— Что происходит, Эммет? — спросил Шейдин.

Никто из солдат не отдал честь. — Эмери, сэр, — поправил его командир танка. — У нашего танка было сломано шесть торсионов, поэтому он управлялся и ехал, как грузовик с квадратными колесами. Там, в Мире, есть специальные машины для выдавливания торсионных стержней, но здесь мы просто используем пару унций С-4, чтобы выбить каждый из них. Высокий унтер-офицер указал на блок взрывчатки, брошенный на землю рядом с ним. Его зеленая многослойная подложка была содрана с обеих сторон, и половина рыхлого белого пластика была отщипнута. Несколько медных капсюлей-детонаторов лежали на земле рядом с С-4.

Эмери не обратил внимания на внезапную бледность лейтенанта. Он совершенно перестал обращать внимание на Шейдина, так как было очевидно, что офицер не собирается помогать им в этом деле. — Пошли, змеи, — сказал Эмери, — нам еще многое нужно сделать до заката.

Члены экипажа вскарабкались на своего пятидесятитонного скакуна, неуклюжего, ржавого и более темпераментно хрупкого, чем кто-нибудь, кроме людей, ответственных за таких монстров, когда-либо известных. Пристальные глаза Шейдина следили за ними, пока он сам, согнувшись в коленях, дотронулся до блока С-4. Его гладкая внешняя оболочка была прохладной на ощупь. Не глядя на взрывчатку, Шейдин сунул ее в боковой карман своих военных брюк. Он быстро зашагал обратно к своей палатке.

***

Тропический закат столь же быстр, сколь и ослепителен. Он втискивает все красные, охристые и пурпурные цвета умеренных зон в несколько минут, которые затем поглощает ночь. Но до темноты, хотя она и будет внезапной, оставалось еще несколько часов, а пульсирующая память Шейдина не позволяла ему ждать еще несколько часов.

Сегодня днем на радиостанции дежурил Слоун. Водитель сидел у задней двери командирской машины, положив ноги на раму своей койки. Он разговаривал со штабным сержантом, который должен был сменить его на посту в 20 часов. Они замолчали, когда появился Шейдин.

— Давайте, Скип, возьмите себе что-нибудь на ужин, — сухо сказал лейтенант. — Я подежурю на радио некоторое время.

— О’Кей, сэр, меня сменит Уолш, — сказал Слоун. Он указал на бумажную тарелку с остатками говядины и картофельным пюре, стоявшую на его солдатском сундучке. — Идите и поешьте сами.

— Я же сказал, что подежурю на рации! — рявкнул Шейдин. Он дрожал, хотя и не осознавал этого. Слоун быстро взглянул на своего командира, потом на удивленного сержанта. Водитель спустил ноги с койки и протиснулся назад, чтобы Шейдин мог войти в транспортер. Двое рядовых зашептались в открытом конце транспортера, когда их лейтенант натянул плащ-накидку, закрывая весь остальной мир.

В машине с плоскими стенами было темно, но стало еще темнее, когда Шейдин отключил из розетки настольную лампу. Шкалы радиоаппаратуры поблескивали и отражались от прилавка из формики, сквозь занавеску просачивались полоски света. Но так годится, годится…

Текстура С-4 успокаивала пальцы Шейдина, когда он формировал ее. Высокие стенки пепельницы затрудняли воспламенение слепленного катыша. Раскаленная сталь зажигалки обожгла ему пальцы, и он выругался в слезливом отчаянии; но как раз перед тем, как Шейдину пришлось бы отстраниться, мигнула искра и оранжевая вспышка — и в ней танцевала девушка.

Ее голова была откинута назад, черные, колышущиеся, дымчатые волосы развевались позади нее. Шайдин снова услышал слова: — A Marie! Ici! Viens ici! Рация тоже что-то бормотала на командной частоте, но все, что она требовала, терялось в реве толпы. Страсть, столь же яростно горячая, как и взрывчатка, придавшая ей форму, вспыхнула в глазах девушки. — Иди ко мне!

Пламя с шипением погасло. Шейдин ничего не видел, кроме остаточного образа.

В отсеке было жарко и зловонно. Капельки пота выступили на лбу Шейдина и на его коротких черных усах. Он отодрал боковую часть от остальной взрывчатки и начал месить весь кусок, весом в полфунта, в один шар.

— «Шаттл шесть вызывает шаттл один-шесть», — сердито повторило радио, голосом полковника Брукингса. — Черт возьми, Шейдин, докладывайте!

