– Не опозорю. Уж покувыркаюсь – так покувыркаюсь, девочка она интересная, судя по фотке.

– Эх, блин! Я бы с удовольствием и сам, но – боюсь последствий: слезы там всякие, сопли… не люблю я всю эту хрень, понимаешь?

– Понимаю, понимаю. А мне – без разницы.

– Да вообще-то и мне, по большому-то счету… может, я всё-таки закручу…

– Поздняк, Серый. Так дела не делаются, мы уже договорились.

– Ладно, не сомневайся – забирай и пользуйся. А сейчас я пойду дрыхнуть, времени до хрена уже. Кстати, я в отпуске с такой кралей познакомился, что Светлана эта отдыхает…

       Мысли о том, что, в конце концов, Серега все узнает, Вадима почти не занимали: «Что я ему – исповедоваться обязан, что ли? Я ж не жену его трахал, а знакомую по переписке. Тем более что спал я вообще-то только с будущей его знакомой, то есть, фактически – это он мне по почте рога наставил, сам того не ведая, а не я ему. Да и вообще: я никому ничего не должен. Никому не должен и ничего не должен. Всё!»

       Ковалев успокоился и стал ждать.

       XII

       Как Вадим решился на уголовное преступление – не знал даже он сам. Судя по тому, что до сих пор все было тихо – совершил он его достаточно успешно. Одно грызло совесть – кто-то наверняка незаслуженно понес наказание. Но, что сделано – то сделано. Зато деньги к приезду Светланы будут, необходимо только продать ствол.

       Перед самым отъездом из Киева матрос Ковалев весьма просто вынес из оружейной комнаты и спрятал в своем рундуке СПП-1М – странноватый на вид четырехствольный пистолет, предназначенный для подводной стрельбы. Украсть такое экзотическое оружие и не попасть даже под подозрение – большая удача. Киевские годки – а это Вадим знал совершенно точно – воровали многое: кортики, серебряные аккумуляторные батареи от буксировщиков «Протон», дыхательные аппараты. Одного из старослужащих задержали на КПП с мешком, в котором находился купол парашюта ПВ-3 (Бедняга собирался загнать его каким-то туристам за пять тысяч украинских купонов, а в результате лишился единственного, что успел приобрести за два с половиной года службы – звания главного корабельного старшины). Были и совсем курьезные случаи: как-то на одном из утренних разводов не состоялось торжественное построение, так как накануне из клуба был кем-то украден здоровенный оркестровый барабан. Само собой разумеется, что на очень серьезные последствия всё перечисленное, явно, не тянуло…

       Настоящее, боеспособное огнестрельное оружие в части не крал никто, и Вадим был первым. Надо заметить, что особой сноровки ему и не потребовалось. Принимая во внимание тот замечательный факт, что в момент кражи оружейная комната была открыта, а в роте царил хаос, Вадим сделал свое дело достаточно аккуратно и без спешки: в дополнение к оружию были прихвачены четыре пенала с обоймами «гвоздей» (специальных длинных патронов к пистолету) и рваная дерматиновая кобура. Первая мысль, посетившая сознание матроса при обнаружении свободного доступа в святая святых роты, была далека от логики: взять и спрятать. Куда и как – неважно. Этот примитивный алгоритм никак не укладывался в рамки слишком уж прозрачного распорядка дня молодого бойца, однако был принят им почему-то машинально.

       После сборов и осмотра обмундирования в помещение роты зашел командир и велел старшинам проверить у курсантов содержимое вещмешков. В это время Ковалев уже успел упаковать краденый сувенир таким образом, чтобы тот никак не выдавал своей угловатой формы и размеров под мягкой тканью рундука. Багаж матроса срочной службы не намного превышает габариты средней спортивной сумки, а потому замаскировать оружие как следует, не представлялось возможным. После громко продублированного старшиной распоряжения командира, Вадим присел у вещмешка и побледнел: последствия обнаружения кражи могли быть для него настолько катастрофическими, что только добровольное признание выглядело сейчас единственным достойным выходом из положения. Рота построилась повзводно, и проверка началась. Ковалев стоял двенадцатым, первым в шеренге был Корин. Обратив внимание на суетившегося товарища, Сашка еле слышно окликнул друга и вопросительно посмотрел ему в глаза. Уже в следующее мгновение, оперативно оценив ситуацию, Корин завязал только что проверенный у него мешок, подвинул его назад и довольно сильно толкнул ногой по направлению к Вадиму. Рундук легко прокатился по гладкой, до блеска натертой мастикой, поверхности паркета и остановился рядом с Ковалевым. В доли секунды, поменяв мешки местами, он собрался было прокатить Корину по паркету свой рюкзак, но успевший подойти старшина выпучил на него свои и без того круглые глаза:

– Ковалев! Вещи к осмотру! Кому стоим, карась недоделанный?

– Виноват, товарищ старшина первой статьи. Вот, пожалуйста, – матрос с легкостью развязал еле прихваченный Кориным узел и представил содержимое на обозрение старшине. – Я задумался, товарищ старшина первой статьи.

– О чем, Ковалев? Твоя служба только начинается. Думают за тебя командиры, а твоя задача – слушаться и исполнять. Ну, о чем может думать матрос срочной службы, а? Баран, твою мать!

– Так точно, – Вадим был готов согласиться с чем угодно, лишь бы проверяющий не обратил внимания на стоявший позади него предмет. – Просто уезжать отсюда не хочется, вот я и торможу потихоньку.

– Понравилось, что ли? – старшина еле заметно улыбнулся и по-отечески толкнул курсанта в грудь, отчего тот, запнувшись о собственный рундук, упал на паркет. Вдохновленный приливом незатейливого остроумия, старшина не обратил ни малейшего внимания на то, о что запнулся матрос, а продолжил наслаждаться возможностью смешить окружающих. – Ладно уж, захочешь настоящей мужской любви и ласки – приезжай обратно. Тут с тобой этот… как его… контракт заключат. Будешь сверхсрочную тянуть – на радость командирам – а они тебя будут любить: любить по-настоящему, каждый день и во все места, как говорится.

       Рота грохнула дружным смехом. Вадим, быстро поднявшись, занял свое место в строю и, чтобы доставить удовольствие невнимательному, но явно гордящемуся своей шуткой, годку, принял участие во всеобщем ржании. Старослужащий шутник пару раз примял ботинком раскрытый Коринский мешок и пошел дальше по строю. Ковалев известным уже способом вернул имущество товарищу, и на душе у него отлегло. Никаких вопросов по данному инциденту Сашка впоследствии не задавал.

       Сразу по приезду на Мурманский вокзал, Вадим отлучился якобы в туалет, а сам отправился в помещение с автоматическими камерами хранения и спрятал пакет со свертком в единственную свободную ячейку. Ну а потом старшина второй статьи Рыжий разрешил матросу Ковалеву «позвонить маме». Мамой оказался его старый приятель по учебе, в свое время успешно откосивший от службы. На следующий день сверток лежал в двухстах километрах от вокзала, в квартире бывшего сокурсника Ковалева, знающего о содержимом со слов самого Вадима, как о каком-то «специальном капкане». Также, по его совету и во избежание возможной травмы, сокурсник уяснил, что пакет лучше не открывать до приезда самого владельца. Пистолет так и пролежал в нижнем ящике письменного стола, весь этот срок.

       Через месяц Вадим приехал на выходные домой и перепрятал сокровище в отцовский гараж, упаковав его дополнительно в пластиковую коробку от медикаментов. Теперь оставалось найти надежного и в то же время незнакомого покупателя, способного заплатить за оружие серьезные деньги. И, желательно, подальше от дома. Идеальным вариантом виделась ему сделка, совершенная здесь – в Мурманске, с каким-нибудь солидным предпринимателем. «А может, и коллекционер какой-нибудь заинтересуется: вещь-то редкая… хотя, конечно, для традиционной охоты явно неподходящая…»

       XIII