– Что? Любит? – Марк с премерзкой улыбкой посмотрел на Макса,—не говори ерунды. Да и в мире слишком много умирающих людей, что, теперь со всеми видеться?
– Марк
– Все.
– Марк, послушай…
– Отвали! Понял?
– Я тебя понял Марк. Я тебя понял.
Марку показалось, что Макс ударит, или хотя бы обматерит его. Но ничего подобного от него не последовало. Он лишь взял бокал, из которого Марк пил вино, и опорожнив его, резко поставил на мрамор перил, да так, что тоненьким , протяжным звоном отозвалась безупречное стекло ножки, давшее трещину. Не посмотрев больше на собеседника, Макс скорым шагом пошел в гостиницу, продолжать разговор с дядей Саней. Марк завидовал своему другу, за то, что он обладал таким необходимым жизненным качеством: чтобы не случилось, как бы сильно не оплошал Макс, как бы паршиво ему не было, он умел сохранить спокойствие перед окружающими, мог натянуть на лицо уверенную улыбку, так, что видящим его людям и в голову не приходило, что творится в мыслях у этого человека; Марк же как не пытался подражать Максу, желаемого результата не добивался. Вот и сейчас он понимал, что не сможет скрыть от родителей свое состояние, если продолжит ужин. Но уйти сейчас было бы крайне неприлично. Даже не решив, что делать дальше, вошел он в гостиную. К счастью, мать уже убирала посуду со стола; так как он был под градусом, садится за мотоцикл было крайне рискованно, да и мать искренне обрадовалась решению сына остаться на ночь.
Глава 2
Оказавшись у себя в спальне, Марк как-будто почувствовал себя немного лучше; здесь он мог переварить все, что ему наговорил Макс.
«Итак, – мысли внутри головы начали нехотя ворочаться,—Анна умирает; вот так просто, у нее обнаружено тяжелое заболевание. Ну и что?»,—спрашивает себя вслух Марк,– «ЧТО!? Да это же не она умирает, это я умираю. Ну я вообще-то давно так-то умер; ну и что, значит я скоро умру второй раз. Кстати, ощущения перед смертью схожие с прошлыми»,—подмечает опять же вслух Марк,– «значит и вправду умираю. Хм, смешная ситуация». Ситуация к слову ничуть не смешная, вопреки размышлениям Марка, да и самому Марку скорее хочется расплакаться, нежели смеяться, и он бы наверное расплакался, если бы мог, но к его сожалению, он потерял эту способность лечить себе душу таким способом много лет назад, «умерев» в первый раз; «но зачем она хочет встретиться?» – возобновляет ход мыслей Марк – «она вовсе не похожа на человека, жаждущего прощения грехов перед смертью. Нет, Анна далеко не такая. Хотя, умирая, люди и не до таких крайностей доходят. В любом случае, меня это вообще не волнует».
Тут Марк второй раз за вечер, и за много лет соврал себе. На самом деле, Марка очень сильно волновала возможность снова увидеть Анну, может быть даже получить ответы, на непонятные ему вопросы. Эта маленькая отвратительная надежда, за которую он неосознанно, почти рефлекторно так крепко уцепился, выросла в огромную цель. А ведь он боролся с этой надеждой многие годы, топил ее в алкоголе и наркотиках; похоже она все же неотвратима. Тут еще и как на зло выплыло давно канувшее в лету воспоминание, сладостная картина прошлых счастливых дней: он лежит на кровати, после жаркого, изматывающего занятия любовью с Анной. Он не торопясь вытаскивает из пачки «Richmond» сигарету с шоколадным вкусом, и также не торопясь закуривает; сладковатый дым заполняет комнату; от его оголенного тела исходит волнами пульсирующее тепло; Анна порывисто целует его сначала в губы, затем в поросший колючей щетиной подбородок, потом в зататуированную грудь, при этом касаясь сосками его живота; так она опускается все ниже и ниже, пока не доберется до места, которым еще пять минут назад Марк вызывал у Анны стоны удовольствия. Старания Анны вызывают улыбку на губах Марка, полную счастья.
Очнувшись от счастливого воспоминания, Марк почувствовал себя вдвое паршивее. Перед ним вновь возникла суровая реальность. Полная мерзких призраков прошлого, и пугающих своим тихим безобразием демонов настоящего. Сидеть вот так больше было просто невыносимо. Потому Марк направился вниз, надеясь встретить там Макса, чтобы еще раз его обо всем расспросить, хоть встреча эта была уже маловероятна; Макс уже должен был уехать домой. Все же Марк решил попытать удачу.
