Кроме того, я узнал, что «Прибежище ужаса» было уничтожено после второго выпуска (который уже был в типографии). Я упустил свой шанс на продажу, потому что у меня не было такого агента, как Кирби Макколи.

Я не думал, что смогу просто написать Кирби (ну, мистеру Макколи) и сказать ему, что мне нужен агент. Я только что закончил рассказ («Контакт!»), который я намеревался отправить в «Аналог». Вместо этого я отправил его Кирби вместе с моим письмом-запросом.

Он ответил мне с большим энтузиазмом (Кирби все делает с большим энтузиазмом; вы можете иногда сомневаться в его суждениях, но никогда в его вкусе), сказав, что он уже знал о моем писательском труде и намеревался вскоре связаться со мной. Он решил, что этот рассказ был великолепен (он отправил его в «Аналог» и получил ответное письмо, самое быстрое, которое я когда-либо имел в своей жизни), и с нетерпением ждал долгого и прибыльного союза.

Мы уже это проходили, хотя прошло много лет, прежде чем я заработал достаточно денег, чтобы оправдать Кирби и его сестру Кей, которые держали меня в качестве клиента. Кирби шел от успеха к успеху, привлекая клиентов на порядки выше, независимо от того, начинали ли они с нуля (как Карл Вагнер) или с чего-то уже впечатляющего (как Стивен Кинг, который стал клиентом Кирби после его ранних шестизначных сделок с книгами).

В ходе своей другой деятельности Кирби редактировал оригинальные антологии. Я написал «Перестрелку» для первой из них — «Испуг». Инцидент с ребенком в огненной дорожке, разрушающий атаку, был вполне реален, хотя, конечно, враг был батальоном ВНА, а не чем-то сверхъестественным.

На самом деле, весь фон реален. Я оглядываюсь на то время и понимаю, что это был совершенно другой мир.

Но, в, то время это был реальный мир, и единственный мир, который у меня был.

***

— Господи, — сказал Джинелли, глядя на пыльную пустыню, — если это стандарт, то следующий шаг — в Ад. А на базе огневой поддержки было бы прохладнее. Херрольд закурил сигарету и ткнул пачкой в сторону своего подчиненного. — Закуривайте, — предложил он.

— Если только это не трава, — пробормотал грузный новичок. Он стряхнул с себя бронежилет без рукавов, почувствовав, как из-под стеганого нейлона на мгновение потекли холодные струйки пота. — Господи, как вы это выдерживаете?

Херрольд, поджарый и широкоплечий человек, откинулся на спинку купольного сиденья, и закинул одну ногу на ствол огнемета. Джинелли завидовал телосложению командира боевой машины всякий раз, когда смотрел на более высокого мужчину. Его собственная базовая подготовка всего лишь четыре месяца назад представляла собой ужасный раунд дополнительных физических тренировок, чтобы выпотеть из него фунты макарон его матери.

— Вам лучше привыкнуть к этому, — лениво предупредил Херрольд. — Эта команда поджигателей строений всегда оказывается в хвосте колонны, так что мы всегда ждем, чтобы обосноваться в новом лагере. Подумайте о них — представьте, что вы дерево.

Джинелли проследил за пальцем своего командира, указывающим на восемь гигантских деревьев в каменной ограде. Но это не помогло. Их вершины поднимались на сотню футов в воздух над пустынной равниной, стоя в стороне от бурлящей вокруг деятельности, поднимавшей облако пыли. Тени, сгущавшиеся внизу, не могли охладить Джинелли, когда он сидел на корточках, ослепленный солнцем, на крыше огнеметного танка.

По крайней мере, полковнику Бойлу было так же жарко там, где он стоял, руководя размещением людей с заваленного мешками с песком верха своей машины. Хиеу, как обычно, стоял рядом с ним. Переводчика всегда можно было узнать на расстоянии, потому, что он был одет в тигровую униформу с темными черными и зелеными прожилками. Внизу радисты натягивали последний из брезентовых проходов, соединявших три командные машины в тактический оперативный центр. Теперь можно было двигаться между затемненными машинами в темноте, но ночная прохлада казалась далекой.

На крыше Бойль показал пальцем и что-то сказал Хиеу. Темнокожий переводчик выразительно кивнул; полковник заговорил в висевший на шее микрофон, и две машины, находящиеся впереди огнеметных танков с ворчанием пришли в движение. Херрольд внезапно выпрямился, когда его радиошлем как будто рыгнул на него. — Семь — ноль, вас понял, — ответил он.

