Потому что каждый шаг, который он делал в джунглях, усиливал его мучительную уверенность в том, что «Собачья рота» вот-вот поймает ее снова.

Капитан пробурчал в трубку короткий приказ, наклонившись к своему радисту. В джунглях каждый из командиров взводов прошептал: — Стой! Лицо Уордена было освещено пятном лунного света. Его левая рука сжимала компас, но он не обращал на него никакого внимания. Вместо этого его худой, властный нос поднялся и явно втянул носом неподвижный воздух. С кивком и тайной улыбкой, которую Кертис с содроганием увидел, капитан снова заговорил в рацию, чтобы вести роту.

Через три минуты их прошили первые выстрелы.

Пуля попала в ствольную коробку винтовки Кертиса вместо того, чтобы просто выпотрошить его. Вдавленный ствол с силой кувалды ударил его по обоим бедрам. Его левый большой палец был вывихнут, хотя его правая рука была не в том положении, в котором 51-й калибр выбил винтовку, и ее только слегка покалывало. Изумленный Кертис лежал на спине, прислушиваясь к глухим ударам выстрелов и пролетающим над головой пулям. Он даже не кричал: боль была еще впереди.

Американский пулемет прочертил длинную красную полосу в шести дюймах от головы Кертиса, не менее опасную для жизни из-за того, что в него не целились. Раненый солдат нащупал нагрудный карман и схватился за счастливую монету. Это было единственное действие, к которому он мог принудить свое наказанное тело. Луна мрачно смотрела вниз.

Что-то шевельнулось рядом с Кертисом. Капитан Уорден с непокрытой головой крался к нему по грунту джунглей. Уорден усмехнулся. Его лицо внезапно осунулось, как свинец в литейной опоке, придавая себе жуткую новую форму, которую Кертис уже однажды видел. Уорден — клыки существа сверкнули, когда оно остановилось, а затем прыгнуло — прямо в поток коммунистического огня.

Пуля весом в две унции пробила грудь твари сзади — наперед, ударив ее о дерево. Кертис облегченно хихикнул, прежде чем понял, что существо поднимается на колени. Текучий удар пробил огромную воронку в его плоти над грудиной, а нижняя половина лица была покрыта кровью, вылетевшей из его легких. Глаза были ярко-желтыми и ужасно живыми, и пока Кертис зачарованно смотрел на них, зияющая рана начала затягиваться. Существо шагнуло к беспомощному солдату, и торжествующая гримаса исказила его лицо.

Без всякого осознания, того, что он делает, Кертис повернул серебряный доллар в сторону приближающегося существа. Наполовину зажившие края раны на груди существа, казалось, засасывали монету внутрь. Последовавший за этим крик был криком животного, привязанного к раскаленной добела проволоке, но он быстро оборвался бульканьем, когда начался распад.

***

Утром бригада санитаров вынесла Кертиса на носилках. Его правая рука была погружена в лужу грязи, пропитавшую землю рядом с ним, и врачи не могли разжать кулак от предмета, который был в нем зажат, пока не подействовал морфий.

Дуговой свет

Моим подразделением был 11-й «кавалерийский» полк — «Полк черной лошади». У нас были разведывательные группы из шести человек на уровне батальонов (уникально низкий уровень для американских сил во Вьетнаме). Проведя пару недель на полковой базе в Ди Ане, я попросил перевести меня в одну из полевых частей. Меня направили во второй эскадрон, который только что захватил Снуол в Камбодже.

Моя первая ночь в Камбодже совпала с «Дуговым светом» — операцией под кодовым названием, которое, как я теперь знаю, должно быть написано «Дуговая Лампа». В то время мы не знали, как это правильно написать, особенно там, где я был.

В «Дуговой Лампе» бомбардировщики В-52, модифицированные так, чтобы нести максимальное количество обычных вооружений (сегодня в арсенале ВВС нет ничего подобного, что командиры с сожалением отмечали во время войны в Персидском заливе), летели по три в ряд, обрушивая 750-фунтовые бомбы на джунгли. В зависимости от количества самолетов, выстроившихся в линию позади лидеров, полоса полного разрушения продолжалась на мили или даже на многие мили.

