Веттий схватил обмякшее запястье Менелая, чтобы тот не упал на спину. Острие меча торчало на ширину пальца между лопатками Менелая. Оно бы заскрежетало по камню, если бы телу позволили лежать естественно.

Дама просунул руку под шею старика и принял на себя тяжесть его туловища. Веттий мельком взглянул на него, затем отступил назад, поместив свою большую фигуру между возникшей сценой и возбужденными штатскими, высыпавшими из кабинета, чтобы поглазеть на нее.

— Ты не должен был этого делать, старый друг, — прошептал Дама.— Были и другие домашние хозяйства…

Но не было бы, ни одной семьи, которая не услышала бы историю о том, что здесь произошло — или подобную историю, рассказанную эмиссаром Пророка Пирра. Менелай это знал… а Менелай не был готов принять явную милостыню от своего друга.

Старик ничего не ответил. Из уголка его рта медленно сочилась струйка крови. Его глаза один раз моргнули от яркого солнечного света, потом еще раз, остались открытыми и начали стекленеть.

Дама сжал рукоять спаты. Один край лезвия вонзился в позвоночник Менелая. Он вытащил оружие, услышав, как хрустнула кость, когда сталь высвободилась.

— Отойди назад! — рявкнул торговец тому, чье движение расплылось сквозь пленку слез. Он вытащил клинок, чувствуя, как тело его друга судорожно сжалось под его поддерживающей рукой.

Он почувствовал запах отходов, которые труп опорожнил после того, как его ум и душа исчезли. На Менелае была новая тога. Дама одолжил ее Менелаю для интервью с Рутилианом.

Дама встал. Он взял левой рукой складку своей одежды и протер ею сталь, полагаясь на толщину шерсти, чтобы защитить свою плоть от края лезвия, которое только что убило человека, которого он знал и уважал с тех пор, как сохранил память.

Его знали, уважали и любили.

И когда клинок был чист, он передал меч Луцию Веттию — рукоятью вперед.

В боковом зале таверны стояли столы и стулья, но Веттий обнаружил купца, склонившегося над каменной стойкой бара в передней части. Содержатель, разливавший суп из одного из котлов, встроенных в прилавок, с надеждой наблюдал, как солдат осматривает комнату с порога, а затем подошел к Даме.

Маленький человек был там уже пару часов. Он не создавал никаких проблем. Даже не пил так много…

Но в его глазах было выражение, которое содержатель видел у других тихих людей в начале действительно плохого вечера.

— Я думал, вы уже ушли домой, — сказал Веттий, положив широкую левую ладонь на прилавок бара между собой и Дамой.

— Я не ушел, — сказал торговец. — Пойдите прочь.

Он допил остатки вина и протянул содержателю бронзовый кубок, прикованный цепью к прилавку. — Еще вина.

Таверна имела название «Под знаком Венеры». Он ждал, пока бармен наполнит кубок, и пока он демонстративно игнорировал короткое требование Дамы к нему, Веттий рассматривал статую на уличном конце стойки.

Терракотовая статуэтка высотой в два фута дала этому месту свое название. Она изображала Венеру, завязывающую сандалию, а ее свободная рука покоилась на головке члена Приапа, чтобы удержать равновесие. Тело Приапа было оставлено в естественном красноватом цвете грубой керамики, но Венера была выкрашена в белый цвет, с синими украшениями и кружевным лифчиком и трусами, которые она носила. Цвет был стерт с ее правой груди, той, что ближе к улице.

Дама отпил из вновь наполненного кубка. — Менелай гостил у меня последние дни, — сказал он в бокал с вином. — Поэтому, я не вернулся в свою квартиру.

Содержатель бара сидел за другим концом стойки, как и должно было быть. — Один для меня, — крикнул Веттий. Мужчина кивнул и налил вина в другую чашу, затем смешал его с вдвое большим количеством нагретой воды, прежде чем вручить солдату.

— Сожалею о вашем друге, — сказал Веттий тоном, который можно было бы по ошибке принять, как легкий.

— Простите за ваш меч, — пробормотал Дама и сделал большой глоток из своего кубка.

Солдат пожал плечами: — На нем и раньше была кровь, — сказал он. — Есть какие-нибудь соображения насчет того, как Пирр подменил записную книжку в сумочке вашего друга?