В доме было тихо, как-будто кроме Марка в нем никого не было. Он прошел по коридору второго этажа, так никого и не встретив, спустился по своеобразной винтовой лестнице, и вышел в просторный холл первого этажа. Как и следовало ожидать, Макс уже уехал.
Куда теперь идти? – подумал Марк. Он понимал, что сегодня уже не уснет. Сам того не замечая взгляд его устремился в сторону домашней библиотеки. Там можно было послушать мысли умных людей со всего мира, забыться чужими мечтами, убежать от ненавистной ему реальности. Многие годы, когда родители ссорились, когда отец в бессильной злобе пускал в ход кулаки, будучи еще маленьким мальчиком, он часто находил утешение в чтении произведений любимых авторов: Достоевского, Диккенса, Лондона, Флобера, Уайльда, Мериме, Ремарка, а позже и более современных писателей, вроде Рут Уэйр, Стивена Кинга, Чака Поланика, Дениэла Киза, и Дениса Лихейна. Впоследствии Марк прослыл умным, начитанным юношей среди людей, входящих в круг его общения. Те самые люди и не подумали задаться вопросом, что могло заставить восьмилетнего ребенка вникать в мысли великих умов нашего порочного мира, рожденные во время тяжких жизненных испытаний, перенесенные на бумагу в виде тысяч бессмертных строк.
Зайдя в библиотеку, у Марка напрочь отпало желание читать: в самой середине комнаты, развалившись в любимом кресле своего сына, сидел Александр Александрович, с бутылкой пива в правой руке; горлышко бутылки он прижал к губам, а невидящими глазами уперся в пеструю радугу корешков книг. Как только Марк вошел, он резко оторвал глаза от цветных корешков и уставился осоловелым от выпитого спиртного и отсутствия сна взглядом на сына.
– Я так,– торопливо вымолвил Берг младший, – просто не спалось, вот, думал взять, что-нить почитать, – он не ожидал встретить тут отца, тем более не входило в его планы оказаться с ним наедине. Они уже много лет не могли находится наедине друг с другом – каждый чувствовал себя виноватым перед другим.
Однажды, когда Марку едва исполнилось шестнадцать Александр Александрович перебрал со спиртным больше обычного и как следствие, опять разругался с женой. Марку наконец осточертело слушать эту ругань, так что он наконец вышел из своей спальни к неугомонным родителям, и прямо оцепенел от ужаса: отец его размахивал перед матерью непонятно откуда взявшимся здоровенным пистолетом. В неверных руках отца оружие плясало, выписывая причудливые фигуры. Все нутро у Марка подпрыгнуло вверх, кровь бешено начала стучать тяжелыми молотками в висках, ушах, в груди; Марку на миг показалось, что он явственно слышит биение собственного сердца. Не осознав до конца, что он делает, в одну секунду оказался Марк возле обезумевшего отца; ударом ноги выбил он из руки отца пистолет, затем схватил его обеими руками за рубашку так, что отлетели пуговицы. В этот момент он пошатнулся под тяжестью удара: отец с размаху двинул ему кулаком правой руки в скулу. Удар был хлестким, и напоминал скорее пощечину; Марка это сразу привело в чувство, он понял, что отца словами не успокоить; увернувшись от очередного удара, он сам нанес ошеломительный удар коленом в солнечное сплетение, отчего у отца вырвался сдавленный хрип, они вцепились друг в друга, но физическое преимущество было на стороне Марка: он был выше на голову, больше килограмм на восемь, и моложе, да и к тому же Александрович был пьян, поэтому Марк без особого труда повалил отца на пол, пригвоздил коленом, и сам уже порядком обезумев, схватил валяющийся рядом злополучный пистолет и приставил дуло ко лбу Берга старшего; воцарилась невероятная тишина. Марк тяжело дышал, отец сохранял поистине спартанскую выдержку и спокойствие, уголки его губ слегка подрагивали в злобной улыбке. Вдруг, будто очнувшись от наркоза, Марк судорожно отбросил оружие в сторону и повалился на пол спиной, рядом с отцом. Вдруг отец тихо заплакал. От пережитого только что шока Марк тоже не мог сдержать слез, и с облегчением разрыдался.
