И как пехота после артподготовки, в атаку пошёл, присев за стол, тесть.

– Анатолий, – начал он вкрадчиво, – надо что-то менять кардинально в твоей жизни. Живёшь ты каким-то мотыльком задумчивым. Так серьёзные люди не живут… Вот что я тебе скажу: бросай к хренам свою диссертацию и устраивайся ко мне на завод. Меня в прошлом месяце утвердили директором. Мне нужен на моём заводе главный энергетик…

– Я не могу энергетиком. Образование у меня не по тому профилю. Из пушки пострелять – это, пожалуйста.

– Военное образование – образование универсальное для нашей страны. В любой отрасли народного хозяйства пригодится.

Дальше тесть, отмахнувшись от попыток юмора со стороны зятя, представил следующую диспозицию. Его завод в системе министерства обороны и при успешных выполнениях заданий партии и правительства бюджет завода будет практически неисчерпаем. Свои люди нужны в новой команде – вот был главный намёк на карьеру зятя.

– Что мне нужно будет делать по той должности?

– Вот это уже вопрос делового плана. Командовать и не пить. Бывший директор сам не просыхал от пьянства и других за это дело особенно не третировал. Вот и распустил народ, – многозначительно объяснил тесть. – Это у тогдашнего директора со времён культа личности в привычку вошло. Тогда такое было мнение, что затаившийся враг пьяницей быть не может. Пьющий человек – он весь как на ладони, а истинный враг хитёр и коварен… Командовать народом сможешь? – твёрдо спросил тесть и носовым платком из карманы пижамы промокнул обширную лысину.

– Командовать… Этому учили. Это смогу, – соглашающе покивал головой Анатолий.

– И не пьянничать! – добавил также твёрдо тесть, заглядывая сбоку в глаза зятя.

– И это смогу. Если того требуют сложившиеся обстоятельства.

В первый рабочий день на заводе, осматривая подведомственное энергетическое хозяйство, вошёл в образ некого капитана судна, принимающего под свою командование эсминец с личным составом, набранным из штрафников. Взгляд – в прищур и редкие команды голосом с хрипотцой. При осмотре заводской энергоподстанции обнаружил фляжку в распределительном щите, на котором табличка с черепом на жёлтом фоне. Открыл, понюхал – спирт. И на бетонном полу каблуком молча расплющил ту фляжку.

Рабочий коллектив – то есть та штатская часть народа, которая не желает ходить строем, провозглашённая партией самой передовой частью мирового человечества, с трудом поддавалась командам. На командный голос не реагировала. Легче было управлять коллективом, чего-нибудь пообещав. Даже не обязательно исполняя обещанное. На каждый лишний шаг по своей обязанности народ требовал «закрыть отдельный наряд» на этот шаг. Народу хотелось чётко знать цель и смысл сверх нормативного энтузиазма.

8.

День за днём, и общий фон повседневности превратился в воронку, втягивающую в себя своё, личное. Про блажь сочинительства даже не вспоминалось. Чувствовал себя раскалённой в горне суеты железной заготовкой, положенной между молотом и наковальней, между начальством и подчинённым коллективом.

Но одним вечером, возвращаясь с работы под осенним нудным дождём, вздрогнул, задумавшись вдруг, и будто надавил на нерв воспалённого зуба. И зачем же опять в погоню за тем пресловутым адмиральским кортиком? Вцепляйся из всех сил в ступеньку карьерной лестницы – и этим живи, мечтая о ступеньке шагом повыше на следующий уровень.

Чувствовался в такой жизни привкус болотной стоячей воды, когда, уже погружаясь в глубину, сдавливает грудь и задыхаться начинаешь – и нужно судорожно выгребать наверх, к воздуху. Думал об этом за семейным ужином среди говорливой родни.

А следующим вечером завернул в магазин канцтоваров, купил объёмную общую тетрадь в клеёнчатой обложке черного цвета. «Кто не сможет глубоко нырнуть, тот не способен высоко взлететь» – вспомнилась одна восточная мудрость, и подумалось, что глаголы в этой фразе проставлены с большим значением.

Но а где найти тот закуток, где в одиночестве можно собрать в кучку свои мысли и сосредоточиться на первой строчке первой страницы в чёрной тетрадке.

