Часть 4.

Четверг, 599 день с переселения в хранилища

Сегодня, наверное, пятница. Я точно не знаю. Когда ты живешь один и не выходишь на улицу уже 599 дней, то понемногу начинаешь сходить с ума. Небольшое сумасшествие началось у меня, кажется, месяца через три после переселения. Я стараюсь казаться трезво мыслящей, стабильной, развивающейся единицей, но это становится все сложнее. Одиночество и бессменные декорации убивают по микрограмму мой здравый смысл, словно он такая пузырчатая упаковочная бумага, а Одиночество просто берет и своими длинными костлявыми выбеленными пальцами лопает пузырек за пузырьком, успокаиваясь и наслаждаясь пустотой, появляющейся под пальцами.

…

Как-то раз в Пространстве на секретном порте, запрятанном где-то в укромном уголке какого-то забытого города, (хотя не верится мне в его секретность, если даже я его нашла), так вот я услышала, что все больше людей уходят в «лучший мир».

«Не могут прижиться в новой реальности», − говорил кто-то.

Интересное словосочетание, оценивающее жизнь человека. «Прижиться». Где или куда мы должны приживаться? Жили себе, жили, и вдруг на тебе и должны прижиться? Наверное, как растения, вырванные из родной земли и пересаженные в горшки. Просто должны прижиться!

Ладно, оставим эти сумасшедшие мысли, которые «прижились» в моей голове и все чаще всплывают на поверхность.

…

Прихожу на работу, разве что вход в виртуальный офис можно так назвать, в сравнении с приходом в офис, который был когда-то: с дорогой, то есть поездкой в метро, на автобусе или на машине по пробкам, и столкновение с уймой людей. Да, сейчас все стало намного проще. В определенное время я должна войти в порт, то есть одеть специальные наушники и очки, ввести свой номер и подключиться к Пространству. При входе в порт набираю название своей компании и № офиса, и меня переносит в виртуальный рабочий кабинет, где я встречаюсь со своими коллегами, выполняю ежедневные скучные задачи и занимаюсь всякой другой дребеденью. Моя работа сейчас заключается в том, что я каждый день формирую какие-то отчеты, отправляю их в другие офисы по всему Пространству, связываюсь с нашими клиентами и так далее, и тому подобное.

Работа есть у всех, поскольку после переселения был принят закон об обязательном распределение всех изолированных. Для этого каждый член нового общества прошел просто нереальное количество тестов, заполнил миллион бланков и всяких бюллетеней. У меня рука устала подписывать виртуальные заявления. Вся ситуация напоминала кадры черной комедии, и в голову приходила мысль, что, где-то в талмуде заявлений могло затеряться и спрятаться заявление, по которому и внутренние наши органы теперь уже не наши. «Смешная» была бы шутка-ситуация. Хотя может в этой шутке была только доля шутки. Хотя какая разница, куда денутся мои органы после смерти. Вот мне− нет разницы. Я не против, если они спасут чью-то жизнь, подарят кому-то безнадежному надежду. Интересное словосочетание.

Чем тут еще развлекаться то? Куда же делись те, кто не пожелал переселяться, или не захотел работать, я не знаю. Они просто были вычеркнуты из книги жизни нашего общества, стерты с лица земли. Может они выбрали свободу и теперь скитаются по диким лесам, а может погибли от угроз, которые нам так красочно описывали.

Ну так вот, про тестирования. В общем, результаты тестирования должны были показать наши способности, сильные и слабые стороны. По их итогу мне назначили это скучное место со скучной трясинной работой. Хотя есть ли сейчас веселая работа, когда мы все сидим по убежищам?

И вообще, зачем мы все этим занимаемся? Зачем работаем? Я понимаю тех, кто работает на Пространство, создает что-то, обеспечивает нашу жизнедеятельность, нашу безопасность. Ну а я? Я то зачем работаю?

Наверное, осталась привычка зарабатывать деньги и ходить на работу. От нее никуда не деться. Деньги, хотя и виртуальные, находятся в виртуальном банке. Но чтобы купить не виртуальные пока еще продукты, (которые доставляются к тебе домой по расписанию раз в неделю), необходимо их все-таки иметь.

