– А ты куда собрался-то, Аркашенька?

– Да вот, Наталья, отправляет меня руководство в длительную командировку. Боюсь, что больше не увидимся мы с тобой…

– Как… в командировку? Мы же… ну так… а как же жениться? Так нельзя, ведь я хочу, чтоб замуж… – Наталья была настолько поражена заявлением Аркадия, что не смогла даже заплакать. Откровенно глупое выражение лица несостоявшейся любовницы, несмотря на всю трагичность момента, рассмешило – теперь уже бывшего – сожителя и превратило ситуацию в нечто комичное.

– Замолчи, Наталья! Меня партия посылает – понимаешь ты или нет?

– Партия? Сережка в геологической партии, ты – в коммунистической… только я – беспартийная какая-то. Но и меня можно послать: на три буквы – да, Аркаша? – Она зарыдала и не услышала, как тот попрощался.

       После ухода этого самого Аркадия, Наталья проплакала еще несколько дней, потом как-то странно затихла и ушла в себя. Воспитанием Светы занимались бабушка и отцовский товарищ – дядя Дима. Дядя Дима погиб в автомобильной аварии, когда Света пошла в четвертый класс. После школы она поступила в Киевский Государственный Университет, но по окончании первого курса встретила Владимира и оставила учебу. В период её беременности неожиданно умерла бабушка, на Светиной памяти никогда не болевшая и не унывавшая. Больше родственников у Светланы не было.

       Папа. Она уже не считала его родственником: он, со слов бабушки, был причиной всех ее несчастий, но никак не родственником. Конечно, оставалась мама, но относиться к ней как к человеку было невозможно. Иногда Света приезжала к ней в больницу, однако прогнозы психиатров не оставляли никаких надежд на излечение. Мать молчала больше десяти лет. Молчала по-особому пронзительно и в то же время безнадежно – словно ребенок, которому закрыли глаза и отрезали язык.

       Страна скорбела о безвременной кончине Л.И. Брежнева, а ушлый и суетливый муж Владимир прописывался в оставшуюся после смерти Светиной бабушки двухкомнатную квартиру. Светлана настолько любила своего супруга, что доверяла ему абсолютно во всем. Ее ничуть не смутило то обстоятельство, что старый бабушкин сундук, содержимое которого (за исключением всегда лежавшего сверху одеяла необычной расцветки) было для неё загадкой – оказался на проверку пустым. Она всякий раз с сочувствием относилась даже к венерическим заболеваниям мужа. Светлана поздно пришла в себя – Мише шел второй год, когда пелена, застилавшая глаза его маме, начала мало-помалу рассеиваться. Самым важным, что сделала впоследствии Света, было знакомство с участковым. Именно старший лейтенант милиции Шевченко через несколько лет помог ей выписать из квартиры Владимира. Как именно – никто (включая его родственников) так и не узнал. Слухи о романе разведенной красавицы и молодого милиционера были вымыслом: после Мишиного папы, Светлана не была близка ни с одним мужчиной. Конечно, пока однажды не встретила на улице матроса срочной службы.

       Стоит заметить также, что и после встречи с тем самым матросом, Светлана не имела близости ни с одним представителем противоположного пола. Она не страдала от отсутствия сексуального партнера, она не была больна – просто в жизни женщины рано или поздно происходит что-то, резко изменяющее отношение к прошлому опыту. Что-то, приносящее успокоение и остужающее пылкую страсть. Конечно же, Светлана долго и мучительно ждала Вадима, однако время, отведенное судьбой на напрасное ожидание – прошло. 1996 год подарил ей такое светлое событие, в сравнении с которым прерванный роман с Ковалевым не значил почти ничего. Именно в этом году Вадим растворился в серой массе «прошлых» людей Светланы, унеся с собой её желание нравиться мужчинам и вообще – всем. Всем, кроме собственного сына. Причиной этому было то, что в пятнадцать лет Миша встал с инвалидного кресла.