Как и все остальные в таверне, эти двое мужчин были одеты только в туники и сандалии. На протяжении столетий тоги были низведены до официального ношения: например, для придворных выступлений или для посещения танцев у богатого покровителя вроде Гая Рутилия Рутилиана.

Дама, должно быть, отправил свою тогу домой вместе с рабами, которые сопровождали его и Менелая на собеседование. Конечно, прежде чем снова надеть эту одежду, ее придется постирать…

— Это было бы нетрудно, — сказал купец, поставив кубок и встретившись взглядом с Веттием впервые с тех пор, как он шел за трупом своего друга мимо глазеющих слуг и просителей милости в приемной. — На улице это довольно легко. Или, возможно, это сделал слуга.

Он посмотрел на вино и снова отпил. — Мой слуга, возможно, так мог сделать.

Веттий тоже выпил. — Знаете, — сказал он как бы лениво, — я не очень люблю, когда меня выставляют дураком перед Префектом.

— Вы все еще живы, — отрезал Дама.

Веттий без всякого выражения посмотрел на маленького человека. Содержатель бара, который видел такой взгляд ранее, настойчиво махнул рукой паре крепких официантов, но солдат только сказал: — Да. Мы ведь живы, не так ли?

Дама встретился взглядом с солдатом. — Извините, — сказал он. — Это было бы уже слишком.

— Тяжелый выдался денек для многих людей, — сказал Веттий, пренебрежительно пожимая плечами. — Для… почти всех, кроме Пирра, я бы так сказал. Вы что-нибудь знаете об этом господине?

Торговец усмехнулся. — Я знаю то, что слышал от Менелая, — ответил он. — Главное, что Пирр не благородный человек. Он священник откуда-то с Востока — я слышал об Эдессе, но слышал и о других местах. Приехал сюда, в Рим, нашел старый храм, который рушился, и сделал его своей церковью.

Дама отхлебнул вина и покатал его по губам, словно пытаясь избавиться от неприятного привкуса. Может быть, так оно и было. Он не почувствовал никакой боли при упоминании имени Менелая, даже несмотря на то, что тело его друга все еще не было предано земле.

— Менелай всегда хотел, чтобы его кремировали. Он говорил, что новая мода на погребение возникла из-за… — он оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что его не подслушивают те, кто может сильно обидеться, — мистической чепухи о воскрешении тела.

Веттий посмотрел мимо Дамы на бармена. — Эй, вы там, — позвал он, выуживая серебро из бумажника. — Колбасные рулеты для меня и моего друга.

Обращаясь к торговцу, он добавил так мягко, будто они были старыми друзьями: — Есть что-то такое в змее?

— Да…— сказал Дама, приводя в порядок свои воспоминания.— Он утверждает, что у него есть одна из бронзовых змей, которых Христос установил в пустыне, чтобы отогнать чуму. Что-то вроде того. Он утверждает, что она говорит, дает пророчества.

— Так ли это?

Дама фыркнул.— Я могу заставить змею говорить — с дураками, — если это стоит достаточных денег. И в этом деле есть деньги, поверьте мне.

Он откусил кусок парящего колбасного рулета. Он был сочным, хорошо приготовленным, а вино — более чем приличным. Это была хорошая таверна, вполне подходящее место для остановки.

Кроме того, это было самое близкое к двери Префекта место, где Дама мог выпить.

Он вылил немного вина на пол «терраццо». Капли казались прохладными, когда падали на его обутые в сандалии ноги. Веттий удивленно поднял бровь.

— Подношение другу, — коротко ответил Дама.

— Один вид подношения, — ответил солдат. — Не обязательно из тех, что приносят наибольшую пользу.

Дам думал о том же самом. Вот, почему он был не прочь поговорить о своем друге…

Какое-то мгновение оба мужчины холодно смотрели друг на друга. Затем Веттий продолжил: — А вы случайно не знаете, где находится этот храм, в котором живет Пирр?

Дама не упоминал, что Пирр живет в своей церкви. Его не удивило, что солдат уже знал об этом, как и то, что Луций Веттий, вероятно, знал и другие вещи о Пророке.