– О да… – простонал я, откусывая ломоть копченого с травами мяса. Всего сутки голодовки – и даже самое отвратное блюдо покажется пищей богов. – О, останки ужина?

Грибы, тушенные в сливках, немного остывшего супа, кусок окорока – скопившееся в закромах Гурьенов можно было перечислять до бесконечности. Чтобы было удобнее, я набрал всего понемногу, сел за стол и только приступил к трапезе…

– Щелк, – раздалось от двери. – Щелк, щелк, щелк.

Последний щелчок оказался особенно громким, за дверью кто-то запыхтел и… на кухню проник лучик света от лучины.

В этот момент мое лицо и лицо ночного визитера выражали примерно одну эмоцию – крайнюю степень удивления. Вот уж не ждал увидеть здесь виконта Мальтего….

Дитрих был удивлен не меньше. Все было просчитано идеально – слуги спят, единственный ключ ему передал слуга, а тут сидит Темный и уплетает за обе щеки.

Немая сцена. Если Дикий сейчас решит прикончить меня – у него получится, да еще и так, что я не успею даже дернуться. Вопрос о том, как он узнал, что моя ночная трапеза проходит здесь, пусть останется тайной – главное выжить. Рука скользнула к поясу с револьвером, когда Дитрих нарушил молчание:

– Урррр, – недовольно прорычал желудок виконта, совсем не желающий делить трапезу с кем-то посторонним.

И тут меня осенило – он тоже боится! Боится быть отравленным, задушенным во сне, или убитым любым другим способом. Мальтего тоже хочет жить.

Жалость к врагу – очень опасная штука, но глядя сейчас на слегка безумный взгляд виконта, который упал на мое блюдо, я сделал выбор без колебаний.

– Звяк, – звякнула ложка, ложась на стол. После чего я отпустил пистолет и чуть подвинул блюдо к другой стороне стола, на которой застыл Дитрих. Его голодный взгляд сменился недоверчивым, сейчас в нем боролись два желания: есть и бежать.

– Чавк, – я взял с тарелки кусок хлеба, разломил его пополам, откусил от одной части, протянув другую заклятому врагу.

Мальтего был очень осторожен, и в первый миг мне показалось, что он развернется и уйдет, но, поколебавшись минуту, виконт принял решение.

– Чавк, – откусил он от куска хлеба, протянутого мной, закатил глаза от наслаждения и взял с тарелки еще снеди.

Здесь, в темноте кухни, освещенные лишь огнем свечи, мы сидели и ели из одного блюда. Мальтего и Каутри сошлись в одном месте не для того, чтобы убивать, отстаивая неизвестные другой стороне идеалы. Здесь, в полумраке, я понял, насколько Дитрих похож на меня. Член известной семьи, совершивший ошибку, которая стоила ему всего. Отношения с семьей, деньги, влияние – все было утеряно в один-единственный миг.

Я улыбнулся. Этот мир живет по своим законам. А те, кто их нарушают, умирают. Но сейчас, на этой кухне встретились две души, которые должны бы ненавидеть друг друга, совершившие непоправимые ошибки, которые должны были уничтожить друг друга.

Я взял кувшин с вином, что нашелся здесь же, разлил его останки в две кружки с обколотыми краями и выставил свою вперед, предлагая Дикому совершить то, чего никто из его рода даже не думал совершать.

Дитрих улыбнулся, с губ осыпались крошки, он принял кружку, посмотрел в мутное содержимое и замер на миг, обдумывая решение.

В темноте раздался звук удара – глиняные кружки соприкоснулись, знаменуя начало чего-то нового. Того, чего этот мир прежде не видел.

***

Найл

Красивая ночь. Ни единой тучки на небе – звезды так и мерцают. Словно зазывая отправиться в глубины этой бездны, приманивающей к себе любопытствующие взгляды, затягивая разумы неосторожных, уничтожая личности одержимых ей.

Найл Каутри не принадлежал ни к единому из перечисленных типов. Он был из тех, кто познал звездную Бездну и полюбил ее.

– Красивая ночь… Прямо как тогда, когда Хейг совершил ошибку… – погрузился в воспоминания старший сын барона Каутри.

«Не смей так говорить о моей матери, животное» – так, кажется, отреагировал он, когда Найл сказал о ее неспособности справиться даже с простудой, которая и положила конец ее существованию.