       Вчерашний калека всерьез занялся восстановительной гимнастикой и через два года приобрел такую физическую форму, при которой любые предположения о возможной детской инвалидности казались просто абсурдными. Окончив школу, Миша не обнаружил в себе способности к получению высшего образования, а потому стал коммерсантом. Учитывая отсутствие соответствующих опыта и связей, а также достаточных средств – он не мог рассчитывать на успешную профессиональную деятельность в течение ближайшего времени. Не мог до того момента, пока мама не подарила ему на восемнадцатилетие сумму, сопоставимую с десятикратной стоимостью их квартиры. На справедливый вопрос сына о происхождении капитала, не последовало никакого ответа. Через несколько месяцев денег у Миши стало ровно в два раза меньше, но зато он надежно занял свою маленькую нишу в туристическом бизнесе украинской столицы, поступил-таки учиться, а также приобрел столь необходимый в работе, опыт. Дела медленно, но верно шли в гору и, хотя о своей фирме думать было рано, Миша был весьма доволен продвижением в определенных кругах.

       Шел 2000 год, когда Михаил Владимирович (а так молодого предпринимателя стали теперь называть все чаще) в очередной раз вылетел в Россию по делам. Подписание договоров и различных, сопутствующих им, документов – обычная для туристических фирм процедура, однако именно Кожевников обладал настолько безукоризненной деловой репутацией, что руководство поручало такие формальности ему, и только ему. Соблазн получить от контрагента деньги в конверте и залезть в абсолютную моральную зависимость от него – не был для Миши настолько притягательным, как для его менее обеспеченных коллег. Миша зарабатывал себе имя, а не состояние – и начальство знало это.

       II

       Весь день был необычайно жарким, и висящее в зените солнце прогревало краснодарскую землю достаточно серьезно для конца мая. К вечеру жара спала, и курортный городок стал медленно остывать.

       Ночь, пахнущая морем, сигаретами и шашлыками – наступила. Вадим предложил супруге провести время в одном из ресторанов под открытым небом, та охотно согласилась. Когда Оксана отправилась приводить себя в порядок и готовиться к романтическому ужину, Ковалев вышел на балкон и достал сигарету. Затянувшись, он взглянул на ночное небо.

       Вид черного пространства, усеянного звездами, впечатлял Вадима всегда. В такие минуты взгляд его как будто проваливался в космическую бесконечность и отделялся от глаз, устремляясь в самостоятельное путешествие сквозь вакуумную бездну. В сознании возникали неожиданные ассоциации, перетекающие одна в другую, рождались странные образы, не имевшие ничего общего со здравым смыслом. В такие минуты он был уверен, что истина находится где-то за пределами физического мира, что ответы на самые важные вопросы обременены миллионами световых лет пути, а человеческий век настолько короток и примитивен, что задумываться о его смысле просто глупо.

       Если бы кто-то сейчас мог видеть человека, стоящего с истлевшей до самого фильтра сигаретой на балконе шестнадцатого этажа, то подозрение о душевном расстройстве последнего было бы оправданно: вид замершего в немом восторге Вадима не оставлял никаких сомнений в странности происходящего. В течение уже десяти минут Оксана пыталась докричаться до мужа из-за запертой стеклянной двери и теперь, вконец отчаявшись, сидела на краю тахты и со страхом смотрела на балкон – с таким она сталкивалась впервые.

       Ковалев видел перед собой всплывшее в памяти изображение планет Солнечной системы из школьного учебника по астрономии, лежавшего на письменном столе старшей сестры в далеком детстве. Иллюстрация с расположенными в один ряд цветными шарами разного диаметра, а также пояснения сестры относительно происхождения планет – оставили в сознании ребенка живой след: Вадим стал с особым уважением относиться ко всему, что было связано с астрономией. Тогдашний ученик третьего класса Вадик Ковалев с трудом понимал, как можно было изобразить планеты на бумаге, не видя их перед собой. Ему представлялось чудовищных размеров существо, рисующее картинку для учебника, с натуры. Уже тогда Вадим был уверен, что пространство бесконечно, а в бесконечности возможно всё. Абсолютно всё – даже то, чего вовсе не бывает.