Я никогда в жизни не видел ничего подобного. (Да, есть целый ряд других вьетнамских событий, о которых я мог бы сказать то же самое; но это не менее верно). Бомбы падали в десяти милях к югу от нас, но вы не могли говорить из-за звука непрерывных взрывов. Земля дрожала, весь горизонт горел белым светом, и все это продолжалось, продолжалось и продолжалось.

Я вернулся в Мир и снова принялся писать. Я хотел заняться мечом и колдовством, но, как я уже упоминал, в профессиональных журналах не было рынка для этого жанра. Мои друзья Мэнли и Карл во время одной из наших семейных встреч предложили мне попробовать использовать мой вьетнамский опыт в сюжете вместо того, чтобы переносить все в далекое прошлое.

Кажется ли это довольно очевидной идеей? Это определенно так — сейчас. А в то время… Я не знаю. Я немедленно последовал совету своих друзей, но уже тогда понимал, что есть много вещей, от которых я старался дистанцироваться.

На самом деле, писать о Вьетнаме в виде художественной литературы — это лучшая терапия, которую я мог бы найти для тех вещей, которые меня беспокоили. Сказав это, нужно добавить, что это похоже на прививку живой культуры: результат можно ожидать очень хороший, но возможность катастрофической вспышки как прямой результат этого процесса была реальной.

Я написал «Дуговой свет» и отправил его в издательство «Фэнтези и научная фантастика». Мистер Ферман, который по-дружески отверг мои рассказы о мече и колдовстве, купил эту историю чуть меньше чем по 2 цента за слово.

Один знакомый прокомментировал, что следующий рассказ, который я написал о юго-восточной Азии («Контакт»!) воспринимается так, будто я думал, что все побывали во Вьетнаме. Это возражение в равной степени справедливо и для «Дугового света». Там много непонятного жаргона и много оборудования, незнакомого тому, кто не имел с ним дела.

Проблема более фундаментальна, чем неудача ремесла (хотя это, конечно, плохое мастерство с моей стороны): это было симптоматично для неспособности понять границы гражданской жизни. Большинство читателей глубоко невежественны в вопросах, которые постоянно волновали меня, будь то жизнь или смерть, и я просто не понимал этого.

Это была моя первая продажа (а позже и первое появление) в профессиональном научно-фантастическом журнале.

***

Кряхтя и рыча, девятнадцать гусеничных машин отряда «G» заняли ночную оборонительную позицию. С дороги за ними наблюдала семья бесстрастных камбоджийцев. Командир ближайшей машины, «три-шесть», помахал им рукой, когда его «штурмовой бронированный конь», содрогнувшись, описал тридцатиградусную дугу и приготовился занять свое место в лагере. На плоских алюминиевых бортах танка красной краской было написано название «Рогатый конь», и графическая пародия на эмблему полкового жеребца. Никто из невозмутимых, плосколицых зевак не выказал ни малейшего интереса, даже когда танк покачнулся в сторону и начал крениться. Командир танка высунулся из своего купола посередине, тщетно пытаясь понять, в чем дело. Джонс, левый стрелок, выглянул из отверстия под гусеницей и отчаянно замахал руками, пытаясь перекричать шум мотора. Командир кивнул и рявкнул водителю через интерком: — Рывок вправо, и пушкой вперед, Джоди, мы падаем в чертов бункер!

Дизель взревел, когда Джоди полностью выжал левое сцепление и нажал педаль газа. Танк снова стал менять уровень, когда левая гусеница начала выплевывать из-под себя искореженную растительность. — Глушите двигатель, — приказал командир машины и во внезапно наступившей тишине крикнул в командную машину, которая была в центре неровного круга машин: — Капитан Фуллер! Мы находимся в бункерном комплексе!

Голый, потный офицер уронил банку пива, которую уже начал открывать, и схватил свою грязную М16. Что бы вы ни делали, ежедневно чистя винтовку и держа ее в футляре, удушливая пыль, поднятая гусеницами, неизбежно вползала в нее в конце дневного перехода. И если они действительно были в бункерном комплексе, то переезд еще не закончился. Все знали, что случилось с отрядом «Е» в ноябре прошлого года, когда они расположились лагерем на незамеченном комплексе, и дюжина саперов той ночью прокралась внутрь этой ночной позиции обороны.