Мы вдыхали, мы дышали, мы жили.

Ты прижимал меня к себе, впивался в мои губы и любил меня бессмысленно, безнадежно-отчаянно и так безгранично.

На второй день после приезда мы просто обязаны были Ее увидеть. Она -символ Парижа, величественная, вдохновляющая, и, как говорили путеводители, самая фотографируемая достопримечательность города. Рассматривая картинки с Ее изображением, я думала о Ней как об отличной смотровой площадке, с которой можно полюбоваться городом свысока, ну и конечно, как о месте для поцелуев. Но когда оказалась рядом, у подножия, мое сердце забилось от восторга. Мы всего лишь крошки под Ее ногами, маленькие песчинки, разбросанные где-то внизу. Внутри бурлил ураган эмоций, хотелось дотронуться до Нее, прижаться к Ней, обхватить Ее всю и вобрать в себя. Во мне плескался детский или даже щенячий восторг. Улыбка, не сходившая с лица, расцветала все ярче и ярче при любовании Ею. Я запрокинула голову и пыталась окинуть Ее взглядом, ощутить Ее масштабы, Ее инженерное превосходство, понять Ее генетический код. Не знаю, какие ощущения Она вызывает в других, но я влюбилась в Нее с первого взгляда.

У каждой ноги Башни расположились кассы и толпы людей, мечтающих Ее покорить. Мы выбрали сторону, где, почему-то, было меньше всего народу. Ты не любил ждать, не любил попусту тратить время. Отстояв не самую большую очередь и оказавшись на пороге кассы, мы поняли, почему здесь было меньше людей. Эта касса продавала билеты на пешую прогулку до первого уровня символа Парижа. То есть остальные проедутся на лифтах по другим ногам, а мы выбрали лестницу или же она выбрала нас?

Я ни капельки не жалею об этом выборе, об этой случайной неслучайности, показавшей мне Её во всей красе, позволившей мне пропитаться Её духом и силой.

Прогулка по ступеням, возносящим тебя к небу, оказалась удивительной, необычной, пугающе-будоражащей и прекрасной одновременно. Шаг за шагом мы поднимались вверх по металлическим лестницам, поселившимся внутри Нее. Ни ветер, обдувающий меня со всех сторон и растрепавший волосы, ни бесконечное количество ступеней, вившихся вверх, ни высокие каблуки, мешающие и застревающие в металлических прорезях, не могли остановить тот поток любви, который я ощущала к этому творению человека. Я была в Ней, я гладила Ее, я любила Ее. Любила Ее и тебя, придерживающего меня за руку и улыбающегося моему детскому безумию. Мы поднялись на первый уровень, потом прокатились на лифте на второй, и отдались чувству свободы, чувству безграничности, чувству волшебства, всем чувствам, царившим там. Это было бьющееся сердце Парижа, и его биение отдавалось у нас в сердцах.

Со смотровой площадки открывался поистине сказочный вид на город, на его архитектуру и строение. Я увидела Париж как цельный организм со своими клетками, складывающимися в органы, своими сосудами, костями и мышцами. Он дышал, он жил, он функционировал. Мы стояли, обнявшись у самых перил, ты укрывал мое хрупкое тело от ветра, шептал какие-то слова на французском, а я любовалась городом, пытаясь запечатлеть каждую секунду, каждый момент этого дикого счастья, заполнившего меня до краев.

По вечерам мы гуляли по неровным мозаичным улицам, выложенным древними камнями, пили вино в маленьких уютных кафешках, пробовали колоритные закуски и обычные для парижан, но не совсем обычные для нас блюда.

Я с улыбкой вспоминаю «потрясающее» обслуживание в ресторанах и кафе этой столицы. Я, конечно, не спорю, в этом городе не нужно спешить, не нужно бежать и торопиться. Но томиться в ожидании одного хотя бы взгляда официанта по пятнадцать, а то и двадцать минут, казалось кощунством. Я психовала и ругалась, а ты только смеялся и повторял:

− Наслаждайся каждой минутой. Они бесценны. Просто любуйся мной.

Твой смех рассыпался вокруг меня яркими вспышками изумрудов. Он будоражил эмоции, он вдохновлял на свершения, он успокаивал ураганы и тушил пожары негодования. Я наслаждалась им, как женщины наслаждаются подаренным дорогущим блестящим колье, обрамляющим тонкую шею.

