Лорн обернулся. Седовласая миссис Пьюрфой и двое полицейских в форме стояли перед ним на крыльце жилища Дженкинса. Более молодой человек наполовину вытащил револьвер. Третий человек в форме, Бен, быстро вышел из-за угла дома. — Я никуда не иду, только спать, — сказал Лорн, разводя пустые руки. Он направился к остальным. — Послушайте, в чем дело?

Самый старший и самый грузный из полицейских одним прыжком поднялся по ступенькам крыльца и едва сдерживаемой рысью приблизился к Лорну. У него были майорские звездочки на погонах. — Где ты был, змей? — спросил Бен, но майор тут, же встал между ними и прорычал: — Я разберусь с этим, Грешем. Мистер Чарльз Лорн?

— Да, — прошептал Лорн. Его тело вспыхнуло жаром, будто толстый полицейский был огнем, вздымающимся оранжевым листом, покрытым рябью от пылающих пятен трассирующих пуль…

— … и в любое время во время допроса вы можете отозвать свое согласие и после этого хранить молчание. Вы понимаете, Мистер Лорн?

— Да.

— Вы видели мистера Дженкинса сегодня вечером?

— Угу. Он вышел, когда ты уехал от меня, Бен? 10:30? Лорн сделал паузу, чтобы закурить еще одну сигарету. Его пламя колебалось, как лезвие малайского кинжала. — Мы выпили по банке пива и поболтали о разных мелочах. Это все. А что случилось?

— Где вы в последний раз видели мистера Дженкинса?

Лорн махнул рукой. — Я сидел на пне. Он обошел дом сзади — к своему жилищу. Я думаю, что мог его видеть. Во всяком случае, я слышал, как он выбросил банки в мусорный бак и… и это все.

— Обе банки? — вмешался Бен, несмотря на хмурый взгляд своего командира.

— Нет, ты прав — только одну. И я не слышал, как закрылась дверь. На ней есть пружина, которая закрывает дверь, и, как правило, сильно грохочет. Слушай, а что случилось?

Последовала пауза. Бен подергал себя за кончик усов. Слабый солнечный свет лился на Лорна сквозь деревья. Стоя, он казался выше своих шести футов, как шишковатый посох мужчины в пшеничных джинсах и зеленой крашеной футболке. Она начала распадаться за годы, прошедшие с тех пор, как ее выдали ему по дороге в зону боевых действий. Корсет был розовым, как у младенца. Это придавало ему совершенно неуместный вид человека с бычьей шеей, пришельца.

— Он мог бы переодеться, — предположил молодой патрульный. Он убрал оружие в кобуру, но продолжал держаться за рукоять.

— Он этого не делал, — отрезал Бен, признаки его вспыльчивости были очевидны Лорну, если не всем остальным полицейским. — Сейчас он одет в то же, что было на нем, когда я уехал от него.

— Мы отведем его туда, — неожиданно решил майор. В сопровождении конвоя — Бена и другого нервного патрульного по обе стороны от Лорна, а также майора, замыкавшего шествие, они вошли во двор Дженкинса по крутому склону. Миссис Пьюрфой смотрела на него с крыльца. Ниже нее рос куст гортензии, чьи цветки слева были красными, а справа — синими, с тщательно подобранной кислотностью почвы. Это было зеркало для ее лица, румяного на солнце и серого от страха в тени.

— А в чем проблема? — спросил Лорн вслух, осматривая заднюю часть дома. Мусорный бак был открыт, но стоял на ребре, его крышка лежала на гладкой лужайке рядом с ним. Рядом была одна из пустых банок «Будвайзера». Вторая банка лежала в одиночестве на дне мусорного бака. Самого Дженкинса нигде не было видно.

Квадратная рука Бена указала на дугу брызг высотой шесть-восемь футов, черную на фоне белого сайдинга. — Нам обещали прислать лабораторную команду, но, черт возьми, это, же кровь, змей. Мы с тобой видели достаточно, чтобы понять это. Миссис Пьюрфой встала в четыре утра и не нашла своего брата. Я увидел это, когда проверял и… Он замолчал.

— И нет тела? — спросил Лорн. Он закурил новую сигарету. Хлещущее пламя окружило его.

— Нет.

— А Дженкинс, сколько весит? 220 фунтов? Он рассмеялся тонким, как его запястья, смехом. — Вы ведь хотите достичь невозможного, доказывая, что человек со сломанной шеей измочалил его, не так ли?

— Со сломанной? Конечно, так мы в это и поверим! — усмехнулся нервный патрульный.