Мне иногда кажется, что нам оставили право работать, только чтобы занять наши мысли и время. Что же нам делать бодрствующую часть суток, которую мы раньше тратили на семью, работу, дорогу и реальные развлечения? Думать? Бунтовать? Желать? Чувствовать? Сходить с ума? Нет, думать это плохо! Чувствовать нельзя! Желать вредно! А сходить с ума− так это вообще роскошь, и соответственно запрещено!

Нужно просто жить, существовать, заполнять пространство.

Я не спорю, жизнь − это прекрасная штука, и мы за нее так «боремся». Наверное, кто-то удовлетворен этой новой жизнью. Кому-то она пришлась по вкусу, кому-то, само собой, нет. Зато теперь мы можем в один миг оказаться на виртуальном пляже, посмотреть Эйфелеву башню, погулять по Риму. И все это, не выходя из дома.

Но разве это жизнь?

Кто перемещался по миру когда-то, путешествовал, бродил по вековым улочкам, кто был там «живым», тот, как и я, понимает, что все остальное – просто иллюзии жизни, затянувшийся сон!

Мои мысли в голове, мои обрывочные воспоминания намного сочнее того, что я видела, к примеру, в виртуальном Париже.

Реальный Париж когда-то в прошлом.

Битком забитый аэропорт, мы ждем наши чемоданы.

−Я надеюсь, это будет незабываемый отпуск! − говорю я с нетерпением, в предвкушении прекрасного счастливого времени с тобой.

−Конечно, мы ведь так «тщательно» всё распланировали, − с легкой ухмылкой подтруниваешь ты.

Да, план был гениален:

1)Утром – кофе и круассаны;

2) Днем – прогулка «куда глаза приведут». Ты смеялся и говорил, что если наши глаза наделены навигационной системой, то они должны привести нас к Эйфелевой башне, которая видна из нашего окна в маленьком семейном отеле. А если повезет, то и к Лувру, залы которого, даже при желании, не обойти за весь наш отпуск, и конечно к апогею всех моих романтических чувств книжного червя – к Собору Парижской Богоматери.

3) Вечером – ночной Париж, вино, французская кухня и опьяняющий секс на десерт.

Мы добрались до места только к вечеру, поскольку попали в самый час пик по дороге из аэропорта. Это была маленькая семейная гостиница на крохотной уютной улочке в самом сердце Парижа. Она ютилась между парижскими песочного цвета домами, словно втиснутая среди них сказочником, перенесшим ее сюда из своих произведений про миниатюрных волшебных существ. Даже лифт в ней, как мне показалось, создан исключительно для сказочных персонажей, поскольку мы вдвоем и наш чемодан не смогли в него поместиться. И почему то, он ехал только до 3 этажа, а гостиница, к сведению, была четырехэтажной. А наш романтический номер как раз находился на четвертом. До него после третьего этажа только по лестнице. Видимо это была тайная фантазия французского инженера, который представлял, как ты, уставший после перелета турист, с 15-ти килограммовым чемоданом взбираешься по красной ковровой дорожке в свою уютную мансарду парижской гостиницы. И мысленно проклинаешь все на свете: пробки, маленький лифт, Париж и того самого инженера. Хотя любые воспоминания всегда лучше беспамятства. Но мы не проклинали. Мы смеялись, рассыпаясь от радости по этим маленьким ступеням, покрытым красным ковром, прижимались друг к другу и взбирались на гору романтики.

−Хватит ворчать, − ты опять смеешься надо мной.

− Я не ворчу, я же не старая бабка, мне всего-то 20!

− Вот-вот, − отвечаешь ты с поразительной хулиганской улыбкой.

До сих пор не могу привыкнуть, когда ты так мне улыбаешься. Как будто смешинка попала тебе в уголок губ и потом отскочила блеском в серые глаза.

Это был наш Париж.

Круассаны и кофе по утрам. Никогда не ела ничего лучше и бесподобнее этого мягкого, бархатного воздушного, одурманивающего своим запахом, хлеба. Как только человек смог создать такое чудо, такое совершенство вкуса! Уму не постижимо.

Мы гуляли по длинным, постоянно куда-то убегающим, улочкам.