– Позволю с Вами не согласиться! На свете так много добрых людей. Нет абсолютно здоровых людей. Мы должны помогать тем, кто серьёзно болен. И вчера, читая многочисленные истории выздоровлений, я поняла, что живу в прекрасном мире!

– Ашната, я понимаю Ваше желание помочь подруге, но вынуждена отказать.

– Да как Вы можете? Что Вы творите? – Ашната встала со стула и отшвырнула его до стены.

– Могу, моя милая, могу! Боюсь показаться грубой, но не наживайте себе врагов. Вам еще учиться здесь, не забывайте об этом, – испуганная женщина старалась не подавать вида, и своим уверенно-крысиным голосом отхлестала девушку по обеим щекам.

– Сидеть в теплом кабинете, перекладывая бестолковые бумажки с места на места не большая заслуга! Сейчас от Вас зависит спасение человека. Можете Вы понять это?

– Успокойся, Ашната. Ты просто устала. Я понимаю, что ты переживаешь за подругу, но нужно смотреть на вещи трезво. Отбрось эмоции…

– К черту эмоции! К черты Ваши правила! Вы просто боитесь предать огласке, то, что и в нашем привилегированном университете человек может заболеть…

– Замолчи! Не нужно это страшное слово произносить в этих священных стенах! Это храм знаний. Достаточно того, что она опозорила всех нас, так еще и ты меня будешь учить жизни. Разговор окончен!

– Как Вы некрасивы сейчас. Мне стыдно за Вас!

Ашаната вышла, громко хлопнув дверью. Она была вне себя от ярости. В такие минуты, она была готова на все, только бы добиться правды. Перед глазами было бледное, исхудавшее лицо подруги. Её тоненькие, как спички ручки и совсем безжизненные волосы. Некогда густая копна черных волос заметно поредела. Анна начала лысеть. Жуткая картина, и именно она стояла перед Ашнатой.

Пулей она поднялась на четвертый этаж. Остановившись у дверей ректора, она отдышалась и чуть было хотела постучать, как услышала разъяренный голос. «По всей видимости, он разговаривает по телефону», – подумала она и застыла.

– Ни в коем случае не выгоняйте её из университета. Если, как Вы говорите, девчонка не держала себя в руках, то и правда, сейчас она вполне может натворить глупостей, которые обойдутся нам еще дороже, чем болезнь этой несчастной!

Ашната не слышала, что ему отвечали на другом конце провода. Она только могла предположить, что телефонный разговор у ректора был с госпожой Орли, из кабинета которой она выбежала несколько минут назад.

– У нас все готово, Вы же знаете. Когда все будет кончено, мне сразу сообщат из больницы, оттуда везем тело в крематорий, и пусть потом кто-то что-то докажет…

Девушка стояла, прислонившись спиной к кабинету. Она чувствовала сильную слабость в ногах. То, что она слышала, никак не укладывалось в голове. Оно и не могло уложиться. Такие темные мысли могли зародиться только в темных головах, которым нет выхода к свету.

– Все-все. Не тревожьтесь Вы так. Это всего лишь девчонка, которая против нас мелкая сошка. Давить её конечно не нужно, но и принимать её у себя тоже не стоит. До тех пор, пока все не кончится, Вас для Ашнаты нет. Вы в отпуске. Все поняли? И вот еще что, у меня возникла мысль. И правда, все гениальное просто… – девушка больше ничего не слышала, у неё будто пропал слух. Ноги подкашивались.

Кое-как Ашната спустилась на первый этаж. Она была так бледна, что охранник подошёл к ней и спросил, не случилось ли чего. Синими губами она еле слышно прошептала, что хочет пить. Конечно, ему было абсолютно все равно, что с ней и как она дойдет до общежития, иначе довел бы бледную, как полотно девушку до остановки. Равнодушно протянув из своей будки ей полстакана воды, он продолжил решать сканворд.

Открыв ключом дверь от комнаты, она зашла. Сняла обувь и босяком пошла по прохладному дощатому полу. Несколько слезинок упали на пол, оставив влажный след. Тихо плача, она легла на кровать, свернувшись колечком. Обняв себя на плечи, она лежала в тишине. В голове прокручивались сегодняшние слова: жестокие, полные равнодушия слова. Взрослые часто ведут себя жестоко. Порой говорят, что жестоки дети. Чушь! Жестокие дети бывают только у жестоких родителей. Затем эти дети, вырастают во взрослых, воспроизводят на свет таких же злых детей, какими были они, и так далее.

