Стеклов-младший недоверчиво взглянул на отца.
– Да-да, ты не ослышался, я готов сыграть с тобой в эту игру. Ты напишешь роман – настоящий, талантливый. Как ни крути, а все же поступок – это не деньги из сейфа таскать.
– А если я откажусь играть в твои игры?
– Код от сейфа уже изменился, теперь его знаю только я, и так будет со всякой вещью, с которой ты соприкасался.
– Отрицательная мотивация – не лучшая штука для вдохновения; тебе сотрудников мало для экспериментов над людьми?
– Если ты понимаешь, как работает дубинка, не стоит думать, что на тебя не подействует ее удар.
Никита развел руками и покачал головой, что означало: «не поспоришь».
– Я имею основания полагать: если данные генетики верны и половина генов досталась от меня, а не все от матери, то возможно там, под ленью и распущенностью имеется какой-то потенциал. В противном случае, я не стал бы тебя мучить, принуждая заниматься полезной деятельностью.
– Судя по твоей гордыне и самовлюбленности, ты не принимал участия в процессе
моего зачатия, либо гены твои отвернулись от меня, и я не скажу, что сожалею об этом.
– Ты хочешь сказать, что в тебе меньше гордыни? Не смеши меня – ты же
считаешь себя не таким как все, только на основании того, что можешь позволить себе
потреблять больше среднестатистического гражданина. Материальные блага,
присутствующие в твоей жизни как данность, губят тебя, вместо того, чтоб давать
свободу. А по поводу моего участия в твоем зачатии: это мы и выясним опытным путем,
когда ты закончишь свое произведение, не так ли? Хоть какая-то новость порадовала
меня: оказывается, ты пытаешься делать что-то серьезное, и мне не придется жалеть о тех
пятнадцати минутах сомнительного удовольствия с твоей матерью.
– Не надо выплескивать на меня свой сарказм: любая женщина, имеющая
характер, бросит тебя. И нет никаких «мы». Ты называешь игру своего тщеславия «Мы»?
Если уж ты задумал сделать меня своим подопытным кроликом, то можешь хотя бы
называть вещи своими именами?
– Знаешь, иногда я скучаю по тем временам, когда тебе можно было хорошенько
всыпать ремня.
– Мне снять штаны?
– Боюсь, тебе это уже не поможет. Так вот, я спрашиваю тебя последний раз: ты
отказываешься от моего предложения и убираешься отсюда жить пустой, но
самостоятельной жизнью?
Никита сжал губы, опустил глаза. Взгляд бегал по полу, как будто пытаясь
найти точку опоры:
«Горделивое упрямство и страх вышли на арену. Не пропустите! Битва клонов!
Мистер Упрямый и мистер Страх! Небольшая разница в белковых цепочках –
и кровавая развязка неизбежна! Мистер Упрямый, худой и жилистый, с красными,
воспаленными глазами. Мистер Страх, лысый и крепкий, с выпирающими рельефными
мускулами, с холодным, ничего не выражающим взглядом.
«Дамы и Господа, все сделали ставки?! Остались считаные секунды! Клетки
открываются и наши бойцы выходят! В живых останется только один, какая интрига, какой накал страсти!»
Мистер Страх скидывает боксерский халат, кожа его белая, покрытая сетью татуировок, изображающих хаос и демонов. Мистер Упрямство, загорелый, обветренный, как матрос, заматывает эластичным бинтом костлявые пальцы. Звук гонга. Клоны вцепляются друг в друга с такой силой, что кажется, если они сожрут друг друга каждый наполовину, то станут единым целым. И вот мы видим, как он вцепился противнику в горловой хрящ! Смотрите продолжение после рекламы…»
– Ну, так что? – настаивал отец.
– Да согласен я, – выдавил Никита; было заметно, что слова эти дались ему с
трудом, – согласен, на твои…опыты.
Стеклов-старший довольно ухмыльнулся:
– Я не сомневался в тебе, сынок. Теперь иди, у тебя, я полагаю, много работы.
Никита развернулся и вышел за дверь. Секретарша улыбалась ему вслед белозубой,
мстительной улыбкой.
