Затем он рассказал мне всю историю, историю шедевра самого талантливого человека нашего поколения. Сначала он прочитал все, что мог, о более ранних попытках проникнуть в загробную жизнь: Элайдж и Брайди Мерфи, Калиостро и Будда, а также многих исследователей, более древних и страшных, чем они сами, которые намекали на малоизвестные пергаменты и надписи, которые сами по себе должны были бросить темную тень на сознание Денкирха. За этим колоссальным трудом последовал еще более грандиозный труд — сопоставление этих данных и устранение менее перспективных областей деятельности.
В конце концов, Денкирх пришел к поразительным, но вполне обоснованным выводам относительно человеческих умов и тел. Как он полагал с самого начала, ум действительно имеет вечное существование отдельно от любого другого тела. Но ему стало ясно, что ум никогда не может быть полностью свободным; другими словами, если он покинет одно тело, то будет вынужден немедленно войти в другое.
Тогда я не понимал, почему мои ладони вспотели при этих словах; теперь же мне стало ясно, что именно осознало мое подсознание, а сознание — нет, но я просто вытирал руки о бедра и слушал.
Очевидный вывод, который можно было сделать из ситуации, только что объясненной Денкирхом, состоял в том, что разумы переносятся от мертвых к новорожденным — реинкарнация или переселение душ. Это было соблазнительно просто, но не могло быть применено только к человеческой расе, так как рождение и смерть почти никогда точно не уравновешивались. Избыток разума двух или более человек мог бы разместиться в одном теле, и это было вероятным объяснением видений во время транса некоторых великих магов. Они просто подавляли изначальный разум другого тела, и некоторое время смотрели его глазами, а нормальный владелец тела вскоре прогонял нарушителя обратно. Тем не менее, большой избыток рождений над смертями означал, что, по крайней мере, некоторые умы должны были быть созданы заново вместе с их телами. И большая редкость доказуемых случаев реинкарнации, по крайней мере, в человеческих телах, указывала на то, что это было верно во всех случаях, кроме нескольких. Куда же тогда делись умы большинства умерших людей? — К звездам, — решил Денкирх и принялся доказывать это.
Его первые попытки были основаны на использовании радиотелескопов и закончились полным провалом. Затем он начал работать с противоположного конца, модифицируя энцефалограф, и с помощью этого относительно грубого инструмента он уловил первые намеки на ужасные шепоты звезд, и в ту же ночь он обладал всеми знаниями об этой первобытной тайне, которые позже только усилил. То есть все, кроме ее глубинного смысла.
Затем последовали более поздние усовершенствования, более простые, чем тот конечный результат, который висел над кроватью, на которой я сидел, но, такие, же эффективные, для прослушивания мыслей наших предков. Ранее Денкирх отмечал, что различные исторические периоды были сгруппированы в узнаваемых частях неба, хотя и имели значительные перекрытия. Осмысленные имена, конечно, были редкостью, но многие профессии давали ключ к определению их датировки. Например, автомеханик должен был быть совсем недавно, а рядовой Железной Бригады был так же полезен, как и Авраам Линкольн. В общем, самые последние имена группировались на Денебе или в направлении Ориона, в то время как имена периода вокруг Первой Мировой Войны можно было услышать, когда антенна была направлена на Плеяды, и так далее. Казалось вероятным, что со смертью каждого занятого тела человеческий разум делал еще один шаг в медленной, величественной процессии вокруг вселенной.
Этого знания, этого доказательства его утверждений для Денкирха вскоре стало недостаточно. У него был целый список имен, но сейчас он хотел получить сведения о вселенной из первых рук.
Я до сих пор помню, как выглядел Денкирх в тот вечер, когда он говорил, бессознательно расхаживая по комнате и размахивая руками, а блеск в его глазах был гораздо ярче, чем могли дать ему мягкие флуоресцентные лампы. — Джонни, вы всегда говорили мне, что смерть — это забвение. Теперь я могу доказать вам, что это не забвение, а вселенная во всей ее чудесности и красоте! Подумайте об этом, Джонни — грохочущие азотные катаракты под бледно-зеленым солнцем. Ночь в ослепительном центре шарового скопления! Что вы когда-нибудь хотели увидеть? Вам нужно было просто ждать этого. А теперь, с этим, — он махнул рукой в сторону огромного конуса, безмолвно ожидавшего надо мной, — нам даже не придется ждать.
С этой последней фразой — его триумфальным заявлением — мой дух, который был захвачен против воли его диким энтузиазмом, снова погрузился в слепое отчаяние. Я знал, что здесь что-то не так. Не в теориях, потому что они были подтверждены приборами; не в приборах, потому что Денкирх был слишком логичен даже в своем фанатизме, чтобы принять свои результаты, не дублируя их в многочисленных перекрестных проверках; и все же где-то…
— Вы хотите сказать, что конусы — это передатчики материи? — спросил я, когда до меня дошел весь смысл слов Денкирха.
— Ну, во всяком случае, не передатчики, — ответил он, — и я сконструировал их только для того, чтобы принимать разумы. Но, осмелюсь сказать, что они неплохо работали бы и для материи, если бы ее можно было каким-то образом послать им. В основном, однако, они предназначены для выполнения работы, аналогичной работе моих более ранних пассивных приемников, и они будут делать все, что делали более ранние, как вы слышали. Они делают только один шаг дальше. Не бросать тело через всю вселенную, а притягивать разум назад, и это все, что нужно.
Пока Денкирх рассказывал о своем шедевре, я испытывал тот же благоговейный трепет перед величием его замысла, что и тогда, когда он рассказывал о ступенях, ведущих к нему, но под мягкой подушкой чуда лежали те же раздирающие когти страха, и мой желудок сжимался, когда я слушал.
Разница между конусами и их предшественниками заключалась в их способности активно выхватывать разум оттуда, куда он ушел, когда покинул свое первоначальное тело. Отсутствие этой особенности, подумал Денкирх, преждевременно изгнало многих древних мистиков в далекие миры. Если бы они просто усилием воли направили свой дух в другое, уже занятое тело, то очень скоро были бы вынуждены вернуться обратно в свое собственное. Если бы вместо этого они освободили свой разум, не дав ему никакого основного направления, что, вероятно, было более распространенным явлением, они были бы непреодолимо притянуты к Денебу. Совершенно так, если бы их тела умерли, неспособные вернуться без той же духовной дисциплины, с помощью которой они пришли, и которую инопланетная среда вполне могла сделать невозможной, пока их земные тела не соскользнут в бессмысленную смерть.
Конусы, подключенные к разуму Денкирха, когда он освободится от своего тела (также электронный процесс, поскольку Денкирх был ученым, а не мистиком), должны были вытягивать его обратно из Денеба, когда они будут активированы. В промежутке между тем, как его разум будет отделен от мозга, как он объяснил, интерференционным полем, и тем, когда я включу конусы, Денкирх будет иметь столько же свободы на какой-то чужой планете, сколько даст ему его новорожденное тело. Он получит свободу бегать, рыть норы, летать или, возможно, просто сидеть и впитывать новизну своего окружения.
В этот момент он перестал расхаживать и вернулся к пульту управления, жестом приглашая меня присоединиться к нему. Большая часть его восьмифутовой длины была покрыта циферблатами, но к одной стороне был прикреплен шлем, очень похожий на тот, что лежал на кровати. В трех футах консоли, ближайших к месту подключения шлема были встроены еще две штуки: большой трехпозиционный переключатель и маленький красный световой индикатор, похожий на контрольные лампы зарядки большинства новых автомобилей.
— Вы наденете этот шлем, — сказал Денкирх. — С ним вы будете в полном контакте со всеми моими чувствами, до тех пор, пока переключатель находится во втором положении. То есть, пока я нахожусь на Денебе, все, что я испытываю в любом случае, будет так же ясно для вас, как, если бы это были вы сами. Единственная разница в том, что вы не сможете контролировать новое тело, как это сделаю я. Через десять минут или что-то около этого, вы сможете использовать ваши собственные глаза, когда они будут открыты. Хотя все это может выглядеть как двойная экспозиция. Убедитесь, что красный свет не горит, и переведите переключатель в третье положение, чтобы включить конусы. Лампа подключена к радару, и если она светится, это означает, что самолет почти над головой. Просто подождите, пока она не погаснет, прежде чем нажать на переключатель.
