Херрольд рассмеялся. — Вот это и есть самое приятное в нашей работе в этой стране, — сказал он. — Завтра всегда что-нибудь новенькое.

— Да, здесь не так много вьетнамских коммунистов, как там, — согласился Мюррей.

Крозье поморщился. — Вьетнамские коммунисты, с которыми я могу здесь жить? Как они? Нет. Но я понимаю их, понимаю их цели. Но эти люди вокруг, эти Менги — они не будут работать, они не будут говорить, а только смотреть на вас и сажать достаточно риса только для себя. Мишлен вынужден привозить Вьетов для работы с каучуком, и даже они, они не остаются, потому что им не нравятся Менги так близко.

— Но ведь все они вьетнамцы, не так ли?— озадаченно спросил Джинелли. — Я имею в виду, кем еще они могут быть?

Француз усмехнулся, засунув большие пальцы рук в карманы брюк. — Они живут во Вьетнаме, значит, они вьетнамцы, нет? Но у вас, американцев, есть свои индейцы. А еще канадские Монтаньяры — мы называем их горцами, понимаете? Но вьетнамское название для них означает — «грязные животные». Нет, нет, это не тот же самый народ. Они были здесь задолго до того, как с севера пришли Вьеты. И Менги, которые живут здесь и в некоторых других местах, они тоже не такие, как Вьеты или даже монтаньяры. А может быть, они еще и старше, так они говорят.

Некоторое время группа, молча, ждала. Херрольд открыл банку «Мермита», служившую охладителем, и начал раздавать пиво. — Ключ от церкви? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Мюррей, единственный человек на танке с ножом, вытащил свою огромную финку и принялся вырезать на крышках неровные треугольники. Прохладное пиво булькало, когда четверо мужчин пили. Джинелли поставил свою банку.

— Умм, — сказал он своему командиру, — а как насчет соосного пулемета?

Херрольд вздохнул.— Да, мы не хотим, чтобы этого сукиного сына заклинило. Суставы хрустнули, когда он встал и потянулся всем своим длинным телом.

Крозье сделал большой глоток пива, все еще остававшегося у него во рту. — Конечно, нет, — согласился он. — Особенно здесь. Этот район имеет очень плохую репутацию.

— И это факт? — с легким удивлением спросил Херрольд. — Вчера вечером на собрании отряда старик сказал, что здесь будет довольно тихо. На разведывательных картах особой активности не наблюдалось.

— Активности? — повторил француз, подняв брови. — А кто может это сказать? Вьетнамские коммунисты время от времени проникают сюда, правда, не столько здесь, сколько возле А-Шау. Но когда меня впервые перевели сюда три года назад, в деревне было пять, может быть, шесть сотен человек — Менги, знаете ли, не с плантаций.

— То маленькое местечко, где мы применили жесткие меры? — спросил Джинелли вслух. — Господи, да там же нет и дюжины хижин.

— Совершенно верно, — согласился Крозье, серьезно кивнув головой. — Потому что однажды ночью его окружил батальон коммунистов и перебил всех Менгов, которых они нашли. Может быть, двадцать человек выжили.

— Господи, — в ужасе выдохнул Джинелли, но более богатый опыт Херрольда заставил его глаза сузиться от любопытства.

— Какого черта? — спросил высокий командир танка. — Я имею в виду, я знаю, что у них есть ударные отряды, чтобы расстреливать деревенских полицейских, старост и все такое. Но почему все это место? Неужели они настолько сильны для правительства?

— Правительство? — эхом отозвался штатский и рассмеялся. — Они плевали в окружного губернатора, когда он проходил мимо. Но за неделю до того, как пришли коммунисты, возле этого самого места была стрельба. Коммунисты, в этом нет никаких сомнений. Я сам видел трассеры, и они были зелеными.

— Остальные — и это только слухи, то, что мои старшие рассказали мне в то время, прежде чем они перестали говорить об этом — рота, тридцать человек, попала в засаду. Уничтожены все, до единого, и изувечены, ах… плохо. Как решили, что в этом виноваты Менги, я не знаю, но это могло быть причиной того, что позже уничтожили деревню.

— Хмм, — буркнул Херрольд. Он смял свою пивную банку и стал искать мусорную бочку. — Давайте, я выйду на связь, и мы посмотрим, как сработает соосник. Банка с грохотом упала в бочку, когда командир танка поднялся на заднюю часть огнемета. Остальные слышали его голос, когда он говорил в микрофон: — Баттл пять-шесть, машине семь-ноль. Запросите разрешение на проверочный огонь нашего Майка семь-четыре.