Плащ, кинжал, горилка, сало
Он не знал своего настоящего имени, его меняли дважды в год. Каждые полгода, приходилось вживаться в новую роль. Самое тяжелое было научиться шутить: с детства наставники убивали в нем чувство юмора, наравне с чувствами жалости и страха.
Лучше всего его научили ждать. Самого главного события – того, что намного важнее его собственной жизни, – времени исполнить Миссию. Каждый агент знал, что ждать этого великого часа можно годами и встретить его нужно хладнокровно и с достоинством.
Позади были годы тренировок: обращение с любыми видами оружия; управление транспортом, от велосипеда до реактивного самолета; обучение навыкам рукопашного боя и выживания в экстремальных ситуациях; изучение врагов, среди которых могли быть не только люди, животные, военные роботы, но и сверхъестественные существа; агентам прививались навыки мышления в несколько слоев на случай, если противник умеет читать мысли; развитие повышенной чувствительности с помощью медитации на случай, если враг невидим, умеет телепортироваться или видит в темноте.
Закончивший миссию агент становится Надчеловеком, обретает астральное тело и перемещается на одну из Центральных Планет. Каждый адепт знал, что не бывает случайных или бесполезных миссий, на каких бы задворках вселенной не пришлось выполнять задание.
Наш герой находился на одной из тренировочных баз на севере страны, когда за ним пришел полевой курьер. Это произошло в столовой, где агент после интенсивной тренировки ел скромный обед, состоящий из вареной картошки, заправленной маслом и луком. Курьер – спортивный брюнет, не глядя в глаза, положил на стол паспорт, в который был вставлен билет на самолет. Агент разломил картофелину вилкой, аккуратно собрал масло по тарелке и не спеша доел.
Терпение – залог успешного выполнения миссии. Открыв паспорт, агент прочел: Аарон Блаватский.
Аарон Блаватский, несмотря на годы ожидания этого момента, почувствовал легкую тревогу. Насколько он знал, имена обычно давались простые и незаметные. Получение необычного или вычурного имени гарантировало получение сложной миссии, зачастую заканчивающейся смертью. Подобное задание – большая честь для исполнителя, и на смену беспокойству пришло малознакомое чувства радости.
Получатель миссии вышел из столовой и направился в штаб. Пронизывающий ветер гулял между бревенчатых строений лагеря, но Аарон не чувствовал холода. Караульные пропустили его без разговоров. Визитер шел по коридору, увешанному инструкциями по рытью окопов, чувствуя необыкновенную легкость и сосредоточенность. Дверь в главную штабную комнату была приоткрыта и чуткое, натренированное обоняние уловило запах чеснока, сала и спирта. В комнате оживленно разговаривали. Пришлось напрячься, чтоб заставить себя не вникать в смысл услышанного – подслушать, даже случайно, разговоры начальства – опасное преступление. Он постучал в дверь.
– Кто там? – послышался голос из-за двери.
– Аарон Блаватский по вашему приказанию прибыл.
– Входи, Аарон, не стесняйся.
Аарон вошел. Он увидел троих штабных, склонившихся над картой: генерал-майора и двух полковников. Генерал-майор, низенький, грузный, лысоватый мужичок, с красной шеей и ясными голубыми глазами, отечески улыбнулся вошедшему агенту.
– Садись, – сказал он Аарону, а затем махнул рукой полковнику, – Виталик, оформи герою.
Полковник Виталик суетливо налил полную рюмку пахучей горилки, и, неуклюже подцепив с тарелки ломоть сала, положил его на толстый кусок черного хлеба.
– Выпей, покушай, – приказал генерал-майор.
Аарон плавным движением махнул рюмку горилки и закусил бутербродом.
Генерал-майор, все это время не отрывавший от агента глаз, кажется, остался доволен его хладнокровием и невозмутимостью.
– Аарон, как бы это ни странно выглядело, но твоя миссия должна быть исполнена в далеких, почти безлюдных местах Сибири. Успех гарантирует тебе место специального агента на одной из Центральных планет и повышение в звании. Но сейчас не время думать о награде. Виталик, мне что, каждый раз напоминать?