— Ты мне поверишь, фрикаделька! — прорычал Бен. — Он сломал ее, но вытащил меня из этого гребаного горящего вертолета, в, то время, когда наши боеприпасы начали детонировать. И клянусь Богом…

— Спокойно, сержант, — тихо сказал Лорн. — Если кому-то понадобится пострелять, я одолжу оружие и сделаю это сам.

Майор перевел хмурый взгляд с одного мужчины на другого. Его внезапная неуверенность была столь же очевидна, как и значок с флагом на лацкане: Лорн теперь был ветераном, а не стареющим хиппи.

— Я амбулаторный пациент в госпитале ветеранов, — сказал Лорн, видя, что ему удалось потушить огонь. — Что-то там не в порядке с нервами, и они пытаются что-то с этим сделать. Черт возьми, как бы хотелось, чтобы они поскорее это сделали.

— Грешем, — сказал майор, жестом приглашая Бена отойти в сторону для негромкого обмена репликами. Третий полицейский покраснел, когда Бен огрызнулся на него. Теперь он был белым, впервые за свои двадцать два года осознав свою смертность.

Лорн ухмыльнулся ему. — Расслабься, черепаха. Ни Бен, ни я никогда не убивали никого, кто не нуждался бы в этом больше, чем ты.

Парень начал дрожать.

— Мистер Лорн, — сказал майор рассудительным, но не враждебным тоном, — мы свяжемся с вами позже. И если вы вспомните что-нибудь, что может иметь отношение к исчезновению мистера Дженкинса, немедленно позвоните нам.

Руки Лорна согласно кивнули. Бен подмигнул, когда подъехал лабораторный фургон, и затем отошел вместе с остальными.

Боль Лорна была меньше, чем обычно, но сны будили его в холодном поту каждый раз, когда он засыпал. Когда он, наконец, включил радио, то услышал, что ночью исчезли еще три человека, кроме Дженкинса, и все они находились в пяти кварталах от квартиры Лорна.

***

Воздух был очень плотным, приглушая блеск звезд. Был вечер пятницы, и с Авеню Донован, расположенной в квартале к востоку, доносился рев машин, идущих на юг. Три северных переулка Джонс-стрит, следующий к западу от Ранкин, еще не были так забиты машинами, как будет позже ночью, но фары нервно мелькали среди домов и деревьев, когда Лорн поворачивался на своем пне, чтобы посмотреть. Ранкин стрит тихо лежала между ними, освещенная в разных кварталах голубыми шарами ртутных паров. Она была узкой, так что машины не могли проехать мимо припаркованных вдоль тротуара машин, не сбавив скорости; это был спокойный островок, окруженный современной стесненностью.

Но никто не исчез, ни к востоку от Донована, ни к западу от Джонса.

Лорн затушил сигарету о щербатую древесину пня. Он был пронизан термитами, и иногда он представлял себе, как они пробираются сквозь темноту. Он ненавидел насекомых, особенно личинок и спрятавшихся тварей, трупно-белых термитов… но он сидел на пне прямо над ними. Какая-то извращенно объективная часть сознания Лорна знала, что если бы он мог сидеть в самом сердце огненной печи, как товарищи Даниэля, он бы так и сделал.

Из густой тени соседнего крыльца донесся скрип пружин: Миссис Пьюрфой перемещала свой вес на подушках старого кресла с откидной спинкой. Ранним вечером Лорн заметил ее лицо, уставившееся в окно гостиной, с плоскими, как воск, мышцами. Когда глубокая тьма расплылась и сгустилась, она выскользнула под ее прикрытие. Лорн чувствовал, как горят ее глаза, понимая, что она никогда не простит ему исчезновения брата, даже если будет доказано, что Дженкинс уехал куда-то по собственному решению. Лорн всегда был для нее грешником; его невиновность этого не изменит.

Еще одна сигарета. Кто-то еще наблюдал за ним. Проезжавшая мимо машина отбросила угловатую тень Лорна вперед и на дом Дженкинса. У Лорна внутри все сжалось, и он раздавил пальцами незажженную сигарету. Свет. Двенадцать человек на рисовом поле, когда над ними вспыхивает осветительная ракета. Хлоп-хлоп-хлоп звуки пулемета вдалеке, и всплески, колеблющиеся вокруг лейтенанта Бернса. — Господи! — вскрикнул Лорн, вставая с такой быстротой, что боль пронзила все его тело. Ночью что-то было ужасно не так. Свет фонарей навевал воспоминания, но они гасили реальную угрозу, таившуюся в темноте. Лорн знал, что он чувствует, знал, что в любой момент из паучьей норы выглянет коричневое лицо с АК-47, или мина разнесет по тропе стальные окатыши…