Пепельница разлетелась вдребезги от жара. Шейдин нервно смахнул осколки на пол, затем положил кусок взрывчатки на окровавленный прилавок. Осколок прозрачного стекла незаметно подмигнул ему в его ладони. Он щелкнул зажигалкой, и она вспыхнула, и она вспыхнула — и позвала. Ее руки не могли дотянуться до него, но это сделала ее душа и ее адски яркие глаза. — Viens ici! Viens!

Гладкая плоть танцовщицы извивалась без всякого плаща, кроме пламени. Еще выше, таяли циферблаты радиоаппаратуры, на алюминиевой крыше сверкали языки пламени, похожие на языки ящерицы. Но Шейдин неподвижно стоял, его лодыжки были так, же тесно прижаты друг к другу, как и у нее. Он не потянулся к ней, не из-за жары, а потому, что это движение было бы… неправильным. Вместо этого он заложил руки за спину и скрестил запястья. За занавеской брюзжали голоса, но драконье шипение С-4 заглушило бы даже нормального человека. Она изогнулась, ее глаза манили к себе, рот открылся, чтобы заговорить. Шейдин выгнулся дугой, сгибая свое тело именно так и — «Иди»!!

… и он ушел.

Плащ-накидка вырвалась из рук полковника Брукингса, и из пылающей радиорубки выскочила девушка. Она была смуглой, но не вьетнамкой, голой, если не считать тлеющих обрывков шерстяной сорочки. Ни Брукингс, ни рядовые солдаты не понимали, что она бормочет по-французски, но ее радость, несмотря на сильные ожоги на ногах и ступнях, была безошибочной.

В машине больше никого не было.

14 октября 1429 года собравшиеся жители деревни Бриансон, провинция Дофин, Королевство Франция, взревели от изумления. Ведьма Мария де ла Барте, которую заживо сжигали на костре, внезапно приняла облик демона с мешковатой зеленой кожей. Однако эта перемена не помогла ведьме, потому что узы все еще держались. Несмотря на свои извивающиеся и неразборчивые крики, демоническая фигура горела в огне так же хорошо, как и девушка.

Перестрелка

Одно из лучших из среды многих хороших событий, которые произошли в моей писательской карьере, — это то, что я получил Кирби Макколи в качестве агента. (И кстати, если эти вводные не дают понять, что мне удивительно везло всю мою жизнь, то они искажают правду, которую я чувствую до самых своих костей.)

После смерти мистера Дерлета мне пришлось искать новые рынки сбыта. Мне удалось продать рассказ в журнал фэнтези и научной фантастики, но много коротких вещей было опубликовано в одноразовых антологиях, о которых я даже не слышал до их закрытия. Я думал об агентах, но на самом деле не знал, как их получить, и чувствовал (справедливо), что любой, кто возьмет меня на этом этапе моей карьеры, сам по себе был бы довольно сомнительной перспективой.

Друг торговца целлюлозой Ричард Минтер упомянул, что корреспондент из Миннеаполиса Кирби Макколи начал представлять интересы писателей-фантастов. Он был агентом нескольких писателей в жанре «Странные истории» (например, Карла Якоби), а также новых авторов «Аркхем Хаус», такие, как Рэмси Кэмпбелл и Брайан Ламли.

Будет ли он представлять мои интересы? Неужели мне действительно нужен агент? И, возможно, самое главное, насколько болезненно будет получить отказ? Довольно болезненно, как я подозревал, но я мог бы отложить это событие, не написав Макколи.

Тут произошли две вещи. «Фэнтези и научная фантастика» опубликовала роман Брайана Ламли «Мифы Ктулху». Начиная с 1950-х годов, единственными рассказами Лавкрафта в журнале были пародии — это было слишком сложно для «психологической прозы», чтобы цитировать комментарий одного редактора о собственном стиле Лавкрафта. И все же здесь была беззастенчивая подделка. Я мог только предположить, что агент мистера Ламли был невероятным коммивояжером. (Как ни странно, это было именно то предположение, которое следовало сделать из этого события.)

Во-вторых, «Марвел Комикс» выпустило журнал фэнтези размером с дайджест, — «Прибежище ужаса». Большая часть его была написана собственными сценаристами комиксов, но был также и новый рассказ Рэмси Кэмпбелла. Агент мистера Кэмпбелла явно был в курсе дела.