После чего Кирби продал Джерри «Желаю удачи». Как я уже сказал, я совсем забыл об этом.

Честно говоря, я не был в восторге от продажи истории, которую, как мне казалось, я искалечил при редактировании, но вскоре после этого я получил еще один сюрприз: журнал «Эн-Би-Си» разработал антологию ужасов, продюсеры которой выбрали «Желаю удачи». И не только это, позже они возобновили этот выбор. В течение довольно долгого времени «Желаю удачи» был моей самой прибыльной историей в общем выражении, не говоря уже о том, что она касалась каждого слова.

Я все еще жалею, что убрал эти последние 200 слов.

***

Пулемет 51 калибра русской разработки стреляет пулями размером с большой палец женщины. Когда человек ловит пару таких пуль в грудь и горло, как это сделал радист капитана Уордена, его удача на этом заканчивается. Струя крови брызнула на Кертиса, следующего человека в колонне. Он мельком увидел открытый воздух через середину тела радиста: в дыру, пробитую в бьющемся теле, мог бы уместиться его кулак.

Но не было времени беспокоиться о мертвых, не было времени делать что-либо, кроме, как нырять с линии огня. Дикий прыжок капитана Уордена унес его в противоположном направлении, из поля зрения Кертиса в темноту каучуковых деревьев. Дульные вспышки мелькали над серебристыми стволами деревьев, когда пулеметы в бункерах разрывали «Собачью роту».

Приносящая удачу штучка Кертиса ужалила его сквозь ткань рубашки, когда он врезался в гладкую землю. Единственным укрытием на упорядоченной плантации служили сами деревья, и их точное расположение оставляло три прохода открытыми в любое укрытие. Тяжелые пулеметы разрывали темноту короткими очередями из нескольких мест, и не было никакой возможности выжить, и даже нельзя было сказать, откуда ударит смерть.

Кертис отдернул затвор своей М16, но у него не было цели. Слепая стрельба только привлекла бы внимание коммунистических пулеметчиков. Он чувствовал себя таким же голым, как ведущий в шоу Хуареса на танцполе, и ужасно осознавал, что сделают большие пули, если они попадут в него. Он взял счастливый доллар Марии Терезии на Тайване, наполовину в шутку, наполовину в память о людях, которые были спасены, когда монета или Библия отвернули в сторону вражескую пулю. Но, ни одна монета не сможет отклонить пулю 51 калибра от прямой линии, по которой она пройдет сквозь него.

Красно-оранжевый свет расцвел в сотне ярдов слева от Кертиса, когда пулемет открыл огонь, пробивая сноп свинца сквозь деревья. Кертис отметил это место. Сжавшись от страха в животе, он направил свою неуклюжую винтовку в замеченную цель и выпустил очередь.

Ответный огонь был мгновенным, и из пулемета справа, незамеченного до этого момента. Дерево, за которым присел Кертис, разлетелось на куски по всему основанию с оглушительными ударами, которые солдат скорее почувствовал, чем услышал. Он вонзил пальцы в грязь, пытаясь втиснуться еще ниже и мысленно крича от давления монеты, которая держала его так близко к грохочущим пулям. Каучуковое дерево провисло, его двенадцатидюймовый ствол был распилен огнем, но для Кертиса ничто не имело значения, кроме неистовой смерти на ширину пули над его головой.

Стрельба прекратилась. Кертис сжал кулаки и чуть приподнял голову над землей. Из первого бункера раздался одиночный злобный выстрел. Пуля ударила в край шлема Кертиса, не задев плоти, но откинув его голову назад с силой брошенной наковальни. Он был уже без сознания, когда дерево медленно упало на его ботинки.

***

В темноте раздавался шепот, но все, что он мог видеть, были только синие и янтарные полосы в глубине его сознания. Он попытался пошевелиться, но тут, же задохнулся в агонии, когда связывающая его масса сдвинулась с его скрюченных лодыжек.

В темноте послышался шепот, и Кертис догадался, что это такое. «Собачья рота» отступила назад. Теперь вьетконговцы скользили между деревьями, снимая с убитых оружие и перерезая горло раненым. Куда бы ни отлетела винтовка Кертиса, она была вне досягаемости его отчаянных пальцев.