— Мы переезжаем? — спросил Джинелли, наклоняясь ближе к устройству связи, чтобы лучше его слышать. Херрольд щелкнул выключателем интеркома у левого уха, и сказал: — О’Кей, Мюррей, они хотят видеть нас на западной стороне, у той каменной стены. Там будет проводник, и мы легко это сделаем.

Мюррей направил огнеметную машину вперед, ведя ее по часовой стрелке вокруг круга, который другие гусеницы уже прочертили в бесплодной земле. Если не считать рощи внутри просторного латеритового ограждения, то ближе каучуковой плантации, чьи жесткие ряды тянулись зелеными и серебристыми полосами в миле к востоку, не было ничего. Низкие дамбы, большей частью провалившиеся в осыпающуюся почву, упорядочивали пустошь. Вдалеке взвилась пыль, когда мотоцикл выехал из плантации и повернул к базе огневой поддержки. — «Девчонки с кокаином уже здесь», — подумал Джинелли. — «Даже в этой пустыне».

Какой бы ни была проблема этого региона, она не могла быть связана с самой почвой; нет, если в ней могли расти деревья, подобные чудовищам за низкой стеной. Каждое из восьми массивных деревьев, опоясанных каменным кольцом, имело сорок футов в обхвате. Морщинистый ствол центрального титана мог бы быть и вполовину больше.

Огнеметная машина остановилась, когда танковый мостоукладчик взревел, взбивая податливую грязь, поворачиваясь своей лобовой броней к грубому латериту. Проводник, танкист с обнаженной грудью, покрытыми бисеринками пота, опустил руки, подавая сигнал мостоукладчику остановить двигатель, а затем жестом указал огнеметному танку место рядом с большей громадой. Мюррей заглушил мотор и поднялся из люка водителя.

Здравый смысл и приказ полковника требовали, чтобы все танкисты были в шлемах и бронежилетах. Однако такие люди, как Мюррей, которые продлили свои командировки до четырех лет, обычно игнорировали смерть и своих офицеров, когда речь шла об удобстве. Водитель был обнажен до пояса; выбеленные золотистые волосы торчали, как проволока, на фоне его глубокого загара. — Найди немного пива, черепаха, — сказал он Джинелли с легким высокомерием. — У нас есть время, прежде чем они начнут собираться вместе. Дорожная пыль покрыла коренастого, мощного водителя от самого горла до высоты, на которую он высунулся из люка с поднятым сиденьем и откинутой крышкой. Годы вьетнамского солнечного света смыли все краски с его некогда голубых глаз.

Справа от огнеметного танка остановился танк бронированной кавалерии, его командир беззаботно сидел в куполе позади пулемета 12,7мм с бронебойными пулями. К изумлению Джинелли, мотоцикл, который он видел, когда он покидал каучуковую плантацию, был следующим экипажем в ряду. Это был крошечный зеленый Сакс, а не одна из вездесущих Хонд 50-х годов, и водитель его был Белый Европеец. Мюррей ухмыльнулся и вскочил на ноги. — Крозье! Жак!— радостно воскликнул он. — Какого черта ты здесь делаешь?

Штатский в белой рубашке аккуратно развернул мотоцикл и поставил его на тенистую сторону танка. Если кто-то из начальства и заметил его, то не подал виду. Спешившись, Крозье поднял голову и смахнул бейсболку с редеющей шевелюры. — Да, я так и думал, что найду тебя, Джо, — сказал он. Его английский был слегка шипящим. — Но в любом случае я приехал бы только для того, чтобы снова поговорить с Белыми. Это великое счастье, чтобы увидеть вас.

Херрольд отвязал брезент от груза и позволил ему со стуком упасть за борт. — Давайте, сделаем немного тени, — приказал он.

— Джек управлял плантацией Мишлен на севере, когда мы были в долине А-Шау, — объяснил Мюррей. — Он хороший чувак. Но почему ты здесь, парень?

— А что ж, — сказал француз, неодобрительно пожимая плечами. — Из-за вашего уничтожения растительности, понимаете? Через несколько месяцев после того, как уйдет ваше подразделение, сюда прилетят самолеты. Пуф! Седьмая плантация будет мертва, и я должен быть переведен. Сейчас там выращивают арахис.