Не оцифрованный сюжет

Корней Васильевич сидел на табурете, грея ноги в эмалированном тазике с горячей водой, облупленном и местами покрытом ржавчиной, на бедрах лежало потертое, но чистое хлопковое полотенце. Он не хотел рисковать и мылся не выходя из избы.

– Сейчас мочалку принесу, – суетилась неподалеку Лариса Сергеевна.

Женщина между делом с интересом разглядывала тело незваного гостя, густо покрытое татуировками и шрамами.

– Какой ты нарядный, – сказала Лариса Сергеевна, поставив рядом с мужчиной два ведра, из одного валил густой пар.

Корней Васильевич старательно тер себя потрепанной мочалкой, как будто стараясь стереть изображения с тела.

– А что означают эти картинки? – робко спросила женщина.

– Не твое дело, – буркнул Корней Васильевич без особой злобы.

Степка тоже выбрался из коробки и уставился на татуировки своим пронзительным, изучающим взглядом.

– Кыш, пошел вон, – цыкнул на существо Рыжий, где-то в глубине души неосознанно радуясь, что пришелец смотрит на его кожу, а не в глаза.

Мыльная мочалка полировала церковь с куполами, один из которых был треснувшим, звезды, черепа, обвитые змеями, скорпиона и оскаленную волчью пасть, перекрещенные кинжалы и факел, предплечье с перечеркнутым словом «Надежда».

– А это что означает, кто она? – не унималась Лариса Сергеевна, намекая на зачеркнутую надпись.

– Это означает, что все однажды бывают глупыми и верят, что в жизни есть счастье, а сейчас глупости делаешь ты, донимая меня своими вопросами. А ты чего уставился?

Корней Васильевич в сердцах швырнул мочалку в пришельца, которая, ударив неподвижную фигурку, шлепнулась на дощатый пол, оставив за собой шлейф мыльных следов. Степка слегка передвинулся и снова принялся смотреть на Рыжего, не обращая внимания на стекающую по своему тельцу воду.

– Ой, что делается-то? За что? – запричитала Лариса Сергеевна.

Она подхватила существо и, быстро семеня ногами, отнесла его в коробку и накрыла холстиной. Степка издал короткий стрекот и затих. Женщина села на табурет рядом и тихо зарыдала в ладони.

– Ну, полно тебе, – снисходительно сказал Рыжий, тут же разозлившись на себя, – бабы, бабы. Мочалку принеси.

Лариса Сергеевна послушно исполнила просьбу, продолжая всхлипывать.

– Так получилось, что мне надо переждать тут время и сил набраться, но это еще не значит, что меня можно доставать. И тебя, уродец, это тоже касается, слышишь? Где ты его нашла, и что он все время разглядывает? Если бы я был уверен, что эта скотина разумная, давно голову бы свернул.

– Родненький, не трогай Степу, он же только тебя и слушает.

– Да если бы он слушал, так ведь он смотрит! Как насквозь, зараза, пробирает. Если бы я верил в ад, подумал бы, что черт пришел за нами.

– Не черт он, ноги перестали опухать у меня, и дышать стало легче, разве ж черти так делают?

– Опасен он. Странное существо, не зверь, не птица – и те, кто создал этого Чебурашку, придут за ним. И поверь мне, они могут не быть такими добрыми, как я. Отпусти его в лес, пока худа не вышло.

– Помилуй, чтоб волки сожрали, или собаки, или вороны заклевали?

– Нутром чую, нечисто тут что-то, неспроста он здесь оказался, – сказал Рыжий, вытираясь, – видел его кто-нибудь?

– Никто не видел – клянусь. Ночью нашла его, прям на грядку прилетел, ни души в округе не было.

– Повезло тебе, – съязвил Рыжий.

– Да повезло, я уж отчаялась чудо увидеть, а тут бог послал.

– В прятки с судьбой играть вздумала?! – воскликнул Корней Васильевич. – Слушай сюда. Как стемнеет, ты пойдешь погулять. Как вернешься, не будет этого уродца. Считай, привиделся он тебе, дуре такой!

– Нет, нет! Что ж ты предлагаешь такое? Не губи, все сделаю как надо, никто не узнает, что был ты здесь, клянусь, только не губи.

– Заткнись! – прервал ее Рыжий, – да не трону никого, тьфу на вас.

Он почувствовал, что ему хочется верить словам Ларисы Сергеевны. А может, он уже не сомневается? Странно, но мысль избавиться от гостеприимной хозяйки и ее странного питомца уже казалось ему далекой, нереальной.

«Совсем стал слабаком, – корил он себя, – тетка с уродцем веревки вьют».

«Зло эти бабы – нет в них и горохового зерна здравого смысла. Выбираться надо из этих лесов, а я тут сижу и… И, эта Лариса…округлости ее»… Дежа вю. Рыжий подросток в деревне. Бесстыжая, вечно хохочущая Верка. Пухлые груди с запахом хлеба, свежего сена и неопытной юношеской напористости. Запах распаленной плоти на ночном ветру привлекает другого хищника. Ощущение твердости ручки ножа в скользкой, потной ладони. Внимательный взгляд. Липко и страшно. «Корней Васильевич, вы обвиняетесь в предумышленном убийстве» – говорит женщина в костюме с бусами из искусственного жемчуга на морщинистой шее. Пахнущий мышами вагон. Космос. Пытка марсианским холодом. Путешествие в другой, темный мир похоже на падение мыши в ведро змей. Темная телогрейка. Запах змеи. Тело змеи. Мировой порядок вещей тут не стоит даже мышиного пердежа. Мышь становится рептилией. Склизкая, пахучая кожа покрывается синевой татуировок. Хищная тварь забыла, кем она недавно была. Она глотает добычу, питаясь ее страхом и отчаянием. И вот змея, съедая по дороге своих собратьев, снова в стоге сена. Снова хохочет бесстыжая Верка. Кожа под боевым раскрасом просит тепла…

Рыжий поймал себя на мысли, что вглядывается в Ларису Сергеевну, и нервно одернул себя. Степка беспокойно переместился и завертел головой, как будто потерял основной предмет своего любопытства.

– Чего заелозил, супостат? – не глядя на существо, спросил Корней Васильевич.

– Если мокрыми мочалками кидаться, кто угодно завертится, – с укоризной заметила Лариса Сергеевна, – в тебя бы, упаси господи, кто попал, посмотрела бы я!

Рыжий уже облачался в старую, но чистую холщовую рубаху, которую его заложница непонятно откуда притащила.

– Картошка поспела, – сказала женщина, вытаскивая почерневшую кастрюлю из печи и ставя на стол, где уже в ожидании расположились малосольные огурцы, квашеная капуста и ржаной, толсто порезанный хлеб.

– Сколько тебе лет? – вдруг спросил Корней Васильевич.

Лариса Сергеевна потупилась и сжала губы, перестав выкладывать картофелины в тарелку.

– Да я просто спросил, ох, бабы, что вы воспринимаете все через одно место?

Чего одна-то живешь, без мужика?

Лариса Сергеевна так и стояла, глядя в пол и кусая губы.

– Ладно тебе, не мое дело, говорю же, просто так я. Чаю можно покрепче мне, а?

Лариса Сергеевна засуетилась с чаем.

– Я боюсь цифр, – вдруг прошептала она.

– Что?

– Не могу произнести числа, – запинаясь, пробормотала женщина.

– Ты того, не в себе что ли?

Лариса Сергеевна тихо заплакала, звеня чашками.

– Эй, ну хорош. Когда я услышал от судьи «двадцать пять», мне тоже стало не по себе. Казалось бы, что такого в цифре двадцать пять? А то, что она может превратиться в огромную, воняющую кучу дерьма, которая сметает тебя, стоит кому-то нажать кнопку. Заслонка поднимается. И вот ты уже большой коричневый кусок, вызывающий у всех отвращение, а все, что остается – это ненависть. А что у тебя случилось?

– Не могу, – с трудом проговорила Лариса Сергеевна.

– Все не могут. Сначала не могут. Так сколько тебе лет?

– Я не…не знаю.

Корней Васильевич вскочил, и, в два шага оказавшись рядом с хозяйкой, повернул ее к себе и пристально посмотрел ей прямо в глаза.

– Говори, я сказал! Кто бы это с тобой не сделал, он настоящая мразь. Он не стоит твоего молчания. Они все хотят убить твое я, так рассердись, где твоя злость?

– Я не могу…ненавидеть их, не получается, – затравленно пропищала Лариса Сергеевна.

– Скажи это! – не унимался Рыжий.

– Пожалуйста, отпусти меня.

Корней Васильевич ударил женщину по щеке.

– Говори!

Но Лариса Сергеевна только крепко зажмурилась, издавая глухие гудящие звуки.