Мгновение спустя в наушниках раздался неразборчивый треск. — Нет, сэр, — возразил Херрольд, — нет, если мы хотим, чтобы это сработало сегодня вечером. Он кивнул в ответ. — Да, да. Он помахал рукой. — О’Кей, — сказал он своему экипажу, опуская радиошлем, — давайте посмотрим, что получится.

Джинелли вскарабкался рядом с Херрольдом, с трудом перекатывая свое пухлое тело через край гусеницы. Мюррей продолжал бездельничать, прислонившись к краю гусеницы. — Черт возьми, — сказал он, — я вообще никогда особо не любил оружие, а вы, ребята, занимаетесь своим делом. Крозье стоял рядом со своим другом, заинтересованный, но немного сдержанный из-за деликатности незваного гостя. Пулемет когда-то был соосен огнемету. Теперь он висел на шарнире, приваренном к верхушке купола танка. Херрольд повернул его, целясь в огромное дерево в центре рощи. Десятифутовый шрам прочертил светлый ствол дерева вертикально к земле, и он установил прицел прямо в ствол. Другие солдаты, предупрежденные по радио, что их ожидает, с любопытством наблюдали за происходящим.

Пулемет заикнулся от короткой очереди и его заклинило. Пустые медные гильзы звякнули с правой стороны гусеницы. Херрольд выругался и со щелчком открыл крышку приемника. Его отвертка терзала застрявшую гильзу, пока он ее не вытащил. Захлопнув крышку, он вставил в патронник еще один патрон.

БАМ-БАМ-БАМ-БАМ-БАМ.

— Черт побери, — сказал Херрольд. — Похоже, нам придется все это снять.

— Или бросать камни, — предположил Джинелли.

Херрольд приподнял рыжую бровь. В отличие от толстоватого новичка, он пробыл здесь достаточно долго, чтобы чувствовать реальную опасность. Через мгновение он улыбнулся в ответ. — О, нам вовсе не обязательно бросать камни, — сказал он. Он снял со стены купола свой старый автомат. Двадцать лет службы стерли большую часть отделки с его грубо отштампованного металла, но он все еще выглядел осанистым и смертоносным.

Херрольд приложил металлический приклад к своему плечу; очередь, когда он прижал его, была оглушительной. Линия яростно-красных трассирующих пуль вырвалась из дула и раздробила восходящий изгиб на стороне центрального дерева.

— Нет, пока работает старый смазанный автомат, мы в порядке, — сказал Херрольд. Он рассмеялся. — Но, — добавил он, — нам все равно лучше демонтировать этот соосный пулемет.

— Пожалуй, мне лучше уехать прямо сейчас, — предложил Крозье. — Уже поздно, и я должен вернуться к своим обязанностям.

— Черт побери, — запротестовал Мюррей, — задержитесь хотя бы на перекус. Ваши придурки обойдутся какое-то время без нянек.

Француз поджал губы. — Ему придется объясниться с полковником, — предупредил Херрольд.

— Не парьтесь, — настаивал водитель. — Мы расскажем ему обо всех местных разведданных, которые Жак может нам дать. Ну же, дружище, пойдем, сейчас мы его перехватим. Крозье последовал за энергичной походкой Мюррея, все еще озабоченно хмурясь.

— Слушайте, а где вы их взяли?— спросил Джинелли, поднимая толстый красноносый патрон, похожий на тот, что Херрольд только что вставил в свой шприц для смазки.

— Трассеры? — рассеянно ответил командир танка. — О, я нашел одну коробку еще в Ди Ане. Красиво ночью, и, черт возьми, они бьют так же сильно. Но давай-ка займемся соосным оружием.

Джинелли спрыгнул на землю. Херрольд протянул ему сундучок, служивший ему столом — задняя платформа огнемета была слишком загромождена, чтобы там можно было разобрать пулемет. Через несколько минут они разобрали его на составные части и начали их чистить.

По сундуку скользнула тень. Джинелли поднял голову, все еще держа приемник патронов, который чистил зубной щеткой с растворителем. Переводчик, Хиеу, отошел от оперативного штаба и стоял лицом к роще. Он, казалось, не замечал солдат рядом с собой.