Только постоянная получасовая рутина проверки периметра не давала Джинелли уснуть. Голоса потрескивали вокруг сектора штаба войск, пока Джинелли не смог повторить: — «Семь ноль, доклад отрицательный», в последний раз и, с удовольствием снять шлем связи. Его ботинки хлюпнули, когда он опустился рядом с койкой, где тихо похрапывал Мюррей, завернувшись в пятнистый зелено-коричневый нейлон своей плащ-накидки. Джинелли встряхнул его.

— Э! — проворчал водитель, и быстро проснулся. — Ах, да; мне только нужно надеть мои ботинки.

Одно из немногих оставшихся в небе облаков плыло над луной. Когда Мюррей выпрямился, Джинелли показалось, что на темном камне стены мелькнуло какое-то движение. — Эй!— прошептал водитель. — А что там делает Хиеу?

Джинелли всматривался в рощу, но не видел ничего, кроме деревьев. — Это он перелезал через стену, — настаивал Мюррей. — Он держал свою винтовку М16 с задвинутым затвором, готовый выстрелить в любой момент. — Послушайте, я собираюсь проверить, куда это он направляется.

— Черт побери, кто-нибудь увидит вас и откроет огонь, — запротестовал Джинелли. — Вам не стоит туда идти!

Мюррей решительно покачал головой. — Нет, все будет хорошо, — сказал он, перелезая через стену.

— Сумасшедший, — пробормотал Джинелли. И тут его вдруг осенило, что человек, добровольно отдавший три дополнительных года боевым действиям, вероятно, не совсем нормален в том смысле, как это принято на родине. Облизнув губы, он напряженно ждал в темноте. С тех пор как дождь прекратился, воздух стал теплее, но пухлый новичок почувствовал, что дрожит.

Среди ветвей ближайшего красного дерева порхала птица. Казалось, в этой стране можно увидеть не так уж много птиц, как в Мире. Джинелли вытянул шею, чтобы лучше разглядеть происходящее, но неровный лунный свет оставлял лишь впечатление крыльев тусклого цвета.

Больше в роще ничего не двигалось. Джинелли ужасно выругался, и попытался разбудить Херрольда. Командир танка спал, положив вместо подушки бронежилет, а рядом с ним на койке, несмотря на его беспечное отношение, лежал неуклюжий шприц для смазки. Его пальцы были сомкнуты на рукоятке шприца, когда он пробудился.

— О, ради бога, — пробормотал он, когда Джинелли выпалил ему эту историю. Херрольд не снимал ботинок, только верхние части были расшнурованы, и он быстро завязал тесемки вокруг голеней. — Господи, минут десять назад?

— Ну что, может быть, мне стоит позвонить в штаб? — неуверенно предложил Джинелли.

— Черт побери, — пробормотал Херрольд, — нет, я лучше пойду, скажу старику. А вы возвращайтесь в купол и ждите меня. Он поднял свой автомат за ствольную коробку.

Джинелли начал взбираться на гусеницу. Повернувшись, он сказал: — Эй, приятель. Херрольд остановился. — Только не слишком задерживайтесь, ладно?

— Да, хорошо. Командир танка поплелся к неосвещенной штабной палатке. Над головой Джинелли на уровне верхушек деревьев пролетела птица, а, может быть, и большая летучая мышь из-за ее беспорядочного полета. Он приподнял зарядную крышку пулемета, чтобы еще раз проверить положение вставленной ленты с патронами.

В роще появился свет.

Он не был ни искусственным, ни лунным отражением, и поначалу он был слишком слабым, чтобы вообще иметь какой-либо источник. Джинелли оцепенел, и уставился на огромное дерево бога. Сияние превратилось в радужную линию по центру шрама, в яркую полоску, которая заметно расширилась, когда края рубца отодвинулись назад. Внутренность дерева казалась полой, обрамленной самосветящейся зеленью, к которой цеплялись какие-то формы. Пока Джинелли наблюдал, от внутренней стены дерева отделилась горстка тварей и выпорхнула наружу через расширяющийся шрам.

В лагере кто-то закричал. Джинелли резко обернулся. Тактический оперативный центр стал зеленым и двухмерным там, где его облизывали какие-то холодные блики. Какой-то человек прорвался через брезентовый проход, соединяющий машины, завывая и хватаясь за шею, пока не упал. От него отлетела темная фигура. Оставшиеся пятна, прилипшие к зелени дерева, сверкнули наружу, и шрам на стволе начал закрываться.

