Он взял большой дымчатый гранат и подвесил его на серебряной проволоке к потолку. Затем он достал из шкафа крошечную коробочку с оранжевыми кристаллами и флакончик с темно-синей жидкостью. Он открыл коробочку и поставил ее под камень. Затем, хотя ему и не нужно было этого делать, Герман сорвал завесу между собой и Луккой. Красный глаз уставился на него, и гранат сверкнул в ответ. Герман откупорил склянку и начал нараспев произносить соответствующие слова. На двадцать первом слоге он опрокинул жидкость в коробку и отступил назад, когда змея дыма взметнулась вверх, чтобы схватить гранат.

Несмотря на всю мощь Лукки, он был пойман в ловушку, оказавшись за пределами инстинкта самосохранения, потому что камень был мертв, а дым, который шипел вокруг него, был ужасно живым. Психическое воздействие на гранат омыло лицо Лукки до ледяного серого цвета, остекленело пламя единственного глаза и превратило мерцание душ в мутную дрожь. Минута, другая — и Лукка заговорил.

Это был звук без земного аналога, но Герман услышал его и в последний миг понял свою ошибку. Затем море и скалы вскипели вместе, когда повелитель Лукки пришел освободить своего вассала.

Танцовщица в огне

Большую часть 1970 года я провел в качестве дознавателя в 11-м бронетанковом кавалерийском полку. Этот опыт изменил мою жизнь во многих отношениях, и лишь некоторые из них были хорошими.

Большинство же изменений были не очень хорошими. Когда я слышу, как люди цитируют Ницше: «То, что не убивает нас, делает нас сильнее», я всегда думаю, — да, но сильнее чего? Не сильнее человеческого существа, в этом я уверен.

Я не думаю, что мне когда-либо приходило в голову послать «Танцовщицу в огне» куда-нибудь, кроме Стю Шиффа. Журналам фэнтези или фантастики потребовалось бы шесть месяцев или больше, чтобы ответить, и я предположил, что ответ будет отказом.

Теперь я уже не так уверен. Меня удивляет, что многие люди с литературным прошлым восхваляют эту историю как исследование психоза, тогда как я думал, что это просто фантастика о Вьетнаме.

Для меня Вьетнам — это психоз. Как бы мне хотелось, чтобы это была всего лишь фантастика.

Положение персонажа — офицер. А я — нет. Изображенные обстановка, инциденты и отношения — все это было реально. Если вы спросите вьетнамцев, какая самая популярная песня в стране, они все скажут вам: «Мы должны выбраться из этого места».

Это не та история, которая мне очень нравится. Одна из причин заключается в том, что мне не очень нравится человек, который жил в том окружении, о котором я здесь пишу. Хотя, мы застряли там друг с другом с 1970 года.

Пламя, вырывавшееся из пепельницы, было оранжевым, облизывающим глазные яблоки. На мгновение лейтенанту Шейдину показалось, что в них пляшет образ девушки, которую он заживо сжег в Камбодже полгода назад. Но нет, не совсем так, хотя другое лицо тоже было галльским.

Двое рядовых обернулись на звук того, как офицер откинул занавеску из плащ-накидки, отделявшую его жилище от заднего отсека командного транспортера. В правую стенку машины над узким прилавком были встроены радиоприборы. На прилавке лежали планшет связи и дешевая стеклянная пепельница, полная пламени. Люди внутри — Скип Слоун, который управлял командным транспортером и теперь отвечал за помещение, и медик Ивенс — наблюдали за огнем, когда Шейдин заглянул внутрь. Именно к этому десятидюймовому пламени и были прикованы глаза лейтенанта.

Он уставился на ее икры и вверх по выпуклости бедер, которые поднимались к талии, которая тянулась к нему. Затем она посмотрела прямо на Шейдина и поджала губы, чтобы позвать его. Над изображением повисли черные струйки дыма — это были ее волосы. Внезапно пламя превратилось в дрожащую иглу и погасло. Отсек был освещен только приборными шкалами, совершенно темными после оранжевого сияния. Воздух стал резким от остатков пламени, но от этого у Шейдина еще больше сжалась грудь. Он вспомнил, что выкрикнул какую-то шутку, когда дотронулся до спускового крючка огнемета и послал петлю напалма в окно казармы, которую они должны были уничтожить. Камбоджийская девушка, должно быть, пряталась в соломе или среди мешков с рисом. Она вся горела, когда выскочила на открытое место, крича и извиваясь, как дервиш, пока не умерла. Но это крошечное изображение не кричало, оно действительно говорило. Оно/она сказала: — Как ты это сделал? Шейдин ахнул, и чуть не задохнулся.