– А я тоже был хорош… Ну зачем надо было развивать тему? – с сожалением покачал головой Каутри, погладив пушистые кусты, которые по весне обрастали нежно-голубыми цветками, растущие вокруг родового замка.

Отец «помог» разрешить разногласия, устроив дуэль между Найлом, которому было тогда шестнадцать, и Хейгом на два года младше.

«Вы оба прирожденные Каутри, поэтому никаких ограничений в схватке быть не может» – судьбоносные слова, которые предопределили будущее обоих. Помнится, Найл тогда обрадовался, что может не сдерживаться, ведь будет возможность преподать урок этому выскочке, который не принимает слова старшего брата.

Удивительно, но, когда он обратился к Бездне, она… проигнорировала желание Найла прикончить оппонента. Он был так удивлен, что пропустил момент, когда Хейг оказался за спиной и призвал малый Укус Бездны.

Ему очень сильно не хватало скорости, но даже тогда он мог делать сложные вещи, такие, что до сих пор даются Найлу с трудом. «Умри, тварь» – кажется так закричал он, почувствовав дыхание смерти, пронесшейся очень близко. Укус Бездны – пусть и малый, но для человека без защиты смертельный.

Удар ребром ладони – какая банальность, но в тех условиях самые банальные вещи были самыми эффективными. Найл вложил в этот удар все силы, которые смог собрать.

Найл помнил испуг в глазах брата и собственное ликование – раз Бездна отказалась подчиниться, он направит ее энергию сам. Хейг успел лишь закрыться, согнув ногу перед собой, принимая всю ярость Каутри на конечность.

Следующий миг – Найл лежит на арене, ревет взахлеб, баюкая руку, с которой сползали обугленные кусочки плоти, Хейг же лежит без сознания с неестественно вывернутым коленом. Тогда старший брат еще не знал, что можно перегореть, если взять слишком много энергии, а младший не знал, что достаточно мощным выбросом такой энергии можно лишить Каутри связи с Бездной.

Вдалеке раздались странные звуки – будто карета едет… и не одна. Гости? О них не предупреждали. Значит враги.

Найл улыбнулся. Можно отвлечься от тягостных воспоминаний, размяться и отвести душу на тех, кто посмел прийти в родовой замок Каутри без приглашения. Он пару раз сжал правую руку, дабы вернуть чувствительность некогда почти отмершей конечности, и извлек из своей тени боевую косу, выкованную из самой тьмы.

– Если брат вернется – надо будет извиниться, – произнес Найл, шагая навстречу нескольким небольшим дилижансам, радостно приветствуя врагов:

– Добро пожаловать в баронство Каутри!

***

Милена

Милена открыла глаза, зафиксировав их на беленом потолке с несколькими желтыми пятнами и в определенном смысле красивой вязью трещин.

– Кто здесь? – решила на всякий случай спросить она, не уверенная в том, что именно явилось причиной ее пробуждения. Ветер ли, взвывший за окном, или скрип рассыпающихся досок дома, или вовсе чей-то разговор, что пронесся эхом по всему гостевому домику и проник даже сюда?

С раннего детства Милена отличалась от других людей двумя вещами: красотой и очень чутким сном, настолько, что даже кошка не могла прокрасться мимо, не разбудив ее, что уж говорить про неуклюжего брата, что иногда пытался подшутить над спящей сестрой.

Грегор… Как же глупо он погиб. Нарваться на Дикого – одно дело, даже с ним можно договориться, извиниться или откупиться. Воспоминания захлестнули разум хозяйки Гурьенов и еще минуту она лежала, все еще наблюдая за недвижимым потолком, бронзовой люстрой и шевелящимися занавесками.

Стоп. Милена вспомнила, что точно закрывала окно перед сном. Откуда ветер?

Может это сквозняк, что может начаться хоть в противоположном конце дома, забежал? Дуновение ветерка от окна развеяло эту теорию.

– Кххх, – закряхтела Гурьен, выбираясь из-под слоев одеял, с намерением разобраться, в насколько плохом состоянии окно, чтобы самопроизвольно открываться.

– Здравствуйте, – за открытым настежь окном обнаружилась чья-то вымазанная углем рожа. – До свидания.