–Молодец!– похвалил помещика Муравьев – Апостол.

–Не думаю, что он молодец,– поморщился недовольно Волконский.

–Ах, не нравится?– вспыхнул Рылеев.– Объявите просто своим крепостным, что они свободны, что такие же, как и вы, господа! Вот тогда будет польза от ваших слов,

которые не должны расходиться с делами!

Призыв Рылеева поддержало большинство собравшихся. Многие захлопали, одобрительно говоря:

–Молодец Рылеев!

Вошедший лакей сменил свечи, все на короткое время замолкли. Когда лакей вышел, к Рылееву подошел Волконский, говоря добродушно:

–Успокойтесь, Кондратий Федорович!.. Придет наше время…

–Интересно, когда оно придет?– полюбопытствовал Рылеев.

–Скоро. Очень скоро.

–А поточнее?

–Вам же известно, что число нашего общества все растет и растет,– ответил охотно Волконский.– И не только в столице, и на юге. На Кавказе, там у Ермолова свои единомышленники.

Вбежавший в кабинет улыбающийся Пушкин только услышал обрывки фраз: общество, единомышленники. Он остановился, вскидывая брови от удивления.

–Господа, значит, есть тайное общество?– обрадованно воскликнул Пушкин, оглядывая всех.– Charmant! Je trouve que c’est charmant! Но почему вы не говорили мне всей правды? Князь Волконский, mon ami, ответьте же мне!

Смущенный Волконский промолчал, не желая отвечать Пушкину.

Рылеев быстро подошел к Пушкину, говоря твердо и быстро:

–Видите ли, Александр Сергеевич, любезный наш поэт, князь только пошутил, а вы, не слыша наш разговор, поверили.

–Поверил?

–Поверили в небылицу,– продолжил Рылеев.

Побледневший Пушкин, застыв, не знал, что и сказать.

А все, находящиеся в кабинете, молчали, отводя глаза от поэта.

–Значит… значит, глашатаи свободы, вы не хотите посвящать меня в свои тайны?– предположил Пушкин, даже не подозревая, как он близок к правде.– Значит, меня обманывают? Diables! Diables! Au revoir! – Он гордо выпятил грудь и выбежал из кабинета.

Волконский и Рылеев побежали за ним, крича:

–Александр, постойте!

Пушкин остановился на минуту, говоря весьма беспокойно:

–Значит, меня держат лишь за писаку, с котором не желают делиться секретами? Значит, не уважают мои либеральные взгляды, поэтому…– Он махнул потом рукой, замолкая.

–Что вы, дорогой наш поэт! Мы все вас любим и чтим!– заверил с ослепительной улыбкой Рылеев.

–Любите да всего не договариваете?– спросил нервно Пушкин и спустился на нижний этаж.

Когда огорченные Рылеев и Волконский вошли в кабинет, они услышали упреки в свой адрес:

–Нехорошо, господа, получилось!

–Нехорошо обижать поэта, любимца публики!

Волконский кротко ответил:

–Нет, мы бережем нашего поэта, поэтому и скрываем от него наши тайны!

–Зачем?– не понял Якушкин.– Разве он наш враг?

–Вовсе нет! Он друг наш сердечный! Но он несколько неуравновешен и вспыльчив. Он поэт, господа!.. – поспеш-но ответил Волконский.

А Рылеев взволнованно добавил:

–Пушкина надо беречь! Мы ценим и любим лиру нашего поэта! Зачем подвергать его лишней опасности, которая может подстерегать каждого из нас? Неужели вы желаете видеть его в Петропавловской крепости, заточенным в темницу, или узнать, что его сослали в Сибирь? Лира

Пушкина волнует русские души, она помогает бороться против деспотизма!

Довод Рылеева убедил всех в правильности действий заговорщиков.

Глава 9

Пестель.

В марте 1824 года в Петербург приехал декабрист Павел Иванович Пестель, руководитель Южного общества. То был человек невысокого роста, плотного телосложения, с правильными чертами лица, с черными, слегка выпуклыми глазами, спокойный, достаточно уверенный в себе, даже порой властный. Рылееву показалось, когда он впервые увидел Пестеля, что Пестель ведет себя со спокойной уверенностью хорошего актера. На миг Рылеев подумал, что за спокойной уверенностью Пестеля скрывается страстность, даже запальчивость; и в то же время Рылееву понравился ровный голос Пестеля, зоркий взгляд, от которого ничего не ускользало, твердость в отстаивании своих тезисов.