Рядовые переглянулись, но их командир не казался сердитым, только… странным. Слоун поднял двадцатиунциевый блок пластиковой взрывчатки С-4. По груди водителя и пивному животу катился пот. На нем не было рубашки, поскольку радиоприборы обогревали командную машину даже в относительной прохладе вьетнамской ночи. — Вы возьмите немного С-4, сэр, — сказал Слоун. Его волосатый большой указательный палец отковырял кусок белой взрывчатки размером с желудь. Еще один кусок уже был удален. — Чтобы заставить его взорваться, нужен удар. Если вы просто прикоснетесь к нему спичкой на открытом месте, он просто сгорит. Как это.

Слоун передал шарик Шейдину, который стоял с ошеломленным выражением лица. С-4 имел консистенцию нуги, но был гораздо плотнее. — Но мы должны проветрить это место, — продолжал водитель. — Эти испарения никому не приносят особой пользы.

— Но как вам удалось сделать эту штуку похожим на женщину? — требовательно спросил Шейдин.— Я видел ее прямо там, ее лицо, ее глаза… и она говорила…—

Ивенс протянул руку мимо лейтенанта и взмахнул занавеской из плащ-накидки, чтобы развеять рассеивающиеся завитки дыма. — С-4 дает неплохое пламя, — сказал коренастый медик, — но вы, же не хотите, чтобы это вещество попало в ваш организм. Раньше у нас был талисман — маленький щенок. Он съел часть блока С-4 и совершенно свихнулся. У него были видения. Он забивался в угол, огрызался и лаял, будто за ним гнался медведь… В середине того же дня он выскочил на насыпь, тявкая, чтобы побить Ад. Больше мы его никогда не видели.

Медик отвел взгляд от своего командира и добавил: — Не думаю, что вам следует вдыхать этот дым. Трудно сказать, что это может заставить вас увидеть. Не думайте, что я хочу сжечь еще один С-4, даже если он действительно создает самые проклятые тени, которые я когда-либо надеялся увидеть.

Лейтенант открыл, было, рот, чтобы возразить, настаивая на том, что он видел эту картину в тот самый миг, когда отодвинул занавеску, но уловил выражение лиц своих людей. Его мозг, казалось, снова работал нормально. — Вы, ребята, только что видели… огонь?

— Это все, что можно было увидеть, — ответил Ивенс. — Слушайте, уже поздно, я лучше пойду, и лягу в постель. Слоун кивнул, бросая ему часть блока взрывчатки. Медик протиснулся мимо Шейдина в отсек и в тихую ночь за ним.

— Пора проверить охрану, — неловко сказал Слоун и снова уселся перед микрофоном. Один за другим грузный мужчина начал вызывать машины, расположенные вокруг круглой насыпи. Транспортеры ответили тихими отрицательными сообщениями, которые показывали, что кто-то проснулся в каждой башне. Оператор связи даже не взглянул на своего командира, но когда Шейдин вышел из отсека и отвернулся, он услышал шорох. Слоун натянул плащ-накидку плотнее.

Шейдин присел на край своей койки, уставившись на кусочек взрывчатки. Вместо этого он увидел девушку, мельком увиденную им в пламени костра. Она танцевала всем своим телом, извиваясь, как танцовщица живота, когда ее груди вздымались в просветах огня. Шейдин не мог ошибиться, девушка была такой же реальной, как и та камбоджийская девушка, которую он сжег. И выражение лица этой девушки было таким же живым, ее огненно-яркие глаза сверкали высокомерным требованием. О чем же плакала эта камбоджийская девушка? Но ее глаза потускнели от липкого напалма…

Гранула С-4 попала в фокус, когда пальцы Шейдина повернули ее. Ну ладно, есть простой способ проверить, не подшутил ли над ним его разум.

Шейдин положил шарик взрывчатки на крышу контейнера, запечатанного стального ящика с боеприпасами, который люди в бронетанковых частях оценивали, как обычный багаж. С-4 горел при температуре более 1000 градусов, вспомнил лейтенант, но он горел достаточно быстро, чтобы мог опалить только краску. Пламя зажигалки Шейдина отскочило от белого шарика и нагрело корпус в его руке. Затем сквозь желтую вспышку керосина промелькнула крошечная искра и оранжевое мерцание. Шейдин отдернул зажигалку и закрыл ее. Из пластиковой бомбочки вырвался огонь. Его шипение наполнило палатку точно так же, как рев приближающейся ракеты наполняет лагерь.