В отделе кадров завода он попросился на полставки ночным сторожем, объяснив, что денег не хватает для семейных нужд. Оформили, выразив сочувствие директорскому зятю. Через две ночи на третью выходил на охрану давно не используемых въездных ворот, сидел в дощатом вагончике с чугунной печкой, заваривал чай с грузинских плантаций, раскрывал тетрадь и грыз кончик карандаша, подыскивая нужные слова для выражения реальности перемешанной с выдумкой.

Продолжать роман про революционного мичмана почему-то расхотелось: какой-то неживой получался тот мичман, слишком задорно-весёлый, розовощёкий, как с плаката «Пейте томатный сок!». Захотелось сделать сюжет, где главный герой как странствующий рыцарь. Но не в сторону подражания Сервантесу с его горемычным идальго – наоборот, победитель, насмешник, чуть-чуть лермонтовский Печорин, но не сибарит-бездельник, а человек активной позиции.

Фабула романа постепенно оформлялась: про службу рутинную, про мысли, впечатления, телодвижения молодого офицера на Балтийском флоте. Однако ж главная сюжетная идея – для чего всё это пишется, никак не просматривалась. « Потом проклюнется, по ходу писания. Главное, название хорошее придумалось – «Холостой выстрел».

Утром брился перед треугольном осколком зеркала, умывался тёплой водой из чайника, переодевался в чистое – и шёл командовать энергетическим хозяйством. Вспоминался тральщик, причаленный пожизненно к берегу Москва-реки. Свободная творчески тогда была житуха, самая что ни есть пригодная для писанины, без отвлечения на посторонние хлопоты-суету. Не ценил. А сейчас, как служебная собака, только и ждёшь опасливо команды: «Фу! Ко мне!»

Вместо патефона на тумбочке появилась модная радиола, но кружевная накидочка оставалась прежней. Жена, тёща с тестем никак не могли своим здравым смыслом уразуметь, зачем ещё и сторожем устраиваться. Бирюк чумной, ей-богу. Тесть за ужином как-то поинтересовался: «Тебя на твоей службе артиллерийской ни контузило, ни разу?» У самого себя к самому себе тоже иногда возникал критический вопрос: а не маньяк ли, в самом деле, не извращенец ли какой-нибудь в глубине души, не стыдящийся своего постыдно-позорного увлечения?

И поговорить, посоветоваться с кем-нибудь – но нет никого. Пусто вокруг.

9.

Ещё не закончилась чёрная тетрадь, как закончилась семейная жизнь.

Тесть прямо на работе вызвал к себе в директорский кабинет. Произносил запальчиво речь и было похоже, что основные тезисы речи обсуждались предварительно с женой и дочкой. По гладкой лысине тестя пробегали блики от двух люстр на потолке кабинета.

– Не мороси, Павел Петрович, по-нашенски, по-питерски говоря. Что мне тут объяснять… Видать, есть у меня такая дорога по судьбе – по ней и иду. Может быть, ошибаюсь сам в себе. Время покажет, и сам пожалею… Алименты на дочку выплачивать буду.

Месяц, пока оформлялось переустройство на новую работу, прожил в своём чуланчике у родителей. Тягостно было их непонимание и упрёк во взглядах. Устроился простым электромонтёром на фабрике «Свобода», там обещали общежитие.

В общежитие получил койку в трёхместной комнате. Соседи попались весёлые, компанейские, любящие выпить, покутить, попеть песни из кинофильмов под гитару. В такой обстановке не до писанины в тетрадке, конечно. Но, по удаче, на работе была выделена служебная кандейка, в которой можно было в рабочий день уединиться и несколько страниц заполнить текстом, который уже мысленно сочинился. Выходил из кандейки только по вызовам в цеха. И передвигался по цехам как лунатик, как с ведром, заполненным до краёв водой, боясь расплескать сложившиеся в голове словесные обороты сюжетных ходов.

В душевном плане такое положение вещей вполне устраивало: не надо было, как в бытность главным энергетиком, переживать мучительный процесс, будто у оборотней в сказках, мигом менять своё обличье, притворяясь строгим начальником. Образовалась какая-то замкнутая сфера, общение лишь со своими мыслями, предназначенными для тетрадки. С одной стороны, да – устраивало такое, но с другой стороны – жгуче-остро хотелось знать мнение понимающего человека, о том, что там, в тетрадке… может быть, бред сивой кобылы и чушь несусветная. Ведь, по совести рассуждая, никто, кроме мальчишек на угольном ящике, положительных отзывов о его сочинениях не выражал.