Пестель сначала встретился с декабристом Оболенским, потом познакомился с Трубецким. В разговорах с ними Пестель убеждал обоих, что надо побыстрее объединять оба общества в одно целое, добиваться, чтобы Россия стала республикой, вспоминая древнюю Грецию или Великий Новгород, и ввести для начала диктатуру Временного правительства. Если Оболенского Пестель смог убедить в правоте своих слов, то Трубецкого он не убедил – Трубецкой ужаснулся планам Пестеля, прочувственно восклицая:

–Non, non! Я решительно против диктатуры! Пусть и временной! J’ai peuz, j’ai peur! Я боюсь любой диктатуры!

–Но почему?– удивился Пестель.– De quoi vous avez peur?

–Нет и еще раз нет!– повторил Трубецкой.– Мы еще не забыли Наполеона Бонапарта!

-При чем…

–Мы не забыли, как совсем недавно Наполеон превратился из консула в императора!

–Гм, если вы намекаете на меня, считая меня будущим русским Наполеоном, то вы глубоко ошибаетесь, господин Трубецкой! Soyez tranquille!– отрезал Пестель.

Однако Трубецкой стоял на своем:

–Нет!.. Никакая диктатура не поможет России! Мы надеемся жить без диктатуры, хоть и временной!

Потом Пестель вместе с Оболенским явился на квартиру Рылеева. Пожимая руку Рылееву, Пестель сказал весьма добродушно:

–Я давно желал познакомиться с вами, Кондратий Федорович! Много слышал о вас

лестных слов, что вы один из самых решительных и авторитетных членов Северного общества!

–Ну, что вы…– смутился Рылеев, но Оболенским прибавил, хваля тоже Рылеева:

–Как же, господин Рылеев очень деятельный член нашего Северного общества.

Пестель с Рылеевым проговорили два часа. Они обсуждали будущее государственное устройство Российской республики, поминая Северо-Американскую республику, древние Грецию и Великий Новгород.

–Знаете, образ правления Северо – Американской республики есть самый удобный для нашей России,– спокойно заметил Пестель.

–Что ж, может быть, однако есть одно но,– отозвался сразу Рылеев.

–Какое же?

–Россия к сему правлению еще не готова.

–К республиканскому правлению?

–Именно так!.. Увы!..

–А как вы находите Конституцию Англии?

Рылеев подумал минуту, потом ответил убежденно:

-Устав Англии безбожно устарел.

–Правда?

–Sans doute, qui… Теперешнее просвещение народов требует большей свободы и совершенства в управлении! Английская Конституция имеет много пороков. Она обольщает только слепую чернь, ихних лордов, пэров!

–Согласен! Близоруких англоманов!– подхватил Пестель, слегка улыбаясь.– Вы правы. Зачем нам английский король или королева? От своих бы царей избавиться!– Он остановился на минуту, потом продолжил:– Вот еще. Очень хорош, думаю, Устав испанского государства.

–Возможно, но там тоже король.

–Понятно… А как вы относитесь к Наполеону, mon ami?

–Наполеон Бонапарт мне противен,– поморщился Рылеев.

–Неужели, Кондратий Федорович? Наполеон – великий человек! Наполеон возвысил Францию, поднял ее на высокий пьедестал, заставив считаться с ней!– пронзительно воскликнул Пестель, сверкая глазами.– Je trouve que c’est charmant!.. Он возвысил ее!.. Он покорил народы! Если уж иметь деспота, то только Наполеона!

Поняв, что для Пестеля Наполеон что-то вроде кумира. Рылеев порывисто ответил:

–Пусть так. C’est bien. Храни нас бог от Наполеона!

–Храни бог?

–Непременно храни нас бог от Наполеона и будущих наполеонов, которые не замедлят появиться!– сурово прибавил Рылеев.

–Вы так считаете?

–Так я считаю! Хотя сейчас, если появится новый честолюбец, он будет пытаться подражать Вашингтону, чем Наполеону!

Пестель горячо поддержал Рылеева: