При переселении всех разделили на единицы, каждой единице полагалось по индивидуальному хранилищу в 20 квадратов серых, обеззараженных, защищенных и предохранительных стен в длинных темно-серых корпусах. У каждого имелся свой вход в хранилище, чтобы никто ни с кем не пересекался и не контактировал. Эти корпуса тянулись длинными бесконечными вереницами длиннющих змей по чистому полю.

Все хранилища являли собой идентичный инженерный замысел со всем необходимым для начала новой охраняемой жизни. В каждом имелось: комната, маленькая кухня и ванная. Минимализм прослеживался во всем. Только то, что необходимо, а это для комнаты: кровать, шкаф, небольшой рабочий уголок со столом и монитором, прикроватный столик с лампой; для кухни: мини-холодильник, угловой гарнитур, совмещенный со столешницей-столом, на котором красовалась почти игрушечная микроволновка, один стул; для ванной: душевая кабина с навесной полкой, один крючок для полотенца и туалет. Казалось бы, нужно радоваться, что нас накрыл купол заботы, вовлеченности, сохранности. Построить такое в считанные дни, выделить для каждого свое хранилище, позаботиться об удобствах внутри. Я должна была почувствовать свою ценность, свою важность, нужность. Но, когда я вошла в новое жилище, только чувство безысходности накрыло меня с головой. Хранилище оказалось таким холодным, неуютным, безжизненным и одиноким, словно камера смертника в самой охраняемой тюрьме. Хотелось взять в ладони алой краски и каплями оросить эти пустые давящие стены, переставить в хаотичном порядке мебель, выкинуть все из ящиков на пол. Хранилище нуждалось в кусочке цвета, в частичке жизни, хотя бы в маленьком клочке прошлой реальности. Вот бы вытащить из кармана что-то цветное, живительное и пустить в эту пустыню безопасности. Но карманы оказались совершенно пусты.

Прошлась по хранилищу, пожала плечами, оглянулась. На белом прикроватной столике лежала небольшая «Инструкция» для использования Пространства. В принципе ничего нового, интернет у нас давно уже был. Но Пространство оказалось настолько масштабное, глобальное и безграничное, что изначально я просто терялась в нем, боялась его, старалась минимизировать наши контакты. Пространство– это была целая планета, новая дикая планета и новая нереальная жизнь.

К слову, при переселении никто не бунтовал, повсюду стояла гробовая стерильная тишина. Я и сама находилась в состоянии шока, прострации, нереальности всего происходящего.

Нас убедили, что это временно, только до поры, когда все беды мира пройдут над нами как какой-нибудь атлантический циклон. Но циклон не проходил, а все временное стало постоянным. Так бывает. Ко всему привыкаешь.

Прошлое же с каждым днем стирается из памяти. Остается то, что называется настоящим, а мысли все сильнее рвутся в будущее, покрывая песком и пылью то, что осталось позади.

Со временем мы все переселились в виртуальный мир. То, что мы не могли теперь осуществлять в реальности, мы делали в Пространстве. В нем мы учились, занимались делами, зарабатывали деньги и там же их тратили, общались, гуляли, лечились, искали. Все, все, все механизмы, которые раньше требовали нашего личного присутствия, теперь работали без нас, то есть без наличия нашей физической оболочки. Полностью и бесповоротно отпала нужда выходить на улицу, да и законы запрещали нам это. Все необходимые для жизни вещи, в том числе еда, медикаменты, одежда и прочее, и прочее привозили спецмашины, доставляя герметично упакованную коробку до самой двери. Оставалось открыть дверь, втащить коробку, и дело сделано. Поначалу это казалось чем-то совершенным, идеальным, о чем мы могли только мечтать. Нет больше необходимости толпиться в душном метро, толкаться в очередях, спешить на работу, ходить в банки и в магазины. Можно сидеть дома в спортивном костюме, попивая горячий шоколад, и при этом выполнять все необходимые функции. Разве это не удивительно? Больше не подхватишь заразу от кого-то, кто, заболев, не захотел оставаться дома, тебя не собьет машина и не испугает какой-нибудь хулиган. Ты в безопасности, ты будешь жить.

Но разве это жизнь? Разве в упрощении заключается счастье? Разве в бездействии заключается свобода?