Я любовалась. Любовалась Парижем и тобой.

Часть 5.

847 день с переселения в хранилища

Сейчас мне так хочется сказать: «А помнишь?»

Но кому я это скажу? Мы теперь все одиночки. Все разделены по своим капсулкам, по своим сотам. Мы теперь − большой улей или муравейник, где у каждого своя миссия и свое предназначение. Когда в детстве мы смеялись и называли наш город муравейником, потому что все были заняты, бегали туда-сюда, копошились, тогда мы ничего не понимали. Сейчас мы действительно превратились в него.

У каждого теперь своя роль. Нас поделили на части, на отдельные части одного механизма. Семьи делили, детей и родителей делили, всех делили. Все дети теперь живут в детской зоне, где, как говорят, им всем обеспечен надлежащий уход и забота. А любовь, материнская и отцовская реальная любовь? Любовь брата? Любовь к сестре? А детская любовь, искрящаяся в маленьких глазах? Она никому уже не нужна? Куда она делась? Ее не закажешь на обед, не купишь в Пространстве, не отыщешь на полке или в книжке. Как ее почувствовать в нереальном мире?

Как там эти маленькие, еще не окрепшие создания живут без любви?

Но, как показывают все новостные ленты: «Дети счастливы, они развиваются, они окружены государственной заботой и присмотром». Родителям вроде даже позволено с ними встречаться и гулять в Пространстве.

Как заявляли они: «Все это на благо нас с Вами. Ваши дети теперь всегда под присмотром. С ними ничего не случится, они не попадут под машину, их не украдет какой-то сумасшедший, они не упадут с крыши какого-то гаража. Теперь Ваши дети наверняка станут взрослыми!»

Лозунг, бесспорно, ударный. Люди, которые это все придумывают, просто гении, отличные психологи. Знают, чем и как потушить возможные очаги пожаров. И послушав их, ты задумываешься: «А может так-то действительно лучше? Может они знают лучше меня, больше меня? Да и время такое опасное.» И сам приходишь к выводу: «Да, они правы».

И все, цель достигнута, мысли перевёрнуты верх дном и текут теперь в нужное направление безопасности каждого.

Только к сожалению не все мозги поддаются хлорированной промывке. Мои вот никак не очистятся от налета своемыслия и неуверенности в правильности происходящего. Меня все как-то тянет к свободе и к чувствам. Никогда не любила ничего совершенного. Хаос по мне так намного приятнее.

***

Мы с ним были хорошей парой, как бы сказали раньше.

− А помнишь, как мы познакомились? – как-то я спросила, засыпая у тебя на плече.

− Ты меня соблазнила, − нагло заявил ты.

− Нееет, − возмущенно завизжала я. − Я ничего такого не делала.

− Делала, − не унимался ты.

− И что же я сделала?

− Ты влюбила меня в себя. Твои голубые глаза манили меня, манили, и я сдался и потонул, – со звенящим смехом сказал мне ты тогда.

После этого твои руки властно прижали меня к себе, я чувствовала жар тысячи написанных романов у себя под кожей. Пламя зарождалось так быстро и с такой силой, что нам не хватало мужества его остановить.

А сейчас…

Больше нет пар и нет семей. Есть только совместимые составляющие.

«Семья- это не безопасно!» − говорили они, когда разделяли нас всех на единичные части. Сейчас мы просто цифры, такие вот статистические данные.

Мы с тобой оказались неподходящими друг другу частями. Это казалось смешным и нелепым, но мы в это поверили. Поверили, что все во благо. Теперь я даже не знаю где ты, помнишь ли меня, думаешь ли обо мне? Но я о тебе думаю, ничего не могу с собой поделать. Мысли о тебе для меня как запретная шоколадная конфета для диабетика- знаю, что нельзя, но всегда хочется. Просто при мысли о тебе всегда что-то лопается внутри, рассыпается на мелкие мелкие осколки. Ломается тот механизм, запущенный для моего сохранения. Правильно они говорили: «Чувства- это беда нашего времени. Мы должны думать о себе, каждая жизнь дорога. Каждый должен позаботиться о себе, и только так мы сможем выжить, так мы победим.»