Крупнокалиберный пулемет штурмовой машины справа внезапно начал посылать трассирующие очереди прямо в уменьшающееся зеленое пламя. Тяжелые пули, способные пробить полдюйма стали, разрывали дерево. Это было все равно, что колоть губку ледорубом. На купол танка бронированной кавалерии что-то упало сверху. Выстрелы прекратились, и стрелок хрипло взревел.

Джинелли повернул свой пулемет к дереву и нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло; в панике он забыл взвести затвор. По всему лагерю вспыхивали искрящиеся дульные вспышки. Рядом с оперативным штабом солдат стрелял из своей М16 под сумасшедшим углом, пытаясь сбить одну из летающих фигур. Еще одна спираль спускалась на него по собственной смертоносной воле. Его винтовка продолжала стрелять, когда он рухнул на нее сверху. Он послал последнюю случайную пулю, чтобы оторвать кусочек алюминия от боковины огнеметного танка, буквально в футе ниже открытой головы Джинелли.

Силуэт солдата на фоне зеленого света метнулся к прорезанному порталу божественного дерева и разрядил винтовку в упор. Нож в его руке светился зеленым светом, когда он рубил им вверх и вниз по краю шрама, пытаясь расширить щель. — Мюррей! — крикнул Джинелли. Он отдернул назад затвор своего пулемета, но не выстрелил. Он слышал, как Мюррей выкрикивает непристойности в перерывах автоматных очередей позади него.

Джинелли без всякого осознания того, что он делает, повернул голову. У него было достаточно времени только для того, чтобы нырнуть в отсек, когда тварь спикировала вниз. Ее крылья, растянутые, как у летучей мыши, между руками и ногами, уже обрушили ее вертикально, притормозив для убийства. Зеленое сияние демонстрировало ее черты на совершенном рельефе хаоса базы огневой поддержки: тело длиной в двадцать дюймов, с мощным торсом, как у мумифицированного пигмея; зубы, как у ласки, в виде тонких конусов, идеально сформированные для убийства. И лицо, которое могло бы быть человеческим, если бы не его размер и полосы черной крови, которые уродовали его. Свет от дерева отбросил тень на люк, когда щебечущее существо на мгновение метнулось к другой добыче.

Джинелли медленно выпрямился и выглянул из купола. По спине у него пробежал холодок, а вся нижняя часть тела словно принадлежала кому-то другому. Он понял, что даже для него самого нет смысла захлопывать люк купола над головой и надеяться переждать этот кошмар. Водительское отделение было открыто; между сиденьем и стенкой моторного отсека было достаточно места, чтобы убийцы могли пролезть внутрь.

Сделав глубокий вдох, Джинелли выпрыгнул из люка, проигнорировав свой пулемет. Уклончивый шаг вперед, низко пригнувшись, и он скользнул ногами вперед в люк водителя. Дроссельную заслонку вперед, оба рычага сцепления на нейтраль. На мгновение взвыл стартер; затем шестицилиндровый дизель кашлянул, вздрогнул и с грохотом ожил. Дисбаланс где-то в двигателе заставил задрожать весь танк.

Мюррей все еще долбил основание шрама на дереве, лицо его было искажено маниакальной жестокостью. Каждый раз, когда ударяло лезвие, летели щепки, и внутренний блеск выплескивался наружу. Джинелли сбросил подачу топлива, придавая себе храбрость, чтобы двинуться. — Мюррей! — крикнул он, перекрывая слабеющий гул дизеля. — Отойди… черт возьми, убирайся!

Какая-то фигура вынырнула из тени и схватила Мюррея за плечо. Возможно, водитель закричал прежде, чем узнал Хиеу; если так, то собственный крик Джинелли заглушил этот звук. Менг заговорил, его лицо исказилось от торжества. Пока недоверчивый водитель смотрел на него, Хиеу выкрикнул несколько слов в сторону божественного дерева на гортанном языке, сильно отличающемся от носовых трелей вьетнамцев.

Дерево снова открылось. Края шрама смялись в сторону, полностью обнажив зеленоватый интерьер и то, что находилось в нем сейчас. Мюррей резко обернулся, подняв клинок для удара. Чья-то рука вцепилась в его руку, удерживая нож неподвижно. Существо было таким же высоким, как и отверстие, в котором оно стояло, двуногое, но нечеловеческое.