Спустя какое-то время, навязчивая мысль все резче и резче врезалась в действительность. В действительность, которая уже не представлялась такой прекрасной. В действительность, которая покрывалась нарастающей плесенью дурного сна. Сна, из которого никак не проснуться, никак не вырваться.

Спустя всего-то пару месяцев после переселения, наступил первый критический период существования, когда мне не хотелось вдыхать освежитель воздуха «розы», а хотелось гулять по летнему парку, наклониться над клумбой, смотря на совершенные изгибы лепестков расцветающей розы и именно в этот момент ощутить ее аромат. Легкий, неуловимый, рассыпчатый и прозрачный. При этом будоражащий каждый рецептор обоняния.

Я не хочу гулять по виртуальному песку и смотреть на виртуальный океан. Я хочу ощущать горячий песок под ногами, хочу, чтобы он прилипал к ногам и забивался в карманы, когда я просто и свободно упаду в его объятия.

Мне хочется, чтобы мои волосы раздувал ветер, чтобы они лезли в глаза, и мне приходилось их заправлять за ухо. А сейчас я чувствую дуновение только воздухоочистительной системы, встроенной в потолок убежища.

Что с нами случилось? Когда чувство самосохранения и страха взяло правление в свои руки? Когда же мы разучились чувствовать, когда отказались от своих желаний?

− Блин, да хватит уже! Это становится невыносимым!

Надо заказать себе успокоительного. Воспоминания и чувства – это угроза. Теперь у нас такая жизнь. Все есть, и ничего при этом нет.

Мир иллюзий.

Раньше мне казалось, что сумасшедшие люди – это самые несчастные люди на земле, потому что их реальность не совпадает с общепризнанной. Сейчас мне кажется, что все совсем наоборот. Сейчас мы все сумасшедшие. У нас больше вообще нет реальности. А они продолжают жить в своей, созданной только ими. У них ее никто никогда не заберет, просто не смогут.

Часть 12.

1658 день с переселения в хранилища.

Прошла уже неделя после моей незаконной ночной вылазки. Я каждый день прокручиваю то, что случилось, вспоминаю мельчайшие детали, шлифую их в своем сознании. Эти мысли о свежем ночном воздухе все никак не покидают мой двор, они манят, очаровывают, завлекают меня, словно розовая соблазнительная сахарная вата на палочке в ярком мигающем парке аттракционов.

Панически-нервные атаки в эту неделю не стучались в закрытую дверь, но я знаю, они вернутся, обязательно вернутся, как возвращаются всегда. Я много раз пыталась отобрать у них ключи, поменять замок, но они всегда находят новые потайные двери и ломятся в них. И, в конце концов, я смирилась, сжилась с ними в этом двадцатиметровом убежище. Кроме того, обращаться к психологам и пить прописанные ими таблетки, совершенно бессмысленно. Пробовала, знаю. Мне вообще показалось, что это пустышки или какие-то снотворные, потому что эффект от них выражался в желании приложить свою голову к подушке и накрыться одеялом. Паника никуда не делась, она просто засыпала вместе со мной, но как только я просыпалась, она обнимала меня крепко-крепко, словно родную.

Встала, заварила паршивый кофе, умылась, посмотрела в зеркало. Я все еще жива, болезней не наблюдается. За мной никто не пришел. Я нарушила закон, но нет последствий. Может, стоит попробовать еще разок? Дурацкая, вероятно, мысль, но…

Как мне бороться, как жить, если даже стены, которые со мной 24 часа в сутки, все дни недели давят на меня все сильнее и сильнее? Пространство наскучило до одури, до тошноты, до рвотных позывов при одной мысли о нем. Но без него я никто, рак-отшельник, забившийся в свою раковину, когда вокруг океан возможностей.

Океан…

Какой он был прекрасный, могучий, вселенски – умопомрачительный!

Помню то лето в студенческие годы, когда нас, желающих студентов, готовых к приключениям и не боящихся трудностей, отправили по программе «Работай и учись» за Кордон. Мне досталось волшебное место с его золотыми пляжами, волнующим океаном, солнцем, не желающим заходить за горизонт, и природой, напоминающей райские сады.