оказались формирующими. Тибериус продолжал возвращаться на остров, даже после того, как покинул школу. Думаю, он был счастлив здесь как нигде. Отец не мог ругать его за каждую незначительную оплошность; не тяготили никакие высокие ожидания, возложенные на него. А когда родителей Малкольма не стало, они стали хозяевами места.

— Что случилось со старшими Ромилли?

— Погибли. Их лодка перевернулась в бурном море между островом и материком. Не могу вспомнить подробности, но родители Малкольма утонули. Ему было всего двадцать два года, когда он унаследовал имущество и опеку над Мертензией и Люцианом.

— Какая ужасная ответственность для такого молодого человека, — размышляла я.

— В самом деле. Я иногда думаю, что Тибериус ему завидовал.

— Почему?

— Мой брат провел большую часть двух десятилетий в уповании занять наследный трон. — Последний лорд Темплтон-Вейн, предполагаемый отец Стокера, умер лишь в прошлом году. С его кончиной Тибериус унаследовал титул, загородное поместье, лондонский таунхаус и семейное состояние. Неудивительно, что он раздражался от долгого, бесправного ожидания.

— Тогда у них долгая дружба с Малкольмом, — рискнула предположить я.

— Думаю, он самый старый друг в его жизни. Правда Малкольм удалился от общества, так что я не думаю, что они общались последние несколько лет.

— После исчезновения Розамунды Ромилли. — Я долго смотрела на огонь, поджав ноги и обхватив руками колени. — Что ты думаешь о плане Малкольма сыграть следователя?

— Я думаю, что он измученный человек, который не может поверить, что его жена сбежала.

— Без своей дорожной сумки? — осведомилась я, поворачиваясь к нему лицом.

— Почему нет? Если она была достаточно отчаянной, чтобы уйти, она могла бросить все.

— Отчаянная! Что может заставить невесту сбежать с ее собственной свадьбы через считанные часы после венчания, как преступницу? — Я замолчала.

— Что? — потребовал он.

— Тибериус упомянул историю из их детства. Кажется, Малкольм Ромилли однажды чуть не задушил мальчика, его исключили за это из школы.

— Вот, пожалуйста, — провозгласил Стокер с некоторым удовлетворением. — Возможно, он напугал свою невесту демонстрацией бурного темперамента, и это заставило ее переосмыслить все свое будущее с ним.

— Но если она действительно сбежала, то куда?

— Не знаю, и, кроме того, мне все равно. Мне хватило собственных сбежавших жен, — добавил он с горечью, скривив рот. Бывшая жена оставила Стокера умирать на Амазонке, а затем протащила его имя через помойную канаву, чтобы выиграть развод. Я хорошо понимала его нежелание вовлекать себя в беды другого брака.

Он продолжал:

— Не удивился бы, если она живет где-то в Аргентине с мужем-фермером и семью детьми. В конце концов, это самое простое объяснение.

— Бреешься бритвой Оккама[15] в эти дни?

— Всегда. Сколько невест поддается нервам в день свадьбы? Сколько из них холодеют от страха, думая о взятых обязательствах? Сколько не может с этим смириться?

— Довольно жестокая уловка! Так сыграть с бедным Малкольмом, если это правда, — возмутилась я.

— У меня есть собственный опыт женской жестокости.

— Как много ты знаешь о Малкольме и других?

Он смотрел в огонь.

— Не могу сказать, что знаю много о ком-либо из друзей Тибериуса. В последний раз, когда он был здесь, я был немного занят в Бразилии, — аккуратно намекнул он, вскользь напомнив, что оправлялся от опасных для жизни травм, брошенный неверной женой. Последующие три Стокер провел года большей частью под влиянием крепких напитков и женщин сомнительной добродетели. Иначе говоря, его утешением было дно — как бутылок, так и шлюх. У меня была возможность испытать злобу бывшей Кэролайн Темплтон-Вейн благодаря нашему недавнему набегу на искусство дедукции.* Я содрогнулась от воспоминаний и решила вернуть разговор в прежнее русло

— Тем не менее, это интересная головоломка.

— Если у тебя есть хоть пол-унции смысла, ты оставишь все как есть, — рекомендовал он мне необычно суровым тоном. — Тебе не нужно играть в эту игру только потому, что Малькольм хочет, чтобы ты играла.

— Игра! Я не думаю, что такой запрос можно назвать игрой. Человек явно растерян и нуждается в ответах.

— Лучше позволить мертвым покоиться в их могилах, — сказал Стокер.

— Ты был достаточно заинтересован, чтобы сегодня в таверне слушать сплетни о ее исчезновении. Кроме того, минуту назад ты сказал, что она сбежала, а теперь называешь ее мертвой. Прими решение: она своенравная невеста или жертва убийства?

— Она — не моя забота, и если ты умная, то поступишь так же.

— О, уходи прочь и прекрати командовать. Я уже говорила тебе, ты не должен быть здесь.

— О да. Репутация бедного брата Тибериуса, — сказал он ехидным тоном.

— Не забывай тот факт, что моя собственная репутация будет разодрана в клочья.

Стокер бросил на меня насмешливый взгляд.

— Твоя репутация никогда не беспокоила тебя раньше.

Я отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— У тебя плохое настроение, а я устала. Ты сказал все, что хотел сказать?

— На самом деле, я пришел, чтобы извиниться. Я уже извинился перед Тибериусом.

Я подняла бровь.

— Ты извинился? По собственной воле? У тебя температура? Должна ли я позвать кого-нибудь?

Стокер устало провел рукой по лицу.

— Продолжай. Я заслужил еще сотни таких же уколов.

Я повернулась к нему, почти обеспокоенная.

— Ты сокрушен и разумен. Мне это не нравится.

Он пожал плечами.

— Просто искренен. Я действовал опрометчиво, приехав сюда без приглашения и ввязавшись в вашу маленькую эскападу. Тибериус всегда умел подталкивать меня. Не знай я его лучше, решил бы, что он хотел, чтобы я приехал. Но он это отрицает.

— Вы с Тибериусом говорили?

— Не очень успешно. Он все еще безумно скрытен в своих намерениях на твой счет, но мы все знаем, что ваши брачные обязательства являются обманом.

Я закатила глаза.

— Я могу справиться с его намерениями на мой счет, и даже если бы не могла, это не твое дело.

Стокер долго молчал, и я отдала бы часть своей души, чтобы узнать его мысли. Мои собственные мысли были столь беспорядочны, что я не доверяла себе. Это его запах, лениво думала я. Всякий раз, когда он был рядом, я вдыхала аромат кожи, меда и что-то еще — неопределимое, но свежее и острое, как ветер с моря.

Я повернула голову, в который раз изучая знакомый профиль: гордую горбинку носа, длинную элегантную линию челюсти. Прядь черных волос упала ему на лоб, завиваясь почти над самыми глазами. Воротник был расстегнут, пульс медленно, ровно бился в дупле у основания горла. Руки Стокера лежали на подлокотниках кресла, сильные, способные руки, не раз удерживающие мою жизнь. Руки аристократа, прекрасной формы с длинными, сужающимися пальцами; и в то же время руки рабочего, тяжелые от мозолей и с широкими ладонями. Эти руки никогда не подводили меня.