Цепочка не прерывается. Только, если ген жестокости не перебьется более сильным геном добра. Такое тоже бывает. И тогда, на одного «светлячка» в мире становится больше.

Есть люди толстокожие, есть не очень. А есть и такие, которые рождаются лишь с легким налётом кожи. С годами он не отвердевает, наоборот, с каждым новым ударом, становится все тоньше. Ашната была сильной духом девушкой, порядочным человеком и преданным другом. Но её кожа была совсем тоненькой. Воспринимая все своей чистой душой, она принимала удар сердцем, потому что кожей не могла: она была прозрачной, как паутинка. Радовалась она, всецело открывая душу, любила отчаянно, отдаваясь чувству без остатка, ненавидеть она не умела, но могла противостоять несправедливости. Стоять за правду горой, она умела с детства. После этого душа болела, но всегда одерживала победу. Её улыбка была не только красивой, она дарила людям свет. Анна её сразу же назвала «светлячком». Не только за её золотые волосы, доброту и теплоту. Ее нельзя было не полюбить. Ашната никогда не раздражала. В ней не было притворства и кокетства. Во всем, что бы она ни делала, о чем бы не думала, и чтобы ни говорила, во всем она была Настоящей!

– Я не слышала, как Вы вошли, – тихим голосом, ответила девушка.

– Лежи, золотко, лежи. Я зашла только чтобы принести тебе бульон, – нянечка встала у стола с кастрюлькой в руках.

– Спасибо, но не нужно было. Я не голодна.

– Даже не хочу ничего слышать. Тебе нужно поесть. Посмотри, как ты похудела.

– Разве что несколько ложек. Больше в меня не влезет, – Ашната устало встала с кровати, потерла глаза и села за стол.

– Уже месяц, как ты каждый день ходишь в больницу. Детка, это хорошо, что ты поддерживаешь подругу, но и про себя не забывай.

– Знаете, о чем я думаю? Нет, не важно. Такие мысли нужно от себя гнать поганой метлой, – Ашната ела прозрачный куриный бульон, в который женщина накрошила морковку, корень сельдерея, молодую картошечку и зелень.

– Детка, в любом случае, нужно держаться. Знаешь, сколько больных деток прошли через мои руки. Над каждым я дрожала, каждого выхаживала. В вашем университете учатся ребята с ДЦП, есть и двое с синдромом Дауна. Такие детки для меня, как мои собственные. Каждый день, ухаживая за ними, я вижу какие они сильные, смелые и отважные.

– Вы большая молодец! На нашем факультете учится такая девочка. Правда не знаю, как её зовут, она всегда держится особняком. Но вижу, что преподаватели её очень любят и она часто улыбается им.

– Такие детки, как никто нуждаются во внимании, во внимании хороших людей. Плохого на их долю и так выпало не мало…

– Вы можете себе представить, как я хочу, чтобы Анна выздоровела?! Я знаю, что её не лечат, а только оттягивают время. Тяжело. От этого очень тяжело. Понимаете?

– Деточка, такова воля Божья. Самое сложное это благодарить жизнь за то, что кажется нам сложным и плохим.

– Как можно благодарить за болезнь? И как можно радоваться тому, что единственная подруга умирает?

– Радоваться горю невозможно. Если так суждено, то мы ничего не можем изменить, кроме своего отношения к этому. То, как она уходит, зависит от тебя. Больше у неё никого нет. Уходит она достойно, чувствую твою любовь.

– Какая разница? Знаете, я каждый раз, входя в палату, улыбаюсь. Видя, что с каждым днём её остаётся все меньше и меньше, я не подаю вида и говорю, что она выглядит прекрасно. Замечая, что она лысеет, я так же ласкаю её волосы и целую её пожелтевшую руку каждый раз, когда она хочет расчесаться. Кормлю её с ложечки. Приношу ей новые книги. Кстати, она начали читать книги! Говорит, что сама от себя не ожидала, что одолеет такое количество страниц, – Ашната улыбнулась, вспомнив то, как шутит её подруга, и салфеткой вытерла уголки губ.