Готовили мы, кстати, для наших тюремщиков. Самим же нам выдали по куску черствого черного хлеба и остатки вчерашней похлебки, в которой кроме бульона уже ничего не оставалось. Я с сомнением посмотрела в миску, надеясь, что в нее никто не успел плюнуть и понимая, что выхода нет, а голод не тетка. Захочешь жрать и не такое схомячишь. Почему-то вспомнились студенческие годы, когда мы с девчонками, сидя в комнате общаги, делились скудной едой, так как денег катастрофически не хватало. Многим из нас приходилось днем учиться, а ночью подрабатывать официантками в клубах.

После обеда перед нами вытряхнули гору одежды, и бородатый охранник со страшным шрамом на половину лица и гадкой ухмылкой приказал все это выстирать. Женщины безропотно начали подхватывать с земли рубашки, штаны, носки и исподнее своих тюремщиков, направляясь в сторону речки. Я сжала руки в кулаки. Захотелось взвыть. Стирать грязные потники какого-то мужлана, явно не входило в мои планы.

Вода была ледяной, руки сводило от холода. Быстрый поток то и дело норовил вырвать из пальцев ткань. Я стиснула зубы и огляделась, пытаясь отвлечься от работы, и на пару мгновений замерла.

Необычайная, удивительная красота, которую я не заметила поначалу, так и бросалась в глаза. Странная и непривычная. Наряду с яркими покрытыми зеленью участками, встречались пустынные, и уложенные острым гравием выбоины, словно кто-то специально вырвал с корнем верхний пласт земли. Шапки виднеющихся вдалеке гор, были покрыты снегом. Казалось, пронесись сильный порыв ветра, и они обрушаться вниз, погребая под собой пестрый ковер из невиданных ранее цветов, растущих у подножия гор. Шум горной реки, стремглав спускающейся в долину, ясное небо с легкими перистыми облаками и два ярких красновато-желтых солнца создавали сюрреалистическую картину местности. Тишина и покой предгорий нарушали звуки бегущих ручьев, свист ветра и крики горных птиц. Создавалось ощущение, что ты оказался в прекрасном, полном невыразимых красот Мире, но стоило посторонним звукам просочиться сквозь шорохи природы, как реальность брала свое.

Грубые окрики, раздающие невдалеке, напомнили, что нужно не забывать о работе. Два надсмотрщика важно расхаживали сзади, периодически подталкивая ту или иную женщину железным носком ботинка в согнувшуюся спину, давая понять, что отвлекаться не следует.

– Мерзавцы, – процедила я и, взяв в руки очередную дурно пахнущую рубаху, окунула ее в бегущий водный поток.

Слева раздался жалобный крик, и я повернула голову. Миловидная женщина, в потрепанном сером платье, закрыв рот руками, испуганно глядела на уплывающую тунику.

Один из охранников, заметив ее оплошность, быстро подскочил к невольнице и, схватив ее за волосы, понял на ноги.

– Ты что натворила мразь, – прошипел он.

– Прошу, пощадите, – послышался испуганный голосок.

– Альт, держи ее, – кивнул он своему напарнику.

Мужчина довольно ухмыльнулся и, подойдя, резко рванул платье. Тонкая, изношенная ткань мгновенно разорвалась, являя на обозрение худенькие плечи и тонкие ключицы.

– Не надо, – обреченно произнесла женщина, не надеясь на спасение.

– Десять плетей. Начинай, Альт. – Произнес старший в этой связке.

Я инстинктивно попыталась вскочить, но была удержана твердой рукой Лелеи.

– Ты что собралась делать, полоумная? – Зашипела она. – Жить надоело?

– Но так ведь нельзя, – закусив губу, пробормотала я не в силах оторвать глаз от просвистевшей в воздухе плети, опустившейся на голую кожу несчастной пленницы.

– А-а-а-а! – Послышался крик полный боли, и я все же зажмурилась. Из-под закрытых ресниц потекли слезы.

Мне было жалко несчастную женщину, которую сейчас исполосуют до полусмерти эти изверги, жалко всех рабов, которые находились рядом, и жалко саму себя, оказавшуюся непонятно где, без прав, абсолютно беззащитную перед лицом чуждого Мира.

Я сжала кулаки, и на смену жалости и отчаянию откуда-то из глубины моего сознания начали подниматься гнев и злость, дающие силы жить и противостоять судьбе.

– Ничего, – думала я, – справлюсь, выкарабкаюсь, выгрызу себе право на жизнь, а потом найду мерзкого, противного старикашку, который засунул меня в эту клоаку и надеру его старую, сморщенную задницу.

Крики прекратились, и я посмотрела, как один из надсмотрщиков потащил бессознательную женщину в лагерь.

– Лелея, ты знаешь, когда мы отправимся в путь?

– Послезавтра. Я слышала, как Сиваш отдавал распоряжения. Охрана хочет отдохнуть и сбросить напряжение, – с какой-то обреченностью произнесла она.

– Что это значит?

– А то, что после ужина, наши тюремщики начнут пить и развлекаться. Радуйся, что невинна, таких как ты в нашем караване мало. Вы неприкосновенны, так как в случае потери девственности цена на товар упадет.

– Ты хочешь сказать…? – Открыв рот, произнесла я.

– Вета, ты что, с Демпоса свалилась? Эти ублюдки будут над нами глумиться, пока не наступит рассвет. Единицы отделаются малой кровью. Большинство пустят по кругу.

– Да что же это за Мир-то такой гадский, – просипела я, представив картину, которую описала Лелея.

Рабы, по-другому нас назвать было невозможно, спали на открытом воздухе, бросив на землю кучи рваного тряпья и сделав себе из этого что-то наподобие лежанки. Как я выяснила на собственной шкуре, ночи здесь были холодные. Пытаясь закутаться в старую вонючую рубаху, которая до меня явно принадлежала не одному человеку и прослужила как минимум два десятка лет, я свернулась калачиком и стучала зубами, стараясь прогнать озноб, распространяющийся по всему телу, при этом изредка поглядывая на происходящее.

Огни костров вспыхивали все сильнее, голоса охранников становились громче, смех и сальные шутки слышались со всех сторон. Было прекрасно видно, как воины поглощали одну за другой кружки с вином или что у них там было. Скорее всего, что-то покрепче, потому как пьянели они прямо на глазах. Мне удалось подсчитать точную цифру наших надсмотрщиков. Тридцать человек плюс глава каравана и насколько я могла судить по их внешнему виду и поведению, все довольно неплохие воины. И пусть их было в три раза меньше, чем невольников, но справиться с женщинами, детьми и несколькими изможденными мужчинами им было раз плюнуть. Поэтому, если сначала и промелькнула в голове мысль о побеге, то быстро исчезла. Мне моя новая тушка была дорога, и быть порезанной на кусочки огромным мечом точно не входило в ближайшие планы. Вот несколько человек из охраны поднялись с места и под одобрительные возгласы остальных направились в сторону невольников, внимательно вглядываясь в лица и фигурки испуганных женщин.

Сиваш, хоть и был изрядно пьян, но внимательно следил за тем, чтобы его воины ни в коем разе не тронули невинных рабынь. Это стало понятно потому, как один из охранников подошел к совсем еще молоденькой девчонке и, схватив за волосы, поднял на ноги, вызвав у нее визг ужаса, но был остановлен зычным голосом.

– Эту не тронь. Ценный товар!

– Сиваш ты чего? – Пьяно пробормотал мужчина и, прижав брыкающуюся девчонку одной рукой, второй пробежался ей по бедрам, нагло задирая наполовину оборванную юбку. Глава каравана ничего не сказал, только зло сузил глаза и, встав, направился к посмевшему перечить охраннику.

– Я не ясно выразился, Матис?

– Дык, – икнул воин, даже не думая прекращать свои действия, – а чего, от нее убудет что ли?

Девчонка, уже не вырывалась, замерла на месте, как испуганная лань, явно приготовившись к самому худшему, а мужчина проскользнул рукой под подол, хозяйничая по голому телу руками.

Сиваш, видя все это, больше не проронил ни слова, лишь молниеносным движением выхватил из-за пояса меч и точным движением, распорол ткань, при этом точно попадая по кисти, ослушавшегося его подчиненного.

Мужик взвыл, тут же оттолкнув от себя несчастную девушку, которая плача беззвучными слезами, упала на землю, смотря на разворачивающуюся перед ней картину.