Что-то громко чавкнуло рядом с Кертисом справа от него. Он повернулся лицом к звуку, но его источник таился в осязаемой черноте. С той же стороны послышался слякотный, рвущийся звук, сразу же перешедший в ритмичное судорожное глотание. Кертис бессмысленно прищурился. Луна стояла полная, но облака были плотными, как стальные занавеси.

С левой стороны к нему приближались два вьетнамца. Шарканье их сандалий с подошвами из покрышек на мгновение замерло в жидкой трели речи, а затем возобновилось. Вспыхнул фонарик, и его узкий луч прошел совсем рядом с левой рукой Кертиса. Судорожный шум прекратился.

— Онг во?— прошептал один из вьетнамцев, и свет вспыхнул снова. Послышалось рычание, крик и мгновенная красная очередь автомата АК-47, вспыхнувшая как сигнальная ракета. Тело радиста было разорвано на куски. Куски легких и внутренностей, брошенные пирующим существом, были разбросаны вокруг трупа. Но настоящим ужасом Кертиса было то, что высветила вспышка дула — зубы, сверкающие белизной на кроваво-малиновом фоне, личина желтоглазого зверя, более свирепого, чем ночной кошмар, и совершенно не испуганного пулями, пробивающими его насквозь. А торс под мордой был одет в американскую униформу джунглей.

***

— Рад, что вы вернулись, Кертис, — сказал капитан Уорден. — У нас слишком мало сил, и замены прибывают недостаточно быстро. Лучше соберите свои вещи прямо сейчас, потому что в 19.00 рота отправляется в ночной патруль, и я хочу, чтобы каждый человек был с нами.

Кертис беспокойно заерзал, завороженный шафрановой склерой глаз капитана. Водитель, который подобрал его на вертолетной площадке, рассказал Кертису о том, что произошло за восемь недель его пребывания в больнице. В первой засаде погибло семнадцать человек. Конечно, в состоянии тела радиста обвинили вьетнамцев, но это само по себе способствовало падению боевого духа, люди кричали во сне или нервно стреляли в темноту. Месяц спустя Уорден возглавил еще одну зачистку. Гибкому, атлетически сложенному капитану следовало бы быть популярным офицером за его очевидную готовность разделить с личным составом опасности своего командования; но когда его вторая крупная операция закончилась очередной катастрофой у бункеров и паучьих нор, единственной эмоцией, которую могла найти для него «Собачья рота», была ненависть. Все знали, что этот район операций был переполнен вьетнамцами, и что найти их — дело «Собачьей роты». Но, как бы, ни были успешны эти операции с точки зрения командира дивизии — в ходе последующих операций были захвачены тонны снаряжения и брошенных боеприпасов, — люди Уордена знали, что они дважды подряд оставались с носом.

Не помогло и то, что тело лейтенанта Шейдина, убитого рядом с капитаном в первой же перестрелке, было найдено на следующий день в жутко изуродованном состоянии. — Он выглядел так, — прошептал водитель, — словно его кто-то обглодал.

***

Они двинулись вперед в коротких сумерках; нервные отделения сжались до размеров пожарных команд под ударами, которые нависли над ними. Остальная часть батальона наблюдала за отходом «Собачьей роты» перешептывающимися группами. Кертис знал, что они заключают ставки на то, сколько патрульных не вернется на этот раз. Что ж, многие люди в самой роте задавались тем же вопросом.

Рота отходила от базы, избегая известных путей. Разумеется, у капитана Уордена был пункт назначения. Кертис, снова шедший сразу за группой командиров, мог видеть, как капитан, используя фонарик, проверяет маршрут с помощью компаса и карты на каждой из их частых остановок. Свет был почти не нужен. Послеполуденный ливень очистил небо, и теперь в нем сияла полная луна. Это облегчало передвижение сквозь путаницу деревьев и виноградных лоз, но освещало бы роту, как уток в тире, если бы они случайно наткнулись на другой комплекс бункеров вьетнамцев.

Серебряный доллар в кармане Кертиса болезненно шлепнул его. Синяк, который он нанес ему во время той засады, все еще пульсировал. Он начинала болеть сильнее, чем его лодыжки, но ничто не заставило бы его оставить его сейчас в своем шкафчике. Он ведь вернулся в прошлый раз, не так ли? Несмотря на убийственный перекрестный огонь, дерево и… что-то другое. Кертис крепче сжал свою потную М-16. Может быть, это и не было поцарапанное лицо Марии Терезии, которое спасло его, но он не попадет, ни в одну из ставок.